Горбовский

– Опыт, – коротко откликнулся Горбовский, поведя плечом.

– И все же, Вы у нас один, получается, не высказались.

– Относительно веры?

– Да-да. Всегда боялся у Вас об этом спросить. И думаю, не я один. А сейчас – как раз такой случай. Подходящий.

Все замерли. Марина затаила дыхание, чуть повернула голову, чтобы видеть лицо Горбовского.

– У меня с верой тяжелые отношения. Если есть бог, то он очень жесток, и ему совершенно плевать на то, что происходит с людьми. Если его нет, то так было бы лучше. Стало бы некого обвинять, кроме самих людей. А человек слишком слаб, чтобы винить в мировом зле самого себя. Наверное, поэтому бог и прячется. Чтобы мы сами несли ответственность за все, что происходит в мире.

– Думаешь, он все-таки есть? – спросил Крамарь очень осторожно.

Горбовский сжал кулаки, нахмурился.

– Я знаю то, что в мире гибнет множество людей от нового вируса. Все это происходит в настоящий момент. Люди умирают. Десятками. Сотнями. Прямо сейчас кто-то умер, а кто-то только заразился, чтобы умереть, потому что вакцины нет, – его голос становился все более злым, но и беспомощным. В нем слышалось отчаянье. – А кто-то страдает, находясь между жизнью и смертью. Кто допустил это? Божьей воле нужно, чтобы умерли тысячи? Дети, женщины! Это его промысел? Ни одна благая цель не может быть достигнута такими средствами! Если бог есть, то он тот еще ублюдок, – он помолчал, успокоился. – Они умирают за два дня. И остановить этот ужас не смогут никакие боги. Остановить это может только человек. Мы. Мы остановим это.

От того, насколько эмоциональной была речь Льва Семеновича, во время всего разговора молчавшего, у некоторых увлажнились глаза. Марина промокнула глаза без стеснения, а вот Крамарь и Гордеев поспешили скрыть постыдные слезы так, чтобы никто не успел заметить. Никто и так не заметил бы, все были слишком ошарашены только что услышанным.

– Мы остановим это. Мы справимся, – подтвердил Гордеев, медленно кивая в приливе гордости за себя, за коллег, за вирусологов вообще. – На нас сейчас ложится большая ответственность. И мы оправдаем ее. Даже ценой своих жизней.

– Вот, за что я полюбила этот НИИ, – тихо произнесла Марина.

19. История шрама

«В нашей душе есть что-то такое, что непреодолимо влечет нас к безумию. Каждый, кто смотрит вниз с края крыши высокого здания, чувствует хотя бы слабое болезненное желание спрыгнуть вниз. И каждый, кто хотя бы один раз приставлял заряженный револьвер к виску…»

Стивен Кинг «Баллада о блуждающей пуле»

В тот же день между Мариной и Львом произошел серьезный разговор.

Ближе к ночи они вернулись из НИИ – вымотанные и утренним мероприятием, и неутихающими обсуждениями вируса в течение всего оставшегося дня. НИИ без устали гудел о предстоящем завтра событии, о чести, оказанной вирусологам, о том, как это будет волнительно и важно для всех. Пока не будет изобретена вакцина, их исследовательский центр станет частью всемирного механизма, запущенного во спасение человечества. Речь шла уже об очень серьезных вещах, возможно, даже о будущем людского рода. Огромная ответственность ложилась на плечи ученых, и это тяжелое бремя они были готовы принять беспрекословно.

Марина и Лев вошли в квартиру, молча разулись, молча прошли в прихожую, бросили сумки. Фотография в рамке все еще висела на своем законном месте, но Марина не спешила спрашивать Льва о тех, кто был запечатлен на фото. Ясно, что это жена и сын, которых упоминал Гордеев. Но пока что говорить о них девушка боялась, словно бы они могли нарушить их счастье. Пусть Лев сам о них расскажет, когда ему будет не больно о них вспоминать, когда он будет готов к этому.

Спицына кожей ощущала, что назревает продолжение прерванного утром на кладбище диалога, но сама помалкивала со свойственным женщинам коварством. Она отвлекала себя бытовыми вещами. Марина знала, что Лев голоден (с того времени, как они сошлись, он стал есть как зверь, чего раньше за ним не наблюдалось), что он мечтает искупаться, переодеться, отдохнуть после долгого рабочего дня. Она буквально чувствовала его духовное и физическое состояние в любой момент времени, и потому всегда знала, как надо позаботиться о своем мужчине.

– Давай в душ, я пока подогрею поесть, – вкрадчиво сказала она, остановившись по пути на кухню.

Лев посмотрел на нее с таким видом, словно она прочла его мысли, улыбнулся, на мгновение прижал Марину к себе, погладил волосы и молча ушел в ванную. В такие моменты (а подобное случалось довольно часто, особенно на работе) они могли общаться без слов. Действия, которые он только что совершил, расшифровывались как «спасибо за заботу, я так рад, что ты у меня есть». Но, естественно, Горбовский не мог этого произнести, даже будучи влюбленным. Все же он оставался взрослым мужчиной, а им свойственна некоторая суровость и редкая склонность к сантиментам.

Спустя время Лев пришел на кухню в бледно-синем выцветшем банном халате на голое тело и сразу же кинулся к горячей еде. Марина, как правило, не садилась без него. На широких тарелках дымилось овощное рагу, нежная тушеная свинина и вареная картошка с маслом и укропом. Они принялись за еду. Мыча от удовольствия, Лев вспомнил, как совсем недавно на рыбалке он смотрел на яства товарищей, приготовленные их женами, и немного завидовал. Тогда он отдал им пойманную щуку, потому что сам готовить не умеет. И тогда же произошел разговор о том, что Льву не хватает женской руки. Он думал тогда, что обойдется и без этого. Как многое изменилось с того утра, когда, казалось, Горбовский никогда не найдет себе спутницу жизни. Заботливая женская рука теперь готовила ему такие блюда, вкуснее которых он нигде и никогда не ел. И он понимал, что без этого уже не обойдется. Теперь он заслуживал женской заботы, заслуживал счастья и простого домашнего быта, всего того, чего был лишен (лишал себя) долгие годы, но к чему привык за пару дней.

Опустошив тарелку за несколько минут, Горбовский блаженно откинулся на спинку стула и взял Марину за руку. Он поел и теперь мог смотреть только на нее, ни на что не отвлекаясь. Девушка съела только половину своей порции, но отложила вилку. Она прекрасно знала, как многого стоят такие моменты, когда мужчина находится на пике благостного расположения духа оттого, что его накормили, и как недолго длятся такие моменты. Спицына смотрела на Горбовского и внутренне умилялась. Сейчас, когда они были один на один, и рядом не было ни коллег, ни прохожих, лишь взгляд в сторону Льва вызывал в ней колоссальный душевный подъем, бурю эмоций и ощущений, и девушка вздыхала полной грудью, губы ее поджимались, а глаза зачастую начинали блестеть от слез.

Насколько же необыкновенным было то, что сейчас видела перед собой Марина. Кто бы мог подумать, что человек, который однажды чуть не ударил ее по лицу, спустя время будет рисковать своей жизнью ради нее, а теперь вообще – вот он, сидит перед ней за столом, в одном халате, широко расставив уставшие ноги, да с блаженной улыбкой на губах, которые, как она раньше была уверена, не умеют улыбаться.

– Марина, я не верю в происходящее.

– И я, Лёва. Этого просто не может быть, – сказала Марина и игриво засмеялась.

В тот же миг Лев потянул ее за руку, заставил встать и сесть к нему на колено.

– Ну-ка, идите сюда, Спицына.

Он обнял ее за талию обеими руками, а ей пришлось положить одну руку на плечи Горбовского.

– Лев Семенович, ну что Вы, – подавляя смех, Марина закрыла лицо ладонями, отчего Горбовский еще крепче прижал ее тело к своему.

– Вы, Спицына, выполнили то, что я Вам задал сегодня, негодная Вы девчонка? – спросил Горбовский наигранно жестким голосом, да еще и нахмурился для пущей убедительности.

Едва он договорил, оба расхохотались. Они обожали шутить на эту тему. Воспоминания о былом позволяли им заново осознавать чудо, случившееся с ними. Им нравилось оглядываться назад и наглядно видеть, как сильно изменилось все между ними.