Горбовский

Столь высокопарными рассуждениями было насквозь пропитано все мировоззрение Спицыной, но ничего из этого она бы никогда не произнесла вслух. И именно благодаря своему бесстрашию перед нависшей угрозой, благодаря своей жертвенности девушка ощущала как никогда сильное единение с людьми, которые ее окружали. Она была одной из них, на одном уровне с теми, кого можно было бы назвать супергероями, если бы их дело не казалось внешне столь рутинным и скучным. Да, теперь Марина была по-честному, безо всяких оговорок наравне с профессиональными учеными, на которых внезапно обрушилась огромная ответственность, несоизмеримая ни с чем более, ведь ценнее жизни во всем мире нет ничего. И никто из них не смел пожаловаться, что груз, взваленный на их плечи без предупреждения, слишком тяжел. Каждый имел достаточно силы духа, чтобы его удержать. Спицына восхищалась этим и изо всех сил старалась соответствовать коллегам, не дать слабину.

Многим людям счастье способны подарить деньги, еда, одежда, успех, слава, известность, унижение других людей… Но ученым, с которыми Марине выпало стоять плечом к плечу в этот тяжелый период, все это было чуждо. И Спицына полностью разделяла их убеждения. Самое великое счастье в жизни – любовь к своей профессии, готовность помогать людям в ущерб себе и проститься с жизнью, если это поможет общему делу. И Марина ощущала себя поистине счастливой.

Кислотно-зеленый цвет «КСБЗ-7», как ни странно, не резал глаза, наоборот, был приятен, хоть и слишком ярок. В операции участвовали все вирусологи (кроме Юрка Андреевича), Крамарь, Логовенко и один вооруженный военный. В общей сложности НИИ покинуло семеро человек, остальные продолжили находиться в здании, поддерживая с членами операции постоянную связь. От парадного команда ученых, следуя за Горбовским, двинулась в обход НИИ, к тыльной стороне, где находились необходимые шлюзы, уходящие глубоко под землю в Пятую Лабораторию.

Окончательно успокоившись, Спицына обратила особое внимание на погоду. Устройство шлема обеспечивало почти круговой обзор, непрозрачным был лишь участок затылка и темени, остальное занимала сферическая выпуклая поверхность из материала, чем-то напоминающего стекло, однако более гибкого и прочного. Во время инструктажа Гордеев упоминал его название, но девушка не запомнила. Марина смотрела на мир через специальный прозрачный материал герметичных шлемов, и мир казался ей необычным и странным.

Солнце давно взошло, кое-где на ослепительно-синем небе были небрежно разбросаны рваные кусочки полупрозрачных облачков, настолько тонких, что они меняли форму и рассеивались за несколько минут. Даже сквозь силикетовую ткань костюма Марина ощущала, что на улице дует достаточно сильный, порывистый ветер. Об этом же говорили и кроны деревьев, шелестящие россыпью темно-изумрудной листвы. Ветви тополей покачивались. Все было таким будничным и обыкновенным, что именно этот факт и поражал больше всего. Что-то было не так. И очень скорое Марина поняла, что именно.

Люди. А точнее, их полное отсутствие. Ежедневный гомон и шум человеческой толпы, спешащей по своим делам, столь приевшийся уху, столь привычный – вместо него была странная тишина. Не было слышно и звуков автомобильного движения. Дороги и улицы пустовали. Осознание того, что эвакуация ближайших районов, по всей видимости, окончена, заставило Марину сжаться. Ощущения были крайне необычными. Ассоциативная память услужливо подгоняла яркие образы пустынных постапокалиптических городов, о которых Спицына когда-либо читала или смотрела фильмы.

Слышимость в костюме была отличная. Марина различала даже далекое пение птиц, шелест листвы, мерный звук шагов своих коллег, шелест силикетовой ткани. Звуки, проникающие снаружи, не искажались, в отличие от звуков дыхания и голоса, поступавших во внешнюю среду через устройство в гермошлеме.

– Денек сегодня будет солнечный, – произнес кто-то поблизости.

Голос был сиплым и напоминал механический, но в нем слышались знакомые интонации, с которыми всегда говорит Гордеев. Никто ему не ответил. Марина перестала осматривать верхушки деревьев и переключила внимание на людей. Горбовский шел впереди, а она сама – в середине отряда. Девушке стало интересно, как звучит ее собственный голос, преобразованный устройством передачи гермошлема.

– Откуда они узнают, куда именно подвезти боксы? – спросила она и удивилась звучанию своих слов.

Ей показалось, что собственный голос, помимо механических изменений, сопровождается странным потрескиванием. Спицына знала, что примерно так же потрескивает дозиметр, но здесь его быть не могло. К тому же звук раздавался только в момент говорения и был едва уловим.

– Анатолий Петрович об этом позаботится, – коротко ответил один из военных.

– Все слышат потрескивание во время речи? – неожиданно спросил Гаев.

– Да. Все в норме, – заверил Горбовский, и Марина успокоилась. Сама бы она постеснялась о таком спросить, опасаясь, что ее сочтут глупой.

Отряд достиг пункта назначения и остановился. Один из военных на всякий случай сверился с отметкой на мини-карте наладонного компьютера.

– Груз в десяти минутах, – доложил он, зажав маленькую кнопку на шее – таким образом можно было установить одновременную связь и с Кравецом в НИИ.

– Отлично. Действуйте, – сухо отозвался голос в шлемофонах каждого из присутствующих. Кравец отвечал одновременно всем.

Горбовский отдал приказ подготовить шлюз к приему. Как поняла Спицына, сразу за воротами шлюза располагался большой грузовой лифт, на котором в давние советские времена в бункер опускали необходимое оборудование, которое в те годы было гораздо более громоздким, чем сейчас. Марина наблюдала в стороне, подавляя в себе сильное желание хоть чем-то помочь. Она знала: ее помощь в операции не понадобится. Транспортировка груза – исключительно мужская работа, и никто не позволит ей принять в этом непосредственное участие. В команду ее включили только затем, чтобы облачить в костюм и тем самым обеспечить биологическую безопасность.

– Шлюз готов к приему, – через время сообщил Горбовский, зажимая на шее кнопку связи с НИИ. В этом месте поверхность «КСБЗ-7» была гофрирована, но крошечная выпуклая кнопка находилась на специальном гладком клапане, для удобства.

– Машины в двух минутах езды, – ответил Кравец, и все, услышав это, обратили лица в сторону дороги.

– Видим, – коротко сообщил Лев.

Они действительно увидели три грузовика метрах в ста от НИИ. Кабина специфической расцветки хаки, крытый брезентом кузов. Машины ехали стройным рядом, не слишком быстро. Спицына сложила руки по швам и приготовилась. Почему-то она вспомнила об отце, и в груди возникло неприятное ощущение. Никто не говорил ни слова.

Первый грузовик остановился метрах в семи, следом с интервалом в пару метров замерли и остальные. Фисташкового цвета брезент трепетал от порывов ветра, но шнуры в кольцах держались крепко. В кабине каждого грузовика сидело по два человека – водитель и военный для охраны.

– Негусто для такого опасного груза, – негромко произнес Гордеев.

Из первой машины вышли двое, громко хлопнув дверьми, и направились к людям в ярко-зеленых биокостюмах.

– Вижу, верно мы приехали! – по-свойски махнул рукой водитель.

Его веселый голос и непринужденный вид выбивали из колеи. Он вел себя так, как будто привез целый кузов сахарного тростника на фабрику своего старого друга. Вирусологи переглянулись, не зная, что ответить. Охранник угрюмо молчал, держа оружие у груди. Лев Семенович подошел к ним.

– Горбовский, – представился он, пожимая руку водителя.

– Иванин. Давно ждете?

– Только пришли. Давайте сразу к делу, товарищ Иванин. Думаю, вы осведомлены, как мы собираемся транспортировать груз.

– Мое дело – привезти. Но ты мне нравишься, могу и подсобить.

Горбовский снова подумал о том, что водитель, скорее всего, не знает, что именно он привез и для чего. Наверняка ему, как и его коллегам, просто сказали, что там какие-то ценные химические вещества, и не более того. От правительства можно было ожидать и такого. А как иначе объяснить беззаботное настроение этого человека?