Перестройка как преступление

Позднее, проехав по многим городам и местечкам Галиции, я понял, насколько прав был отец Андрей. Подпольное униатство со всей его двуличностью, подлостью проявлялось всюду. Причем виноват в этой подлости был не западнорусский простой народ, а именно эта «прожидовленная интеллигенция», потомки еврейских и польских лакеев, приобретшие некоторый внешний лоск, но внутренне оставшиеся невежественными и малокультурными. Враждебные нотки я улавливал в беседах с некоторыми музейными работниками, школьниками, учителями, врачами. Безусловно, это была только небольшая часть западнорусской интеллигенции, но удивительно активная, антирусски настроенная. У нее была своя идеология — дух еврейских полукровок, взращенных на талмудическом мировоззрении. Помню встречу с сотрудником отдела культуры одного из райисполкомов Львовской области... Я зашел к нему обратить внимание на акт вандализма против русской деревянной церкви XVII века в местечке Станиславец. Церковь располагалась рядом с автобазой. Райисполком дал разрешение использовать территорию церкви для расширения автобазы. Когда мы приехали, храм стоял с сорванными дверями и окнами. Внутри сохранились часть резного иконостаса XVII века и отдельные иконы. Церковь до этого служила, и к Московской патриархии ее приход относил себя не формально, а реально, поэтому храм и обрекли на разрушение. Как мне сказали, в ближайшие дни предполагается вырыть бульдозером яму, сбросить туда церковь и похоронить. В ответ на мое обращение с просьбой остановить акт вандализма сотрудник отдела культуры райисполкома, бывший учитель, похожий на представителя «избранного народа», спокойно мне заявил, что я вмешиваюсь не в свое дело, поезжайте-де в Москву и там распоряжайтесь. На что я ему сказал, что в данном случае я выступаю не как москвич, а как ходатай от имени прихожан этого храма. «Мы сами с ними разберемся», — был ответ. Как я впоследствии узнал, церковь так и похоронили.

«Во время войны “самостийники” активно сотрудничали с немцами, — рассказывал мне старик-русин, живший во Львове, но не принявший присвоенную ему советской властью национальность «украинец», — это были просто звери. Самым главным из них считался Бандера. Они убивали русских (особенно православных священников), поляков и евреев. Последних они уничтожали в угоду немцам, чтобы те не считали их поджидовленными. Совершив убийство, они обычно грабили дома и квартиры своих жертв. Иногда часть награбленного приносили в свои униатские церкви, подвалы которых в конце войны превратились в склады краденых вещей. Бандеровцы нередко убивали и грабили русинов, отказавшихся принимать выдуманную национальность “украинец”9. Пользуясь безнаказанностью, бандеровцы вели себя разнузданно, напившись, гонялись за женщинами. У моего брата пятеро бандеровцев изнасиловали малолетнюю дочь. После прихода красной армии многие бандеровцы ушли с немцами, но некоторые остались, собирались в банды, из их числа возникла даже секта “покутников”».

Огромную радость доставило нам посещение Почаевской Успенской лавры, основанной в 1240 году иноками, бежавшими из Киева от Батыя. В Лавре хранится одна из великих православных святынь — чудотворная икона Божьей матери Почаевской, а также Стопа, или отпечаток на плотном известковом туфе ноги Богоматери, явившейся на Почаевской горе. На том месте, где стояла Богородица, остался след Ее Стопы, наполненный чистой и целебной водой. С 1720-х годов Лавра была захвачена униатами, но в 1831 году возвращена православным. При еврейских большевиках Лавру хотели закрыть, однако поднялась такая волна протестов, что Хрущев, инициатор этой затеи, не решился на такой шаг. Никита приказал в 1959 году создать на территории Лавры музей научного атеизма, а в примыкающем к монастырю четырехэтажном здании устроить психиатрическую больницу. Однако это не остановило огромного потока паломников, прибывающих сюда со всех концов России. Многие из них жили и молились под открытым небом.

Приложившись ко всем святыням Лавры, останавливаемся на ночлег в ее окрестностях, возле хутора Бобринец. До 1917 эти места были окраиной Волынской губернии, в 7 верстах отсюда кончалась Российская империя и начиналась Галиция, входившая тогда в состав Австро-Венгрии... Выбрав поляночку, закрытую от ветра деревьями, раскладываем консервы, кипятим чай. Через 15 минут из хутора «делегация»: «кто такие, откуда?» — «Из Москвы, паломники». Удивленно хлопают глазами и уходят. Еще через 15 минут новая «делегация»: «Что вы не как люди, на воздухе ночевать собираетесь, пойдемте к нам в дом». Отвечаем: «Спасибо большое, но мы уже привыкли так, а завтра утром ждите в гости». Снова уходят, но быстро возвращаются с ведром яблок, банкой парного молока, в бумагу завернуты крупный шмат самодельного сливочного масла и несколько огурцов. От денег за продукты отказались категорически.

Утром приходим к ним, пьем чай с вареньем, беседуем о довоенной жизни. Крестьянки-старушки вспоминают Первую мировую войну, как через эти места проходили солдаты и повесили недалеко от хутора двух немецких шпионов — «жидов из местных». Все окрестные крестьяне гордятся тем, что приходится жить рядом с Почаевской лаврой, и всегда охотно предлагают остаться еще на несколько дней. В субботу у них будут играть свадьбу. Соберется человек 300, гостям из Москвы будет отведено почетное место. Для того чтобы разместить столько гостей, разбили навес-шалаш, а под ним ставят сколоченные из досок столы и скамьи. Свадьба, рассказывали они, гуляет две недели. С сожалением отказываемся от такой перспективы и решаем ехать дальше. На прощание нам в машину приносят несколько банок варенья, которое мы имели неосторожность похвалить. Таких теплых встреч и приглашений в гости было на нашем пути по западнорусским землям немало10. С простыми людьми мы легче находили общий язык, чем с «украинскими интеллигентами». С крестьянами нас роднили Православие и общие корни в Древней Руси, с «интеллигенцией» разводило их низкопоклонство перед Западом, похожее на холуйство.

Эти же мысли нам приходили в голову во время путешествия по землям русин (во множественном числе они назвали себя русскими). Русины живут по обеим сторонам Карпат преимущественно к востоку от реки Сан в Галиции и в Буковине. Вторая половина XIX — начало ХХ в. для русин время трагическое, связанное с варварскими репрессиями со стороны австрийских властей. Русины считали себя русскими и не желали принимать опереточное название «украинцы». В 1904 году австрийские власти приказывают во всех официальных документах писать в графе «национальность» вместо «русин» — «украинец». «Цивилизованные» германцы, чтобы заставить русин отказаться от своей национальности, использовали против них самые чудовищные методы воздействия. Во время своих путешествий я встречал стариков, которые помнили зверства, чинимые германцами во время Первой мировой войны. Они убивали православных священников, возле церквей вешали русских детей и женщин. Пособниками этих зверств были местные иудеи, доносившие австриякам о тех, кто сочувствует русским и ждет их как освободителей. Германцы запрещали русинам иметь русские книги, сжигали сочинения Пушкина, Лермонтова, Толстого и Достоевского. Преступлением считалось паломничество русин в Почаевскую лавру. Встречавшиеся мне старики-русины высказывали свое недоумение тем фактом, что, когда Красная армия освободила их земли, новая власть заставила русин принимать паспорта, в которых вместо национальности «русский» писалась придуманная еще германцами национальность «украинец». Ночуя с пастухам, и возле горных озер в Карпатах, мы допоздна разговаривали о судьбах этого замечательного русского края, ставшего разменной монетой в амбициозных планах выкормленных западными разведками «украинских демократов». «Нашими землями, — рассказывали старики, — последнее столетие командовали совершенно чуждые русинам германские и католические пособники, полуляхи, полужиды. Они драли с народа три шкуры. Во время Второй мировой войны они служили немцам. По их указке были расстреляны тысячи русин, отказывавшихся признать себя “украинцами”».