Пепел в песочнице

— Дайте мне термитный патрон.

Максим достал из разгрузочного жилета патрон и протянул Коновальцу. Тот оттянул затвор и загнал патрон в патронник.

— Стреляйте.

— Но винтовка…

Коновалец быстрым движением выхватил пистолет и приставил его к голове Максима.

— Неисполнение приказа в боевой обстановке.

Шепот стих. Невыполнение приказа командира группы после того, как боец сдал жетон, было достаточным поводом для того, чтобы командир группы мог застрелить собственного подчиненного, не опасаясь никаких последствий.

Ибрагим сделал какое-то движение, вроде бы хотел выйти из строя, но окрик Коновальца остановил его.

— Я не собираюсь доверять боевое оружие человеку, которому не верю и не доверяю! На базе вы можете расшаркиваться друг перед другом сколько угодно, но тут — в поле, — Коновалец указал пистолетом на крюк, с которого свисали цепочки с медальонами, — я все равно все сделаю по-своему.

Он снова перевел пистолет на голову Максима. Фраза произнесенная Коновальцем объясняла Максиму все. Его, опытного командира давно водящего бойцов на операции поставили перед фактом. Не посоветовались. Иван Александрович, желая помочь Максиму и поддавшись на шантаж, своим произволом вручил погоны и дал оружие в руки тому, кого принято было называть «груз», и тем самым приравнял неизвестно кого к закрытой касте элитных бойцов, обесценил годы тренировок и лишений.

— Стреляйте!

Максим нажал на спуск. В винтовке тихо хлопнуло и раздалось шипение. Запахло горячим металлом. Винтовка быстро раскалилась, и Максим выронил ее на пол. На глазах винтовку перекорежило, металл местами прогорел, и из щелей вырвалось белое пламя.

Когда винтовка догорела, и от нее остался один глушитель и приклад, соединенные уродливым сплавленным комком металла, Коновалец толкнул Максима обратно в строй.

— На погрузку, налево, бегом марш!

Загрохотали ботинки. Группа бегом направлялась к вертолету, который должен был отвезти их на аэродром.

Когда вся группа разместилась в вертолете, а Коновалец еще оставался снаружи, маленький чернявый парень по прозвищу Щегол, пристегиваясь ремнями к сиденью, произнес:

— Коновалец спятил.

Это было еще одним нарушением традиций и этикета. Все начиналось отвратительно.

Вертолетная тряска, посадка, короткая пробежка по аэродрому, погрузка в самолет промелькнули как набор беспорядочных кадров. Потом заложило уши, и пришел обычный для Максима страх высоты. В вертолете он все еще находился под впечатлением от поступка Коновальца и полета как-то не заметил, но к моменту загрузки в самолет адреналин уже выработался, и страх навалился в полную силу. Максим сидел в кресле, вцепившись в сиденье и сжав зубы. Бойцы, наблюдавшие за поведением новенького, отнеслись к проблеме со смесью снисходительности и юмора.

Крепыш с позывным «Жук» сладко зевнул, глянул на Максима и ни к селу, ни к городу брякнул:

— А знаешь, какое самое козырное место в походной палатке?

— Какое? — с подозрением спросил Максим.

— Ну, как ты думаешь?

— У выхода?

— Когда по тебе все бегают?

— Ну, тогда может быть в глубине?

— Нет.

— У окошка?

— Да, нет же!

— А где?! — уже почти выкрикнул Максим.

— Дурачок! Самое козырное место — возле противокомариной свечки!

Максим какое-то время осознавал столь сенсационную информацию.

— Спасибо. — немного подумав сказал он.

— Это он так пытался пошутить. У Жука нет чувства юмора. — сообщил сидящий рядом Соловей, ковыряя в носу ватной палочкой.

— А у тебя нет никаких манер и даже примитивного понятия об этикете. — огрызнулся Жук. — Ты бы еще задницу прочищал бы. Фу!

— Это гигиена, придурок.

Разговор прервал рык Коновальца.

— Бойцы! Перед нами поставлена следующая задача: через три часа мы десантируемся над точкой в Новосибирской области. Эта точка обозначена на картах в ваших КПК литерой «А». Затем, на парашютах, мы планируем около десяти километров и собираемся здесь. — он указал на точку на листе бумаги, — Место сбора обозначено литерой «Б».

— Командир! — подал голос Щегол, — А почему на вашей бумажке ничего невозможно разобрать? Там же ничего не видно!

— В штабе закончились картриджи. Это всё, Щегол? Я могу продолжать? Далее мы должны обеспечить скрытую транспортировку Максима Токарева, присутствующего здесь, — Коновалец снова избег употребления позывного Максима, чтобы подчеркнуть его инородность в команде, — в Новосибирский Университет, способом оставленным на наше усмотрение, а затем вывезти его обратно на базу. Действовать придется в сложной обстановке. Фактически на данный момент в Сибири создано параллельное правительство, именующее себя Правительством Республики Сибирь, целью которого объявлено образование на территории Сибири независимого государства. Основную поддержку этой организации оказывает местная китайская диаспора, которая богата и многочисленна. Так, что как только видите хоть одну узкоглазую рожу, вот кроме этой, — Коновалец показал на Ибрагима, — держите ухо востро. На территории Сибири сейчас идет террористическая война, и мы должны вести себя с максимальной осторожностью. Это все. Есть предложения? Вопросы?

Он подождал немного.

— Ну, что ж. У матросов нет вопросов. Это хорошо. Можно отдыхать.

Вся эта тирада до такой степени разозлила Максима, что он забыл бояться. Теперь его трясло от бешенства. Через некоторое время, немного успокоившись, Максим хотел было снова начать бояться, но с удивлением обнаружил, что это у него не получается. «Так вот в чем секрет лекарства против страха!» обрадовано подумал он «Надо просто разозлиться!» И счастливый сделанным открытием, он заснул.

Снились опять жена, дочь, солнышко, одуванчики возле храма Бориса и Глеба на Севастопольском. Пиво в запотевшем бокале, такое, что губы сами начинают шлепать еще сантиметров за пять до глотка. А за всем этим зола, огонь, черный, горький ветер и руки — свои собственные руки, втыкающие тощенькие кресты из обугленных щепок в покрытую гарью землю. Дед, волочащий по горелой траве тлеющую коробку с музыкальным центром и останавливающийся, чтобы вытереть платком пятно на рубашке. Красное кровавое пятно. И такая тоска! Такая тоска, что если плакать, то уж не слезами, а сразу водкой. Пить и плакать.

Он так и проснулся со вкусом водки в горле.

— Эй, вставай, спящая красавица. Прыгать пора.

Улыбающееся лицо Соловья закрыло обзор.

— Смотри-ка, совсем зеленый, а дрыхнет, как ветеран! Чабан! Он с тобой будет прыгать?

Ибрагим, в команде отзывавшийся на прозвище Чабан, как раз прикреплял к себе сбрую для спаренного прыжка.

— Ты, Соловушка, не смотри, что наш Москвич новичок. Он троих боевых пловцов уложил. При этом одного в рукопашном бою, будучи раненым. Я сам с ним спарринговался — отличный боец. Штатский, но — отличный. У нас быстро обтешется.

— Не обтешется — батюшка, Лев Исакыч, отпоет. — хмыкнул Соловей.

Ибрагим закончил возиться с ремнями и подошел к Максиму.

— Ну-ка, поворотись-ка, сынку!

«Я тебя породил, я тебя и убью» додумал Максим, повернулся спиной, и Ибрагим крепко обхватил его ремнем. Затянул, обхватил еще одним. Лишний рюкзак сначала хотели отдать Жуку, но тот заворчал, что за этой хреновиной ничего не видно и, вообще, предупреждать надо было. Отдали Соловью.

Десантный люк открылся, и бойцы один за другим полетели в ночь. Ибрагим и Максим прыгали последними.

— Только не дергайся. — шепнул в ухо Ибрагим и, прежде чем Максим успел кивнуть, прыгнул в пропасть. Страшно почему-то не было. В ушах свистел холодный ветер, вокруг была ночь, но Максим смотрел на уплывающую вверх линию горизонта и жалел только об одном — том, что он когда-то боялся высоты. Высота это же прекрасно! Потом падение неожиданно ускорилось, Максим даже успел немного испугаться, сильно тряхнуло, потянуло вверх. Максим прикусил себе язык и понял, что больше не падает, а летит.