Страница 3 из 5
Наслушавшись о себе всякого, я всю вторую половину дня просидел тихо и старательно работал. Впрочем, я мог этого и не делать: вернувшись с собрания, начальник почти сразу убежал домой, и я остался один. Но, видимо, сказалось чувство вины, которое неизменно возникало во мне после каждой взбучки от руководства.
Радовало только одно: к вечеру потеплело, ветер разогнал облака, и на улице было свежо, но эта свежесть приятно бодрила после тяжёлого дня. Беспокоила только дыра в башмаке, но этот маленький дискомфорт можно было стерпеть, если аккуратно и вовремя обходить лужи, тут и там сверкавшие на солнце. Решив немного отдалить момент возвращения в пустую квартиру, я пошёл прогуляться по парку. Умытая утренним дождём молодая листва беззаботно сверкала, по лавочкам сидели парочки, в основном - наши студенты, а между стоящими тут и там взрослыми, ведущими неторопливые беседы, носились взад и вперёд шумные дети. Поддавшись всеобщему весеннему благолепию, я купил себе мороженое в ближайшей палатке и, с трудом отыскав свободную лавку, уселся, глядя на пруд.
Крики детворы отчего-то пробудили во мне ностальгическую тоску, и я принялся вспоминать своё собственное детство. Должно быть, возраст давал о себе знать, потому что вспомнить ни одной цельной картины у меня не получалось. Так, какие-то размытые образы: усатое лицо и сильные руки отца, мягкие поглаживания по голове и поцелуи, которыми меня щедро награждала мать... Всё это было довольно мило, но как-то обобщённо, словно выписка из какой-то справки. "Мать была доброй и нежной, любила тебя и баловала. Отец относился со строгостью, но в глубине души всё равно очень любил. Лишних денег в семье никогда не водилось, но и бедствовать не приходилось." Примерно в таком ключе. О бабушках, дедушках и всех прочих родственниках я не смог вспомнить вообще ничего.
Я тяжело вздохнул. Подумать только. Мне всего лишь тридцать с небольшим лет - а уже совершенно не могу вспомнить своего детства. Неужели так быстро проходит моя жизнь? Отчего-то стало пронзительно грустно и навалилось чувство полной неправильности происходящего. Чем я вообще занимаюсь? Просиживаю место в заштатном учебном заведении, терплю ежедневные нападки начальства. Я что, именно об это мечтал в детстве?
Я изо всех сил напряг память, пытаясь понять, кем я вообще хотел стать, когда был маленьким. Не вспомнилось ничего конкретного, кроме каких-то бессвязных деталей: шлемы, комбинезоны, раскалённый асфальт под палящим солнцем. Во все стороны степь, насколько хватает взгляда, а в центре всего этого - хищный контур огромной белой стеллы... Наверное, я мечтал стать космонавтом. Мог ли я в детстве видеть по телевизору запуск какой-нибудь ракеты? Мог, конечно. Выходит, запали образы в душу. А в какой момент всё пошло наперекосяк?
Я наклонился вперёд, уперев локти в колени. У меня возникло чувство того, что я вот-вот вспомню что-то очень важное, что объяснит мне все неудачи моей жизни. Что-то такое, что придаст всему миру вокруг меня некую упорядоченность, разложит всё по полочкам и поможет осознать, наконец, по какой причине я...
Внезапный детский крик прервал мои размышления. Чувство того, что я стою на пороге какого-то важного открытия, улетучилось. Я снова стал жалким бесперспективным клерком, работающим на дурацкой работе и неспособным поставить на место зарвавшегося сатрапа-начальника. Словом, я вновь стал самим собой. Горизонты, которые начали было открываться передо мной, снова схлопнулись.
Я инстинктивно повернулся в сторону источника шума. Так и есть: малыш лет пяти споткнулся посреди грязных прошлогодних листьев, валяющихся на краю тротуара чёрной кучей, и теперь сидит, с воем держась за коленку. Оглядевшись, я с удивлением понял, что никто из взрослых не спешит ему на помощь, на ходу извлекая из карманов и сумок пластырь и зелёнку. Его вообще словно никто не видел, кроме меня. Первым моим порывом было встать и быстро уйти, оставив малыша самостоятельно разбираться со своими проблемами. В конце концов, какое мне дело до чужих детей? Я даже привстал и начал поворачиваться к выходу из парка, когда меня настигло чувство вины и сострадания.
Ну в самом деле, что я за человек такой? Насколько же надо быть жалким и запуганным, чтобы убегать от детского плача?
Вздохнув, я резко сменил направление движения и, стараясь придать походке взрослой уверенности, которую так и не приобрёл с годами, подошёл к мальчику.
- Что случилось, малыш? - задал я вопрос, изо всех сил стараясь искренне улыбнуться.
Мальчик поднял на меня заплаканное лицо. Самый обычный маленький озорник, так мне, по крайней мере, тогда показалось. Ребёнок смотрел прямо на меня, и мне на мгновение сделалось жутко: слёзы градом катились по абсолютно спокойному лицу. Не было ни искривившихся в гримасе обиды губ, ни наморщенного лба, ни бровей домиком. Я замедлил шаги, настороженно глядя мальчику в глаза.
- Малыш? - спросил я неуверенно, почти останавливаясь.
Ребёнок прекратил плакать. Не так, как обычно это делают дети: рыдания переходят во всхлипывания, всхлипывания - в тоненькое пищание, которое вскоре затихает. Он престал рыдать резко, словно кто-то переключил тумблер. Затем отнял ладошки от коленки, и я увидел, что ткань его штанов абсолютно цела, и на ней нет ни следа падения. Даже грязь и перегнившая листва, размытая дождём, не пристали к ярко-зелёному материалу его брючек. Поднявшись, как ни в чём ни бывало, мальчик развернулся и пошёл в сторону стайки детей, болтающих о чём-то неподалёку. Словно это не он только что заходился безумным плачем, скорчившись на тротуаре.
Я ещё раз огляделся по сторонам. Никто по-прежнему не смотрел в мою сторону, кроме какого-то мужика в отдалении. Он даже замедлил шаги, чтобы получше разглядеть разворачивающуюся у пруда сцену. Я натянуто улыбнулся, разведя руки в стороны. Мужик нахмурился. Наверное, принял меня за педофила или что-то вроде того.
Торопливо повернувшись, я на негнущихся ногах направился к выходу, со страхом ожидая окрика в спину. Не стоило мне заходить в этот парк. Давно пора уяснить, что моя судьба - это утренняя и вечерняя толчея в метро и прозябание перед монитором с бесчисленными графиками занятий. Не для меня все эти прогулки по парку и воспоминания о детстве. Не для меня.
Заснуть у меня не получалось очень долго. Я ворочался в кровати, несколько раз даже хватался за мобильный телефон - позвонить хоть кому-нибудь, поделиться переживаниями, но всякий раз вспоминал, что звонить некому. Нет у меня таких знакомых, которые могли бы выслушать подобный бред. Родители погибли много лет назад, других родственников не осталось. Одиночество душило меня, как никогда раньше.
Сначала происшествие в кофейне, потом мальчик этот, который начал рыдать, ударившись и перепачкав одежду, а потом вдруг оказавшийся чистым и спокойным. Объективная реальность расползалась по швам буквально у меня на глазах. А может быть, это вовсе и не она? Не объективная реальность? Может быть, я сплю? В задумчивости я с силой ущипнул себя за руку, как в дешёвых американских фильмах. Ничего не произошло, только стало больно.
А что должно было произойти? Что вообще за глупое клише? Я попытался вспомнить, в каких именно фильмах видел этот приём, но не смог вспомнить ни одного названия. Словно клише было - а фильмов, из которых я мог бы его почерпнуть - нет. Стало ещё более неуютно. Неужели я теряю память?
Да ещё сосед сверху, как назло, именно эту ночь выбрал для того, чтобы сделать перестановку в своей квартире. Шкафы, скрипя, перемещались над моей головой взад и вперёд, и весь этот процесс сопровождался кряхтением и глухими матюками. И чего не спится человеку? У него-то всё с головой в порядке. Наверное.
Не выдержав напряжения, я сварил себе кофе и сел за домашний компьютер. Несколько часов я провёл, пытаясь понять, что же со мной происходит. По всему выходило, что я сошёл с ума, но признаваться в этом даже себе самому было удивительно страшно. Почти так же страшно, как вспоминать о полном спокойствии на лице плачущего навзрыд мальчика. А сколько я ещё выдержу, прежде чем свихнусь окончательно? День? Два? Неделю? А потом что - пускать слюни, разглядывая фантастические картины на грязном потолке больничной палаты? Как там поют наши студенты с психфака? "Если видишь чудеса, если слышишь голоса, то поймут тебя всегда в психушке!" Юмористы, тоже мне...