Страница 25 из 33
Роза проводила наказанных сердитым взглядом и повернулась к классу:
- Пожалуйста, учащийся Булат, продолжайте.
Булат в третий раз поднялся с места.
- Клоун посмотрел на меня и сказал…
- Сторожа в милицию повели!
В дверях стоял испуганный Батыр и показывал рукой в ту сторону, куда повели сторожа.
Все бросились к проходу, сторожа действительно вели, но не в милицию, а в контору.
- Неужели из-за кирпича?-удивился Булат.
- А из-за чего же еще? Я сам видел, как они стояли у того места, где лежал кирпич, и кричали на сторожа.
- Пошли к начальнику участка!- решительно сказала Роза, и первой направилась к конторе. За ней двинулся Батыр, за Батыром Гриша, за Гришей Булат. Замыкал шествие Цицерон.
Ребята подошли к конторе и остановились возле раскрытого настежь окна.
- Ты мне честно скажи, куда дел машину кирпича?- громко требовал начальник участка.
Сторож молчал. Роза смело вошла в деревянную конторку, за ней вошли и остальные. У дверей начальника участка их остановил прораб.
- А это еще что за делегация?
- Это мы кирпич унесли…- негромко сказала Роза. ¦
- Унесли кирпич? Куда?
- В школу,- выступил вперед Батыр.
- Ничего не понимаю,- развел руками прораб,- какой кирпич, какая школа?
- Тот самый кирпич, за который ругают сторожа!- объяснила Роза.
- Ах вон оно что!- усмехнулся прораб, и, распахнув двери, весело крикнул: - Петр Иваныч! Воры нашлись!- и втолкнул всю компанию в комнату.
Сторож сидел на табуретке возле окна низко опустив голову. Старик пересчитал в уме всех, кто строился на руднике, но никто из них не мог увезти вот так, неслышно целую машину кирпича… Сторож поднял голову и, увидев Гришу и Булата, вскочил с места. Те мигом спрятались за широкую спину Батыра.
- Ах, жулики! Обманули, значит, старика! А еще про звезды рассказывали…
Начальник участка и все сидевшие в комнате рабочие слушали сторожа и громко смеялись. На пороге появился бригадир рабочих, которые строили школу.
- Петр Иванович, откуда у нас кирпич появился, привезли, что ли?
- Какой там привезли… Это помощнички твои постарались, целую машину кирпича за ночь перетаскали.
- Где же сторож был?
- О нем они тоже позаботились, послали двух агитаторов, и пока он слушал лекцию, есть ли на Марсе буржуи, кирпич уплыл.
Бригадир глянул на ребят и покачал головой.
- Не ожидал я от вас такого… не ожидал…
Когда в комнате утих последний раскат смеха, начальник участка, сдерживая улыбку, сказал:
- Так вот, друзья, возьмите под навесом носилки и чтоб к обеду весь кирпич был на месте. Поняли?
Низко опустив головы, ребята вышли из конторки. Когда носилки были нагружены, появились бригадир и прораб. Глядя на расстроенных ребят, прораб не выдержал, рассмеялся.
- Ладно, оставьте, пусть лежит. А ты, Абдильда, приводи завтра бригаду часам к десяти, будут три машины с кирпичом…
Вечером в больницу пришел Павел Иванович. День был неприемный, но главврач разрешил ему повидаться с Нариманом. Павлу Ивановичу дали халат, и медсестра проводила его в палату. Он вошел веселый, улыбающийся и выложил перед растерявшимся Нариманом груду гостинцев.
- Это еще не все, главное тут!- похлопал он по нагрудному карману.
Нариман замер, а когда Павел Иванович извлек из кармана конверт, сердце Наримана застучало громко-громко, и он весь потянулся к письму.
Читал Нариман только те места, где говорилось об отце.
- «…ты спрашиваешь, не встречался ли я после войны с Музафаровым? После войны нет. Последний раз видел его в декабре 1944 года, несколько раз встречал в штабе дивизии. В канун нового года я был сильно контужен - меня перебросили в тыл».
Нариману не хватало воздуха. Он расстегнул ворот больничной рубашки и судорожно вдохнул пропахший подом больничный воздух.
- Жив! Жив! Ведь в письме, которое ему прислало министерство обороны, было написано, что погиб в 1943 году! А друг Павла Ивановича видел его в конце 1944! Значит жив! А что если этот друг ошибся? Если кого-то другого принял за его отца?
Нариман бережно положил письмо на одеяло.
- Он не мог ошибиться? Может, это был кто-нибудь другой?
Павел Иванович сжал Нариману плечо.
- Нет, это был он. Они вместе учились в Ташкенте…
Павел Иванович достал из кармана табакерку и, вспомнив, что находится в больнице, сунул ее обратно.
- Крепись, мой мальчик, мы отыщем его. Я написал письмо начальнику штаба дивизии, он обязательно ответит. …Да, я совсем забыл спросить тебя, как ты себя чувствуешь?
- Хорошо, доктор сказал, что послезавтра меня выпишут.
- Вот и хорошо, как только выйдешь, мы сразу отправимся в поход. Ребята рюкзаки уже приготовили, тебя ждут…
- Если б в штольне меня не ударило, я бы сюда не попал…
- Ну-ка, расскажи мне толком, что там случилось?
- Когда я шел по штреку, кто-то сзади бросил н меня бревном.
- А ты не заметил, кто это был?
- Не заметил, но я его хорошо знаю.
- Он что, местный житель?
- Нет, на руднике он появился после меня.
- А кто тебе сказал, что после?
- Ребята сказали, они же всех на руднике знают.
- Но откуда ты его так хорошо знаешь?
- Во время оккупации мы жили в одном дворе,- и Нариман подробно рассказал Павлу Ивановичу, где, когда и при каких обстоятельствах он встретился с Муратом…
Началась эта история осенью 1942 года. В тот день Наримаи проснулся поздно. Сквозь заплаканные окнл пробивался тусклый солнечный свет. Вставать совсем не хотелось - в теплой постели голод чувствовался не так остро, как на улице.
- Сейчас бы горбушку белого хлеба со сливочным маслом.,.- подумал Нариман и, глотнув слюну, с голевой зарылся под одеяло. Нариман закрыл глаза и перед ним выросла стопка сочных румяных чебуреков. Когда еще жива была мама, они каждую субботу ходили в чебуречную, которая стояла на углу возле колхозного рынка. Нариман облизнул пересохшие губы и открыл глаза - чебуреки исчезли. Закрыл - появились снова. Теперь он не открывал их долго-долго; хотелось вспомнить, как пахли чебуреки и как они хрустели на зубах.
Вчера Нариману не повезло: бегал по городу целый день и нигде не смог раздобыть и кусочка хлеба. Ничего не принесла ему и соседка тетя Наташа; они тоже сегодня сидели голодные.
Поздно вечером Нариман вскипятил кружку воды, выпил ее и лег спать.
Куда же пойти сегодня? Попытать счастья у госпиталя? Жаль, итальянцы оттуда уехали, а к немцам идти не хочется, проучили один раз - хватит.
Три дня тому назад Нариман, подхватив котелок, побежал к госпиталю. Работавшие на кухне итальянцы никогда не обижали Наримана, от них он всегда возвращался с полным котелком ароматного супа. А нынче не повезло. Итальянцев на кухне уже не было, а молодой немец, к которому подошел Нариман, выбил из рук котелок, повернул Наримана и больно ударил тяжелым кованым сапогом…
Может, сходить еще раз на элеватор? Но туда надо идти втроем и брать с собой лом: под вывернутыми кирпичными глыбами ребята нередко находили несколько горстей полусгнивших зерен…
Нариман нехотя выбрался из-под одеяла и вышел во двор. В воздухе вкусно пахло жареным тестом. Нариман повернулся и глянул в раскрытое окно, за которым два молодых эсэсовца жарили лепешки. Затаив дыхание, стоял и смотрел он, как росла на тарелке румяная стопка. Сколько он стоял? Десять минут, а может быть, час? Белобрысый офицер увидел его, усмехнулся, свистнул и, сняв со стопки верхнюю лепешку, бросил в раскрытое окно.
Лепешка опустилась прямо в руки и стала нестерпимо жечь пальцы. Как уж это получилось, он не помнит, но Нариман размахнулся и запустил лепешкой в гестаповца. Гестаповец увернулся, выругался громко по-немецки, схватил с кровати кобуру с пистолетом и бросился за Нариманом.
Если бы не майор, вышедший из-за угла, Нариману пришлось бы туго. Увидев старшего офицера, гестаповец вытянулся в струнку и замер. Нариман тем временем забежал в соседний двор и спрятался в пустой мусорный ящик.