Земля обетованная

Однако в профсоюзе Гарри состоял двоюродный брат Джозефа Флетчера и один его приятель. Оба были возмущены варварской расправой с его голубями и вовсе не желали, чтобы ими помыкал профсоюз, который только и делал, что угрожал, постоянно их запугивал, очень редко поддерживал и теперь вот снова рассчитывал на их помощь.

Члены профсоюза управленческих служащих имели право вернуться на работу. На других заводах, в других частях страны они уже прекратили забастовку. Двоюродный брат Флетчера и его приятель выразили готовность последовать за Гарри. Не прошло и дня, как местные газеты, а затем и вся пресса Англии затрубили об этом. Гарри останавливали на улицах, изводили вопросами, уговаривали, профорганизатор технологов заходился в угрозах и суровых предупреждениях, а сам Гарри сильно поссорился с Эйлин.

2

— Вопрос очень прост, — холодно сказала Эйлин. — Станешь ты штрейкбрехером или нет?

— Если ставить вопрос так, то и говорить не о чем, — сказал Дуглас. — Он ведь очень подробно объяснил тебе положение. Помилосердствуй, Эйлин. Все обстоит гораздо сложнее.

— Если разобраться до конца, то вовсе нет, — возразила она.

Эта твердая уверенность в собственной правоте возбуждала у Дугласа желание взять ее за плечи и хорошенько тряхнуть. Она стояла и гладила пеленки с таким видом, будто исполняет чрезвычайно ответственную и важную работу, с полным сознанием своей безупречности, сообщаемой ей высоким положением матери, теперь — как радетельница за солидарность рабочего класса — и вовсе непогрешимая.

— Гораздо сложнее, чем ты воображаешь, — прибавил раздраженно Дуглас.

— А какое отношение ко всему этому имеешь ты?

— Я попросил его зайти к нам, чтобы все обсудить, — осадил ее Гарри. — Давайте хоть между собой не будем ссориться.

— Ну что он может тебе посоветовать? — возразила Эйлин.

— Этот вопрос относится и к тебе, — сказал Дуглас. — Хотя ты совершенно правильно рассчитываешь, что у нас хватит галантности его не задавать. Итак, разговор ведем мы — мы с тобой, — но Гарри должно быть позволено участвовать в дебатах.

— Если он вернется на работу сейчас, за два дня до дополнительных выборов, это обойдется лейбористам в тысячу голосов — их получат тори.

— Эйлин, — сказал Дуглас, взяв себя в руки, — в Тэрстоне у лейбористов едва ли наберется тысяча голосов. Это вотчина тори, здесь сама королева не прошла бы в качестве кандидата от лейбористской партии.

— Дело в принципе.

— Не уверен, что ты права. Ладно! Я не работал с избирателями — вот если бы ты баллотировалась, тогда б я расстарался, — но из того, что мне пришлось слышать здесь, я вынес впечатление, что у партии нет четкой линии по этому вопросу. И даже если полезно или правильно рассуждать об этом с точки зрения выгоды для партии — а я не уверен, что это полезно или правильно, — то получается, что ты не права. Большинство людей хотят, чтобы забастовка кончилась. Сами забастовщики этого хотят. Сейчас вся загвоздка в том, чтобы найти к этому пути и возможности.

— Вот Гарри и предоставит и то и другое, — огрызнулась Эйлин.

— Это несправедливо! — Гарри был возмущен и не скрывал своих чувств. Ему не давали спокойно продумать все до конца. Все старались поделиться с ним своими взглядами и соображениями. — Для меня важно быть убежденным в своей правоте и знать, чего хотят члены нашего профсоюза.

— Ты с самого начала относился к забастовке скептически.

— Откровенно говоря, да, — сказал Гарри. — Но я присоединился к ней. А я, Эйлин, за свою недолгую трудовую жизнь уже был раз уволен по сокращению штатов и прекрасно представляю себе возможные последствия. Однако это меня не остановило. Просто я считаю, что застопорить прогресс невозможно.

— Но ведь сейчас мы спорим вовсе не об этом, — поспешно вмешался Дуглас, чтобы предупредить длинную тираду в защиту чистоты окружающей среды и против чрезмерного разрастания заводов, которой готовилась разразиться Эйлин. Кроме того, ему было неприятно, что они ссорятся.

— Возвращаясь на работу, ты исполняешь желание администрации, — сказала Эйлин. — Это соображение должно было бы сразу остановить тебя.

— Но почему? — осведомился Гарри. — Если мы хотим одного и того же, почему это должно быть препятствием?

Эйлин только пристукнула утюгом пеленку и с усилием удержалась от ответа.

— Если ты хочешь знать мое мнение, то я считаю, что его возвращение на работу было бы абсолютно оправданно, — сказал Дуглас.

— Если ты хочешь знать мое мнение, то я считаю, что твое суждение в данном случае абсолютно несущественно, — сказала Эйлин гораздо более сердито, чем намеревалась. Заботы о ребенке, напряжение предвыборной кампании и сверх всего эта забастовка (она так и видела Гарри, угодившего между буферами при этом столкновении интересов людей гораздо более искушенных и ловких) вконец измотали ее.

— Ну, через минуту меня здесь не будет, так что успокойся, — сказал Дуглас. — Но вот что я еще хочу сказать. Если члены Гарриного профсоюза проголосуют завтра за возвращение на работу, ему ничего не останется, как вести их на завод.

— Они говорят, что сделают, как он скажет, — плачущим голосом возразила Эйлин. Она даже гордилась тем, что Гарри пользуется таким доверием, однако была убеждена, что доверие это незаслуженное.

— Твоя беда, — сделал прощальный выпад Дуглас, — и я замечаю это за тобой с тех пор, как ты занялась политикой, — твоя беда, Эйлин, что ты отказываешь всем, кроме себя, в способности думать. Ты немножко занеслась.

Она пристально посмотрела на него и покраснела. Перевела взгляд на Гарри — его очевидное замешательство подтвердило, как она и опасалась, что он согласен с Дугласом.

— Просто я не хочу, чтобы Гарри пострадал, — сказала она. — Они ведь все свалят на него. Скажут, что он сорвал забастовку. В следующий раз, когда на заводе вспыхнут волнения, вожак технологов будет всюду трубить, что Гарри ненадежен. Вот чего эта компания добивается. А что будет, если другие профсоюзы не урегулируют вопрос и никто не присоединится к нему? И потом… пожалуйста, говори сколько хочешь, что я занеслась, и пускай профсоюзы действительно правы не на все сто процентов, но я все-таки предпочитаю в любых столкновениях быть на их стороне. Вот так-то!

Все трое почувствовали, что она вот-вот заплачет.

— Я обещал вернуться до того, как Джон ляжет спать, — сказал Дуглас.

— Проводи его, — предложила Эйлин Гарри. — Я хочу кончить гладить, и мне еще нужно надписывать конверты.

— Ты же устала.

— Остается всего два дня.

— Ладно.

Двое мужчин, выросшие в одной семье как братья и такие во многих отношениях несхожие, шли по пустынным ночным улицам маленького города.

— Джон последнее время отлично выглядит, — сказал Гарри.

— Джон любит пожить здесь. За летние каникулы он заметно окреп, и я рад, что смог его привезти хоть на несколько дней. Мне с ним очень хорошо. Сейчас он учит меня рыбу удить.

— А Мэри… как она?

— Кажется, хорошо. — Дуглас хранил полное молчание относительно своих домашних дел. — Как же ты поступишь?

— Наверное, посоветую им выйти на работу. Мы встречаемся завтра рано утром. Но окончательно я еще не решил. Что-то сделать нужно. А вот что — не знаю. Ну ладно, утро вечера мудреней.

— А что, если Эйлин права и они за тобой не последуют? Я говорю о других профсоюзах.

— Поживем — увидим. Да и вообще, Дуглас, разве можно ручаться за будущее? Все, что может человек, — это не жалея сил стремиться к тому, что ему кажется лучшим на данный момент.

— Ты считаешь, что это распространяется на все?

— Вот уж не скажу тебе, — ответил Гарри и расхохотался. — Никак не могу представить тебя с удочкой в руке.

— А я не могу представить тебя до сих пор играющим в регби.

— Каждую субботу играю.

— Джон — суровый учитель. Устраивает мне разнос всякий раз, как я плохо закину.