Страница 67 из 217
Они лежали обнявшись. Сердце бешено колотилось в груди. В горле першило от долгих мучительных поцелуев. Щеки саднило. Они лежали молча, пытаясь прочувствовать великое мгновение, которое подарит миру надежду. Они ждали, что расступятся небеса и небесный горн запоет под радостный звон цимбал. Они любили друг друга, и не могли расстаться даже на мгновение, они не могли даже ослабить объятия. Минуты соединили их, стук сердец подгонял великое мгновение. Настань. Сегодня самое время. Завтра они объявят всему миру, что они– муж и жена. А сегодня пусть случится то, чего все долго ждали.
–Родная, я тебя поздравляю.– Прошептал Отец.
–С чем?– Удивилась Рыжая и так же шепотом спросила любимого.
–Сегодня ты забеременела и родишь мне сына!!!
Глава 2.
Отца вдавило ускорением в пилотское кресло. Тесный скафандр сковывал движения и без того скованные безумными перегрузками. Спасательный шлюп несся через порталы, основанные для транспортировки грузов через всю галактику. Цветные огоньки приборной панели мешали жить. В ушах стоял звон, в глазах плыли круги.
Усталый голос спрашивал Отца: на кой черт ему все это надо? Нужно бросить все и идти играть в футбол. Какой к идолу футбол? Отец ненавидит футбол. От него ноют колени и постоянный приторный вкус железа на языке. Пусть все футболисты убираются дальше отсюда. Он ненавидит бегать в толпе обезумевших людей в надежде ногой дотянуться до мяча. Глупо. Вот если бы теннис это другое дело. Здесь один, пусть даже такой крошечный мяч на двоих. Пусть лучше теннис. Сколько раз Отец обещал себе, что в теннис он научится играть по-настоящему? Сколько? Миллион, миллиард, биллион? Много. Только что-то незримое мешает серьезно заняться этим благородным спортом. Выход один: теннис тоже к чертям. При чем здесь теннис? Рыжая– вот что имеет значение. А Рыжая что? Пуп земли? Катится и она к собакам. Нет. Так нельзя. Она ждет его малыша. Стоп. А куда все мы идем?
Отец огляделся. Ничего. Только серая пелена облаков, да зовущий голос. Вот здесь прошел Мойша. Славный кот. Куда ты девался? Где ты потерял свою серую куртку? Мойша ушел в лес. В лесу сейчас хорошо. Можно развести костер и погреться. Сейчас ужасно холодно. Нужно набрать поленьев и развести костер. Где же спички? Куда делись спички? Их унес Мойша. Зачем? Тогда нужно линзой собрать лучи солнца и заставить загореться. Где лупа? Куда делись очки? Что за чушь? Отец не носит очки, у него прекрасное зрение. Тогда чьи это очки? Дэн. Он носит очки. Это очки брата. Точно, это очки брата, который разбился на машине.
Мимо Отца в серой мгле пронеслась серая машина 528 ВАМ, она свернула на повороте и угодила в дерево. Но брата там нет. Лишь аварийная сигнализация пищит так натужно и протяжно. Лишь дворники стучат размеренно тук-тук-тук. Это странное тук-тук-тук, оно сверлит мозги, будто дворники стучат не по стеклу, а по серому веществу мозга. Тук-тук-тук. Даже голова раскалывается от этого всепоглощающего тук-тук-тук.
Отец открыл глаза. Видимо он потерял сознание, от перегрузок. На аварийное ускорение спасательный шлюп отреагировал немедленной принудительной фиксацией своего пилота. Скафандр запахнул свое забрало и перешел в аварийный автономный режим. Тело фиксировало ремнями безопасности к пилотскому креслу, и это помимо гравитационного поля, смягчающего непредвиденные ускорения. По щеке из угла рта стекала кровавая слюна.
На приборной панели горели несколько Allarm– индикаторов. Основной гравикомпенсатор вышел из строя. Значит обратной дороги нет. Вспомогательные гравикомпенсаторы не выдержат таких же перегрузок. Значит, домой вернуться он не сможет. Дело плохо. Если они с Мормоном и Трибуном просчитались, его уже никто не спасет. Он так и будет вечно болтаться в бескрайних просторах космоса мумифицированный, до самого Большого Взрыва. Интересно, какие перегрузки он перенес? Учитывая, что основной гравикомпенсатор шлюпа может выдержать перегрузки до 200 G, антигравитационное поле шлюпа поддерживает до 50 G, пневмоподушка скафандра выдерживает до 15 G, естественный порог переносимости человека до 12 G. Какую перегрузку выдержал Отец останется навеки секретом. Много. Учитывая все охранительные устройства и приспособления, Отец потерял сознание и, наверное, находился на грани жизни и смерти.
В общем, он сам решился на это. Терять ему было все равно нечего. На Земле его уже ничто не держало. Хотя нет. Держало. Сын. Маленький мальчишка, который еще даже не родился, он его держал. Вот поэтому Отец и выжил. Обратной дороги нет. Хотя нет обратной дороги в этом спасательном шлюпе. Шлюп может лететь. И лететь достаточно быстро. Вот только без гравикомпенсаторов он не сможет вернуться домой, доставив Отца живым. Может все разрешится в лучшую сторону. Поживем, увидим.
Отец посмотрел на приборную панель, теперь он мог двигаться. Он включил SMART– систему шлюпа. Self monitoring, analyzing and reporting technology, проверив все системы жизнеобеспечения и управления полетом, доложила Отцу, что герметизм шлюпа не нарушен, и что можно перейти на маршевый режим полета. Инструкция гласила, что после SMART системы, пилот вручную должен проверить все характеристики. Отец плюнул на эту инструкцию. Все равно шлюп– ворованный. Гаишников здесь нет. Пусть катятся ко всем чертям со своими инструкциями. Не дают нормальному парню жить.
Отец поднял шлем и вздохнул полной грудью. Легкие обжигало, каждый вздох давался с трудом, будто его избили батогами. Отец оттер со щеки уже успевшую запечься кровь. По плану полета ему предстояло провести в этом шлюпе еще неделю. Он преодолел все технические порталы, не предназначенные для пассажирских транспортировок, и теперь находился в открытом космосе далеко от ближайших нуль-транспортных ворот. Топлива ему не хватит, чтобы затормозить и развернуться. А разворачиваться без остановки на такой скорости без гравикомпенсатора– смерть, да и займет уйму времени, достаточную, чтобы умереть от голода. Выход один– продолжать полет по намеченному плану. Загруженный в бортовой компьютер план полета должен был привести его к цватпахам через неделю. Тормозить он будет о приближающиеся планеты и планетоиды, используя силу притяжения, а остатки топлива помогут ему совершить посадку на планете. Скорость субсветовая. Лететь долго, тормозить трудно. В общем, жизнь интересная.
Отец отстегнул фиксирующие ремни и встал. Шлюп– очень маленькая посудина. Она не предназначена для долгого и нудного пилотирования, она не предназначена для перевозки грузов, она не способна выдержать массивную атаку астероидов и метеоритов. Шлюп не оборудован генератором конверторного пространства. Он нужен лишь для того, чтобы пилоту дать возможность надеяться на лучший исход его космического плавания. Отец прошелся по шлюпу. Четыре шага туда, четыре назад и два пилотских кресла. Кормовую часть шлюпа занимало некоторое количество оборудования, которое могло бы ему понадобиться. Портативный компьютер с дисками его конверта, некоторые технические данные в различных областях науки. Они содержали урезанную универсальную базу данных, сведения о его родных и близких, как из тихого двадцать первого века, так и о новых его друзьях. Рядышком стоял контейнер с голографическим проектором, как часть его плана. Генератор иллюзий. Примочка небольшая, скорее игрушка. Так, на всякий случай, может пригодиться. И так по мелочи. Еда, банки с соком и водой, платформа биотуалета, в которой жили особенно злые микробы– копрофаги. Фильтры для воды и углекислоты. И куча других мелочей, которые взял Отец так, чтобы хоть что-то было.
На память с Земли Отец прихватил несколько камней, подаренных Рыжей. Камни обычные: розовый с белыми вкраплениями, зеленоватый, корявый, как сама жизнь с черными пятнами, да серый невзрачный обломок некогда могучей гряды Уральских гор. Галька, которой много на берегу великой реки, теперь в тысячах световых лет от уютной маленькой планеты выглядит, словно кусок дома, обломок сердца, оставленного на далекой любимой планете, как что-то близкое и родное, пусть и навсегда утерянное. Отец разложил их на ладони. Их отдала Рыжая. Она босыми ногами ходила по берегу реки и доставала камни прямо из воды. Когда они были мокрые, они были особенно красивые. Розовый был таким розовым, что сама роза заплакала бы от зависти, насколько чисты и свежи были краски, а зеленый– был словно угловатый, неграненый изумруд. Он сверкал и искрился в лучах родного солнышка, он лежал на мокрой от речной влаги ладони любимой и казался самым дорогим камнем на свете, достоянием всего человечества. А серый, словно непостижимая загадка: такой ровный и красивый, что впору плакать. И вот они высохли. Розовый– дрянь, зеленый– ужас, а серый– серость. Только Отец все равно их положил себе в карман. Так, чтобы помнить об этой прогулке, когда он лежал на молодой травке, а по воде ходила Рыжая, такая родная и любимая, к тому же еще и беременная. Река медленно катила свои воды к Каспийскому морю, волны тихо шелестели о прибрежную гальку. Рыжая ходила по реке, засучив по колени брючины и улыбалась. Они были счастливы. Они любили друг друга. Все было здорово.