Страница 68 из 217
Отец побродил по шлюпу. Делать было нечего. Включенное бортовое освещение кораблика гасило все звезды, проплывающие мимо. Казалось, что шлюп стоит на месте. Двигатели выключены, шлюп летел по инерции с уже приобретенной скоростью. Нужды для дополнительной работы двигателя нет, да и топлива мало. Отец ходил взад и вперед, растирая руки и ноги. Особого смысла эти движения не имели, коль скоро Отец был облачен в скафандр, то и потирал он жесткую чешую своего космического наряда. Но было все равно легче. Затекшие ноги постепенно обретали былую чувствительность и подвижность. Пожар в легких гас. Гравитационное поле работало. Большие перегрузки не повредили его, это уже утешало. Неделю находиться в невесомости не ведая верха и низа– занятие не из приятных. Одно дело ради удовольствия повисеть вверх тормашками полчаса, другое дело справлять физиологические отправления или спать. Отец уселся снова в пилотское кресло и придавил освещение. Медленно возвращалось сумеречное зрение и за носовым иллюминатором поплыли звезды. Одни были маленькими и двигались медленно, другие, что находились рядом, были большими и неслись, словно блохи. Другие лениво в скоплении проплывали в стороне.
–Компьютер, где мы находимся?– Спросил лениво Отец.
Бортовой мозг разразился таким длинным рядом цифр и пространственными характеристиками, что Отец ухнул от удивления.
–Покороче можно?– Попросил Отец.
–Борт идет согласно летному плану. Ожидаемое время окончания полета около ста пятидесяти часов. Находимся в…– Машина выдала ряд чисел несколько короче, чем в прошлый раз, только это ничего не говорило Отцу.
Карту родной галактики Отец не мог знать, поскольку она чертовски велика. Да и нужный сектор ее не отличался принципиальной компактностью, позволяющей хоть немного в нем ориентироваться. Отец положился на вычисления бортового мозга. Другого выхода все равно не было. Отец достал из загашников операторский шлем, натянул его себе на голову и провалился в базу.
Он сделал копию своего сознания, которая весила всего– ничего, по сравнению с глобальной базой. Теперь можно было пережить снова и снова самые теплые и светлые минуты его жизни. Картинки не теряли своих красок и ощущений, вот только их нельзя обновить или что-то изменить. Да и к чему менять свою жизнь? Она, в общем, и нужна, чтобы совершить все ошибки, которые необходимо совершить, чтобы потом на старости лет было можно их вспомнить с улыбкой, или поделиться своим опытом с внуками. Целую жизнь все равно не перекроить. Она такая– какая есть. Жизнь– это череда понимания и негативизма, желания и отвращения, веры и разочарования. Говорят, жизнь похожа на зебру. Черная полоса сменяет белую, белая черную. Затем черная снова белую, а потом снова черная полоса берет свои права, а в конце– хвост.
База проектировала свои картинки непосредственно в мозг, поэтому можно было себя не утруждать материальным благоустройством. Начал Отец устраиваться. Сначала он поместил себя близ Астрахани на берегу великой Русской реки. Воздвиг маленький уютный домик, который напоминал небольшой туристский отель на двадцать персон. Венчала домик уютная светлая мансарда. Небольшие белые колонны подпирали балкончик с балясинами. Вокруг домика Отец устроил сиреневый сад, обнесенный веселеньким зеленым заборчиком. На ветках сиреневых кустов скакали веселые пичужки. Отец никогда не был в Курске, только слава о тамошних соловьях вынудила Отца распорядиться, чтобы птички были непременно соловьями. Он даже отдаленно не помнил, как звучат их веселые трели, посему пичужки достаточно сносно визжали на разные голоса, распевая многоголосьем «Подмосковные Вечера».
Вдоль забора вилась проселочная дорога, усыпанная речным песком, уходящая прямо к Великой реке, вдоль которой стояли маленькие утлые домики харчевен, в которых подавали сомовые котлеты и пельмени с осетриной. На берегу реки Отец побросал рыбацкие катера, на которых в течение долгой недели полета в космосе, он мог бы порыбачить.
Устроившись на втором этаже мотеля, Отец приказал базе устроить на столе, на балконе кегу с пивом. Посмотрев на нее скептически, он решил, что пива сегодня не будет. Кега исчезла, и на столике белого пластика появился поднос с еще дымящимся шашлыком из розовой мякоти осетрины. Вдыхая аромат рыбного деликатеса, Отец опустился в плетеное кресло-качалку, и, покачиваясь, принялся снимать горячие кусочки большой рыбы с шампура, обмакивать их в соусе из мертвых помидоров и отправлять в рот. Полет в космосе черти знают где, черти знают куда и зачем, становился сносным. Где-то за пределами его сознания мимо маленького спасательного шлюпа проплывали мириады миль космического пространства, начиненного космическими лучами, радиацией неведомых звезд, пылью давно убиенных планет, кусками некогда целых планетоидов и комет. А он сидел на маленьком балкончике с лаковыми деревянными балясинами и поедал горячий шашлык, любуясь на прелесть сиреневого сада, под визжание маленьких птиц на берегу великой матушки– Волги.
Так можно жить. Пусть его трапеза не имела ничего общего с насыщением организма незаменимыми аминокислотами, зато удовольствие было настоящим. При выходе из базы нужно будет обязательно похлебать какой-нибудь кислятины из банки, заедая ее сухарями из пайка шлюпа. Одними иллюзиями сыт не будешь. Сейчас его волновало другое. Нужно было скоротать время. Неделя полета в узкой посудине, в которой можно сделать только четыре шага вперед и четыре назад, времяпровождение, которое нельзя назвать очень уж полезным. Лучше так. Можно было конечно задать программу сна на все время полета. Но что за радость проспать неделю, когда можно себе устроить небольшой пикничок или выход на берег большой реки под Астраханью.
Жаль, что сюда не позовешь Рыжую. Можно сделать и ее копию, которая была бы ласкова с ним и послушна. Только фальшь станет очевидной спустя очень короткое время. Да и не готов он был снова ее увидеть. Слишком много она значила в его жизни, чтобы можно было издеваться над светлым и любимым образом. Отец простился с ней навсегда. Он знал теперь со всей ясностью, что ему с Рыжей не по пути. Он сознавал, что Рыжая все решила за него, что она одна будет растить их маленького сына, которого она назовет не так. Бог ей судья. Он простил ее. У сына будет чудесная мама, добрая и отзывчивая бабушка, готовая к его услугам в любую секунду. Мальчик не будет голодать и не будет оборванцем. Вот только папы у него не будет никогда. Так решила Рыжая.
Прошло немного времени после той ночи, когда его сын стал реальностью. Рыжая до последнего момента не могла поверить, что с первого выстрела у них получится сын. Отец ее убедил. А еще больше убедило сканирование, которое стало доступно с введением единой централизованной базы данных и с выходами, которые каждый раз сканируют тело, стоит только через него пройти. Затем заключение врача, после недолгой процедуры обследования окончательно убедило Рыжую, что у нее растет маленькая жизнь. Трогательные минуты, проведенные вдвоем, были усилены регистрацией брака. Они поженились. Они ходили выбирать золотые кольца, которые надели друг другу на безымянные пальцы в присутствии официальных лиц. Они гуляли по берегу реки, разделившей Евразию задолго до начала времен. Они собирали разноцветные камни с прибоя. Они катались на карах, опускаясь низко к воде. И разноцветные брызги воды, вздымаемые кормой маленькой летательной машины, очень веселили Рыжую. Ее звонкий голос весело звучал на водных просторах, пугая коричневых жаб, засевших в прибрежных камышах.
А потом Отец устроил ее в больницу– пусть полежит, наберется сил, отоспится, отъестся. Помог ему устроить любимую его давний дружок– Дексаметазон. Его связи простирались не только в зеленых джунглях Адло, но и на Земле. Прощаясь, Рыжая попросила у Отца винограда. Мотивировала она желанием маленького сына, еще не рожденного и пока очень маленького, растущего где-то в недрах ее любимого тела.
–А щеки у тебя не треснут с винограда?– Участливо спросил Отец.