Страница 58 из 73
Помимо министерства, Германия искала поддержки и в лагере оппозиции. В частности, она нашла ее у карлистов. В 1917 г., принимая во внимание возможность разрыва с Испанией, фон Крон считал возможным в случае объявления войны опереться на эту партию. Со своей стороны, Калле вошел в сношения с руководителями карлистов, которые, учитывая эту возможность, могли располагать 150 000 человек. Ратибор же главным образом состоял в сношениях с Лоренцом. В 1917 г. его предложение использовать карлистов, чтобы попытаться помешать идущим из Америки во Францию транспортам проходить через Испанию, принимается Берлином.
Имя Лоренца произносится еще раз в связи с затруднительностью вопроса о наложении ареста на германские суда Одно время арест казался неизбежным, но дело было улажено к удовлетворению Германии. Вероятно, о Лоренце и его сторонниках думает Ратибор, когда констатирует, что если ему удалось добиться отказа испанского правительства от проведения в жизнь своих угроз, формулированных в ноте, посланной в Берлин, то это отчасти благодаря примирительной позиции имперского правительства, а также и его испанским политическим друзьям, — в особенности тем, которые действовали так решительно, чтобы расстроить интриги и добиться поворота в его пользу.
Отметим мимоходом, что внутри партии произошел раскол на союзников Германии и сторонников Антанты. Ратибор получил инструкции из Берлина, в которых говорилось, что «надо категорически предложить Дону Хаиме[18] сообразоваться с мнением большинства», иначе он утратит звание претендента.
Для достижения своих целей Германия не должна была оставаться равнодушной к выборам в кортесы[19]. Дабы повлиять «в лучшем направлении» на выборы 1917 г., она предоставила Ратибору кредит до 5 млн. песет. В марте 1918 г. Ратибор представил, отчет об использовании из этой суммы 1 044 694 песет.
Австрия выделила для той же цели 100 тыс. песет. По признанию князя Фюрстенберга, результаты выборов в кортесы могли считаться с австрийской точки зрения удовлетворительными. Депутаты, в которых он был особенно заинтересован, были все избраны, в числе 5–6; он видел в них верных друзей, которые находились бы в его распоряжении, если бы пришло время действовать.
Кроме политических партий, Германия искала опоры и в военных кругах, державшихся германского направления. Калле даже «возлагал большие надежды на военщину» («traineurs de sabre»), среди которой он намеревался усилить пропаганду. Его действия большей частью распространялись на офицерские хунты (комитеты), чьи позиции показались настолько угрожающими испанскому правительству, что оно стремилось их распустить или, по крайней мере, преобразовать. Посланник имел в этих хунтах свое доверенное лицо, которому передал директиву: препятствовать махинациям Антанты и высадке американских войск в Португалии, — чему испанские офицеры готовы были содействовать.
После падения министерства Дато (ноябрь 1918 г.) Ратибор установил с хунтами еще более прочный контакт, так как считал, что они представляли собой превалирующий элемент в испанской политике. Поэтому мы видим, что он усиливает хлопоты как раз в тот момент, когда опасается и старается не допустить ареста немецких судов.
Калле, менее доверявший действенности этого сотрудничества, все же допускал возможность отстаивания германской политики хунтами и их прессой. Он, однако, опасался, что правительство изменит свое отношение, если офицеры, уже ослабленные разладом, не добьются смены кабинета. Офицерские хунты, впрочем, не являлись единственным рычагом, находившимся в руках представителей Германии. Мы видим фон Крона поддерживавшим сношения с рабочим союзом в целях подвергнуть своему влиянию испанских моряков и проникнуть в среду шахтеров медных рудников Рио-Тинто.
Значение последнего акта вытекает из того, что когда тот же фон Крон стоял перед задачей новой провокации на рудниках, стоимость которой, по его предположению, должна была равняться приблизительно одному миллиону песет, Берлин, признавая это дело «очень желательным», в то же время уклонялся от дачи формального приказания. В этом сказывалась его политика: давать возможность работать своим агентам, но самому не ввязываться в их дела, чтобы в случае неудачи иметь возможность от них отречься.
Все же ко времени объявления подводной войны фон Крону было предписано не отступать ни перед какими затратами и сделать так, чтобы моряки отказались от плавания в запрещенной зоне. Адмиралтейство, давшее ему эти инструкции, ввиду поднявшейся по этому поводу кампании в печати, ставит его в известность, что все расходы берет на себя. Оно одобряет также проект морского атташе о провоцировании стачки среди служащих радиотелеграфа для того, чтобы помешать пароходам выходить в море. Со своей стороны, Ратибор подготовляет провокационные действия среди экипажей пароходов.
Надо ли после этого удивляться тому, что фон Крон прислушивался к началу переговоров, касавшихся возможной поддержки со стороны Германии военного переворота; после событий в августе 1917 г. Калле констатировал, что события были чрезвычайно благоприятны для Германии.
Следовательно, для того чтобы найти подстрекателей этих волнений, достаточно принять во внимание это признание.
Чтобы покончить с этим, отметим, что форма, если не сущность, германских действий в Испании и Португалии во время войны колебалась в соответствии с положением на фронте. Воинственные и вызывающие в случае успеха на стороне Центральных держав, они делались более сдержанными и скромными, если успех переходил на сторону союзников.
Кроме Пиренейского полуострова, деятельность германских представителей в Испании распространялась и на Марокко, где ставилась целью организация восстания туземцев во французской зоне.
В Марокко каждый немец мог быть рассматриваем как агент, задача которого главным образом состояла в распространении воззваний на арабском языке, призывавших к восстанию. Нам известны руководители этого дела. Сначала Герман Бартельс, дезертир иностранного легиона, советник и лейтенант главного противника французов Абдель-Малека. Согласие, однако, недолго царило между этими людьми.
Поссорившись с Малеком и начав работать самостоятельно, Бартельс был заменен в феврале 1918 г. немцем доктором Кюнелем, который испанцам был известен под именем Хосе Мори, якобы подданного колумбийской республики. Хосе Мори был открыт кредит в 500 000 песет, для того чтобы сколотить отряд в 500 человек. Мы уже не говорим о статистах и официальных личностях, вроде консула в Тетуанс доктора Цехлина, которого испанские власти, считая нежелательным для себя элементом, потребовали отозвать.
Эти агенты служили посредниками между Мадридом (Калле) и подкупленными Германией арабскими начальниками. Например, Малек получал ежегодно 300 тыс. песет; почетный претендент Эль-Гибба, не имея ежегодного пособия, не мог считать себя обиженным, так как в июле 1917 г. за нейтрализацию переговоров с Францией получил субсидию в 1 млн. песет. Такой же доход имел Райзули, сделавшийся при поддержке немцев шерифом и кормившийся в двух стойлах — германском и испанском. Перед все увеличивающимися требованиями этих союзников фон Крон в 1917 г. должен был констатировать, что «ислам поднялся в цене».
В числе подкупленных немцами марокканских вождей был и экс-султан Мулай-Гафид, который, скрывшись в Испанию после своего отречения, имел долю в благодеяниях Германии и потребовал 75 тыс. песет в месяц на поддержание своей верности, которая прекратится, если пособие окажется ниже 50 тыс. песет. Считая, что для организации всеобщего мятежа было необходимо возвращение в Марокко бывшего монарха, Калле уже в 1915 г. проектировал доставить его в Марокко либо морем на подводной лодке, либо по воздуху — на аэроплане. Нам неизвестно, имела ли место увертка со стороны Мулай-Гафида или робость со стороны Германии, но эта поездка не состоялась.
18
Дон Хаиме, герцог мадридский, был претендентом на испанский и французский престолы.
19
Испанский парламент