Горбовский

– Мариночка, что с тобой?..

– Лев, иди сюда. Иди сюда, Лев, скорее, – заикаясь, произнесла она.

Горбовский отложил все в сторону и быстро подошел к ней. Они вышли за дверь.

– Что произошло? – он все еще выглядел угрюмо, но уже и обеспокоенно.

– Гаев. Там… Гаев… Он… Он… Гаев… – повторяла она, не в силах сформулировать свою мысль, и закрыла лицо руками, сама не веря в то, что узнала.

– Что со Славой?! Что – Гаев? – перепугался Лев, заподозрив, что товарищ мог каким-то образом заразиться.

Марина заплакала, отрицательно качая головой. Лицо ее до неузнаваемости исказилось. Ей было очень больно говорить то, что нужно было сказать.

– Крот.

Глава 26. Разоблачение

Лев молча смотрел, как Марина пытается справиться с эмоциями. Он видел, как нелегко ей это давалось. Он также знал, что Марина редко когда теряет самообладание. До конца не понимая происходящего, Лев понял, что дело тут серьезное.

– Что? – переспросил Горбовский, понимая, как глупо он выглядит. Это было самым ненужным из всего, что можно было спросить.

– Лев, я слышала! Я только что всё слышала… Ты понимаешь меня? – Спицына схватила его за плечи и потрясла. – Это Гаев. Тот человек, который все это время сливал информацию Москве. Это Гаев. Я слышала, слышала! Я узнала его голос! – она говорила быстро и сбивчиво, и до Льва всё никак не мог дойти смысл услышанного. Как будто набор звуков, не имеющий смысловой нагрузки.

– Не понимаю, – признался он, хотя постепенно начинал понимать. Но он хотел, чтобы Марина помогла ему в этом, дав больше информации.

– Ох, Лев… – всхлипнула девушка. – Я сама не верю в это… послушай. Мы поругались, так? Я хотела уйти в Пятую Лабораторию, побыть с Егором и немного остыть. Но по пути я услышала голос и остановилась. Я прислушалась. Кто-то говорил по телефону. Я не видела, кто там. Этот человек подробно рассказывал кому-то всё, что мы знаем и предполагаем о вирусе. И о зараженных тоже. Он сливал всю возможную информацию о делах в НИИ, до последней капли. Узнав голос, я не выдержала и пулей помчалась сюда.

– Кто это был? – спросил Горбовский, уже зная ответ.

Лицо у Марины задрожало, еще чуть-чуть, и девушка заплачет. Беспомощным взглядом она смотрела на Льва, сжав губы. Этот взгляд умолял избавить ее от необходимости произносить имя предателя.

– Это был… Слава?.. – отрешенным голосом спросил Лев Семенович, и Спицына быстро кивнула несколько раз.

Наконец, до него дошел весь смысл происходящего. Но реальность на миг потеряла свою правдоподобность, ее границы смылись, и Лев попытался в последний раз ухватиться за них, вернуть все в прежнее положение.

– Ты абсолютно уверена, что не ошиблась?

– Абсолютно, Лев. Я готова дать руку на отсечение. Это был голос ГАЕВА. И именно он отсутствовал в лаборатории уже некоторое время.

– Марина, но этого не может быть, – прозвучала заученная фраза.

– Лев, я… Ты не веришь мне? – обвиняюще спросила Спицына. – Ты должен мне верить, Лев!

Но две противоречащие реальности не могли сразу уместиться в сознании Льва. Нет-нет, здесь есть место только для одной. И нужно было сделать тяжелый выбор.

– Я тебе верю, – сказал он. – Но пойми меня. Мне трудно поверить в то, что ты говоришь. Знаю, что сказал противоречивую вещь. Но пойми меня.

– Лев, мне тоже трудно, неужели ты не видишь? – в слезах спросила Марина. – Но это правда.

– Ладно. Сейчас возьми себя в руки. Идем внутрь. Пока он не вернулся, поговорим с нашими.

– Дай мне минуту, – попросила девушка, растирая слезы под глазами.

В этот миг Лев подумал, что в последнее время она ведет себя излишне эмоционально. Да, женщинам это свойственно. Да, сейчас сложный период, и сильный стресс мог повлиять на ее психическое состояние. Но ведь Марина не из таких девушек. Спицына – кремень, как и он сам. В свое время Льва поразила ее поистине мужская стойкость. А теперь она вела себя странно. Сколько раз за сегодняшний день он видел ее слезы? Здесь что-то не так. Что-то, чего они еще не знают, ускользает от них обоих на фоне всего происходящего.

Однако не прошло и минуты, как девушка взяла себя в руки. Горбовский отправил Логовенко в бункер со «срочным» поручением. Они остались вчетвером – вирусологи. Марина и Лев внешне были спокойны, и никто не заподозрил, что сейчас прозвучат не самые приятные новости.

– Я хочу, чтобы все вы собрались здесь, – произнес Лев, усаживаясь за журнальный столик на диванчик в комнате отдыха. Он старался, чтобы голос не выдал его.

– Что-то случилось, Лев Семенович? – с намеком на беспокойство спросил Пшежень, уловивший в голосе Льва такие знакомые нотки. Они появлялись каждый раз, когда что-то шло не так.

Лев ответил не прежде, чем все расселись вокруг него.

– Случилось.

Напару с Мариной они обстоятельно и без лишних эмоций рассказали всё Гордееву и Юрку Андреевичу. Случилось то, чего они и ожидали.

– Если это только не дурной розыгрыш, то вы наверняка ошибаетесь, – уверенно заявил Гордеев. Никто и не ожидал, что он поверит, ведь Гаев был ему словно брат-близнец.

– Лёва, это действительно так? – ошеломленно спросил Юрек Андреевич.

– Да.

– Но этого не может быть, надеюсь, вы понимаете?

– Нет, Юрек Андреевич, уважаемый, это может быть и это так и есть. Пора отбросить привязанность и взглянуть фактам в глаза.

– Каким фактам, Лев?! – встрял Гордеев, и Марина укоризненно глянула на него. – Мариночка, наверняка ты ошиблась, я уверен в этом. Ведь ты его не видела, а только слышала. Это же так просто – ослышаться. Кто-то мог специально говорить его голосом… чтобы подставить его… ты уверена, что это была не запись голоса, а вживую звучащий голос? Я не понимаю, почему вы в это так быстро поверили? Это же Гаев, наш Гаев, вирусолог из нашей команды! Свой человек! Да я скорее поверю, что Земля плоская, чем в то, что это был действительно он!

– Мне не верится, – признался Пшежень.

– Юрек Андреевич, мы же с Вами еще давно это обсуждали и выяснили, что крот есть в нашем тесном коллективе. Это во-первых. Во-вторых, вспомните, сколько раз Слава задерживался в лаборатории либо уходил куда-то, и мы не знали, где он. Где он бывал, и по работе ли он задерживался? Сейчас, анализируя его поведение в прошлом, его молчаливость, хладнокровность, я уже ни в чем не уверен. Саша, мне тоже было крайне трудно принять эту информацию на веру. Но пораскинь мозгами: где он сейчас? Почему не в лаборатории, с коллегами? Как давно он ушел и куда? Кто-нибудь из вас это знает? – Лев спрашивал коллег, а они, ошарашенные, молчали. – И неужели действительно так просто совпало, что его не было здесь, а Марина услышала его голос там, где крайне редко ходят люди? Да и как можно перепутать его голос с чьим-то другим? Неужели она лишь вчера родилась на свет, что, слушая его в течение минуты, может и больше, не поняла, кто говорит?

Вирусологи, казалось, были наповал сражены аргументами Горбовского. Он, как всегда, был убедителен. И даже слишком. Неосознанно Пшежень и Гордеев начали вспоминать все странности, которые они замечали за Гаевым, но списывали на его характер, настроение и многое прочее. А сейчас все эти детали, все эти мелкие песчинки сложились в одну пустыню. Вот только никто из них не был готов пройти по ней. Слишком привязаны они были к Гаеву, чтобы, даже имея на руках все доказательства, сомневаться в его благочестии.

Гордеев интенсивно замахал головой, словно желая стряхнуть с себя весь этот странный и страшный разговор. Для него, да и для всех остальных, это было похоже на то, когда в благополучной семье вдруг случается страшное горе. Он не желал принимать что-либо.

– Я не верю, извините, – сказал он. – Я люблю вас и доверяю вам, вы моя вторая семья, но я не могу поверить.

Сохранять трезвость ума в такой ситуации было выше его сил, и Гордеев вцепился себе в волосы, устремив шальной взгляд куда-то далеко отсюда. Что еще он мог сделать? Он не мог поверить товарищам, но не мог и НЕ поверить им. Что самое ужасное – он даже не мог сделать выбор, кому верить, а кому нет. Это было невозможно.