Страница 3 из 18
– И что, старается опередить их?
– Он старается делать все, что, с его точки зрения, поможет ему оставаться в здравом уме. Кстати, не упоминайте это четырнадцатое место при нем. Это его бесит.
– Из-за того, что это ярлык, или из-за того, что он только четырнадцатый?
– Наверное, и то, и другое. Бросайте назад. Багажник не открывается.
– Так когда мы начнем жрать человечину на улицах? – спрашиваю я.
Она смеется:
– Вы не хотите этого знать.
Мы едем по трассе. Всю дорогу по лобовому стеклу ползет дождевой студень.
– Пожалуй, все-таки хочу.
Я хочу, чтобы сногсшибательная леди ученая говорила дальше, это уж точно. Не могу оторвать от нее глаз, а если мы замолчим, то это будет уже полное хамство.
– В Штатах? – говорит она. – Самое позднее – лет через сто. А может, и через тридцать. В других странах – гораздо раньше. Миллиард человек уже сейчас умирает с голоду.
– Изменение климата?
– Да.
– Необратимое?
– Нет.
– Почему нет?
– Мы уже нажали на метановый спусковой крючок.
– А это у нас что?
– Таяние арктических льдов, насыщенных метаном, – просвещает она. – Метан создает парниковый эффект в двадцать раз сильнее углекислого газа. А когда он окисляется в водной толще до двуокиси углерода, вода подкисляется еще быстрее, чем до этого. Мы уже почти достигли точки, когда Атлантика станет настолько кислой, что моллюски не смогут образовывать раковины. Скоро она станет слишком кислой для всего, кроме сульфатредуцирующих бактерий. А они выделяют сероводород, токсичный для растений и животных, и это тоже парниковый газ. Пятьдесят миллионов лет назад небо позеленело от сероводорода. На этот раз все произойдет гораздо быстрее.
– Альтернативные источники энергии? – спрашиваю я.
– Конечно, нет. Для того чтобы возникли углеводороды, организмы четыре миллиарда лет преобразовывали углекислый газ из атмосферы в углеводы с помощью солнечной энергии. Что может их заменить? Ветер? Геотермальная энергия? Даже если бы они могли заменить, у нас нет технологии для хранения такой энергии. Нефть хотя бы сама себе проводник и аккумулятор.
– Мирный атом?
– Атом – это развод, даже без взрывов и утечек. Ни одна АЭС еще не выработала столько же энергии, сколько потребовалось на ее строительство и обслуживание. Атомная энергия нужна, только чтобы сохранять экологию Франции и отравлять Южную Америку.
– Так что, совсем никакой надежды?
– Никакой надежды обратить этот процесс. Или замедлить его. Теоретически возможно сократить коэффициент его ускорения, только вот никто этим всерьез не занимается. И даже если б занимались, все наши знания о человечестве подсказывают, что мы используем ресурсы менее эффективно, когда дела плохи. Представьте себе людей, сжигающих диваны, чтобы согреться.
Внезапно она стреляет глазами на меня. Клянусь: женщины точно знают, когда ты пялишься на их буфера. Если б научиться управлять этой способностью женской психики, человечество было бы спасено.
– Вы, кажется, получаете удовольствие от этой беседы, – говорит она.
Так и есть. Вообще я, наверное, даже смеялся вслух.
И я не знаю точно почему. Самоуничтожение рода человеческого – это, конечно, забавно, – особенно если оно происходит из-за перенаселения и технического прогресса – единственных целей, которые человечество когда-либо принимало всерьез. Но, может, все дело в моей спутнице. Эх, доктор Хёрст, какой же ответ не послужит вам поводом выбить из меня все дерьмо?
– Так когда мы прошли точку невозврата? – спрашиваю я.
– Забудьте. Я вам слова не даю сказать.
– Да ладно вам.
– Радио не работает. Не заставляйте меня петь.
– Так вот чем вы занимаетесь для Милл-Ота? Изучаете конец света?
– Это конфиденциально. И нет.
– Но ведь вы же…
– Палеонтолог катастроф. Все равно нет.
– Так что же вы делаете для Милл-Ота?
– Ла-ла-ла-ла.
– Вы можете хотя бы сказать, о чем он собирается говорить со мной?
– Нет. Простите, не могу. Он хочет поговорить с вами лично. А с Милл-Отом все завязано на доверии.
Она сигналит, остановившись перед воротами.
– Кстати, о доверии: он хотел, чтобы я подождала вас и отвезла в отель, но, похоже, на это я пойти не могу. От разговоров о конце света меня всегда очень тянет выпить. Просто попросите его вызвать вам такси. И сохраните чек.
3
Портленд, Орегон
Все еще понедельник, 13 августа
Двенадцатый этаж главного корпуса в бизнес-парке Милл-Ота кажется одним огромным залом, погруженным во тьму. Светильники-споты освещают только стойку секретаря и зону ожидания. В зоне ожидания окна от пола до потолка украшены врезными желобками в форме дерева, по которым стекает дождевая вода. Из-за шума дождя мне трудно воспринимать звуки из остальной, темной части помещения.
Ярдах в двадцати в глубине зала вспыхивает свет, озаряя кабинет в стеклянном кубе. Похоже на диораму в музее естествознания. Внутри даже есть человек, и он встает из-за стола.
У меня мелькнула мысль, что он сидел в темноте и ждал, пока загорится свет, чтобы выйти, но потом я соображаю, насколько это глупо: просто стенки куба вдруг стали прозрачными. Жидкие кристаллы в стекле или что-то вроде того.
Когда человек выходит из кабинета и направляется ко мне, на его пути загораются новые огни. Ему далеко за сорок, спортивная фигура, волосы собраны в хвостик. Блейзер, рубашка навыпуск, дизайнерские джинсы, узконосые мокасины – типичный гламурный ублюдок, но я решил подождать с приговором, пока не рассмотрю его лицо. А на нем, оказывается, оставило свой след что-то очень похожее на боль. Скорее даже – высекло свой след.
Однако сейчас он улыбается.
– Как вы думаете, настоящая или подделка? – спрашивает он.
Я понятия не имею, о чем он говорит. Офис с иллюминацией, Бедовая Джейн[10], что привезла меня сюда, – он что, пытается загипнотизировать меня своим чудачеством, как, говорят, умел Милтон Эриксон[11]? Тут я вижу, что он смотрит на картину маслом, которая висит на свободно стоящей белой стене рядом со мной.
Какой-то город под звездным небом вроде как в стиле Ван Гога. И правда, подпись: “Vincent”.
– Не знаю, – говорю я.
– Угадайте.
– А потрогать можно?
– Валяйте.
Провожу ладонью по шершавой краске.
– Подделка.
– Как узнали?
– Вы разрешили ее потрогать.
– Верно подмечено. Хотя стоит она почти как подлинник.
Он не отводит от картины хмурого взгляда, поэтому мне приходится спросить:
– Почему?
– Ее написал компьютер. Замысел в том, чтобы с помощью МРТ проанализировать порядок и объем мазков. Но, если сравнивать с подлинником, видно, что это абсолютная ерунда. Один мой материаловед считает, что в оригинале слишком много неправильных мазков и исправлений.
– В следующий раз копируйте того, кто умел рисовать.
– Ха, – усмехается он. – Я Милл-От[12].
– Лайонел Азимут.
– Я знаю. Пойдемте в мой кабинет.
– Пожалуй, для начала я покажу вам вот это видео, – говорит Милл-От.
Он сидит за стеклянным письменным столом. На столе только маленькая розово-золотистая пепельница, в которой лежит визитка лицом вниз, и белый конверт с мягкой подкладкой, который, скорее, разрезали, чем разорвали.
– Налить вам чего-нибудь? – спрашивает он.
– Нет, спасибо.
Если Милл-Оту нужны мои пальчики, пусть пошлет кого-нибудь на гребаный корабль.
Если они ему нужны.
Я не знаю, чего он от меня хочет, потому что не знаю, за кого он меня принимает. Профессор Мармозет ни за что не рассказал бы ему правду, но я думаю, такой богатый человек мог бы навести обо мне справки[13]. А справок о Лайонеле Азимуте набралось бы совсем немного.
10
Бедовая Джейн – жительница фронтира на Диком Западе, профессиональный скаут, известная притязаниями на знакомство и даже супружество с Диким Биллом Хикоком, а также участием в Индейских войнах на поле боя. (Прим. перев.)
11
Милтон Эриксон – известный американский психиатр, специалист по медицинскому гипнозу. (Прим. перев.)
12
И т.д.
13
Своим состоянием Милл От, насколько я понимаю, обязан программке, которую купил за 10 000 долларов у одноклассника в старшей школе и лицензировал для всех когда-либо созданных ОС. С ее помощью компьютер может рассчитывать время в двоичной системе счисления, а не в обычной 60/60/24/7.