Страница 23 из 32
Суровая служба закаляла не только физически – формировался характер решительный, твердый, властный; крепла воля; вырабатывалась способность быстро принимать решения; приходило умение руководить людьми и разбираться в них.
Было море, которое влюбляло в себя. «Когда я служил во флоте, – признавался М. А. Пещуров, – то вполне наслаждался жизнью моряка, любил и восхищался и стихиею, и той борьбой, которую частенько приходилось вести с рассвирепевшим морем и ветром»[225]. Было то, что вспоминалось и манило молодого С. О. Макарова во время его первого деревенского отпуска: «Забываются все дурные стороны <…>. Представляется только одна светлая сторона: туго натянутые паруса, марсели в один риф, брамсели, фок, грот, кливера и бизань, педантичная чистота, ловкая, веселая команда, великолепные шлюпки с роскошными парусами, вымытыми лучше дамских манишек, и звонкая гармоническая команда вахтенного лейтенанта»[226].
На склоне лет, выступая в общем собрании Государственного Совета, П. Н. Дурново скажет: «Лучшие годы моей жизни прошли на палубе военного корабля в дальних плаваниях почти по всем морям земного шара. <…> Тесная жизнь на корабле среди постоянной опасности, среди беспрерывной борьбы с грозными и капризными морями развивает в плаваниях между командиром, и офицерами, и матросами почти семейное общение и духовную связь. Эта духовная связь, основанная на взаимном доверии, воспитывая военную доблесть, и есть фундамент всей морской службы. Без этой духовной связи, без взаимного доверия военный корабль жить не может. <…> Мы, мичмана и лейтенанты старого времени, сознавали, что капитан наш носит в своей часто суровой голове что-то верное и важное, тот опыт, до которого нам еще далеко. Мои дорогие товарищи вместе со мною сознавали и верили в опытность наших дорогих командиров. Конечно, в кают-кампании не обходилось иногда без скромной критики, но старший офицер добродушно и живо приводил критика в порядок»[227].
Образовательный и культурный уровень морских офицеров был весьма высок. Здесь всегда много читали. Значительные книжные собрания были у знаменитых адмиралов (Д. Н. Сенявина, М. П. Лазарева, В. А. Корнилова и др.), у многих командиров кораблей. Много богатых библиотек было в учреждениях Морского министерства (Русская морская библиотека в Петербурге, Севастопольская офицерская и Севастопольская морская библиотеки, Читальня кондукторов флота в Петербурге, библиотека Гельсингфорсского морского клуба и др.; библиотека Кронштадтского морского собрания по числу книг была 9-й в империи; были библиотеки и в других военно-морских базах). Не плохими были многие судовые библиотеки. Атмосфера напряженной духовной жизни благотворно сказывалась на развитии от природы способного молодого офицера.
Каждое судно имело свою историю, П. Дурново плавал на 14-ти – это целая страница военно-морской истории России. Каждый корабль – это коллектив людей энергичных, волевых, мужественных, нередко – высокообразованных. Что ни командир – то личность, нередко – выдающаяся. Их у П. Дурново было 11.
Военно-морская служба П. Дурново проходила на фоне исторических перемен в Отечестве: готовилась и была осуществлена отмена крепостного права, разрабатывались и осуществлялись реформы практически во всех областях общественной и государственной жизни – начиналась новая страница в истории России.
Ряд конкретных проблем пришлось решать и морякам.
Крымская война со всей очевидностью показала, как опасно отстала Россия в военном судостроении. Была осознана необходимость замены деревянного парусного флота паровым броненосным, и, хотя Россия продолжала (до начала 60-х годов) строить деревянные паровые винтовые суда, начинается расширение металлургической и металлообрабатывающей отраслей промышленности; утверждается новый штатный состав флота; преобразуются адмиралтейства, верфи, магазины, портовые сооружения; резко активизируются морские агенты, информируя о новинках в судостроении и вооружении; инженеры, механики, офицеры командируются за границу стажироваться для осмотра заводов, портов, судов. В начале 60-х начинается строительство полностью железных броненосных кораблей.
В 1850–1860-е годы продолжалось освоение Дальнего Востока. Большую роль в этом сыграли военные моряки. В 1858–1859 гг. морская экспедиция Н. Н. Муравьева-Амурского вдоль побережья Уссурийского края открыла и назвала многие заливы и острова. В 1859 г. началось изучение побережья Японского моря кораблями Тихоокеанской эскадры капитана I ранга А. А. Попова. В 1860 г. гидрографическая экспедиция В. М. Бабкина составила навигационно-гидрографическое описание бухт и островов залива Петра Великого. Исследовались реки и озера, был основан Владивосток, разрабатывался уголь для судов, началось судостроение, основывались селения, строились порты. Экипажи военных кораблей рубили просеки – будущие улицы, производили съемку побережья, делали промеры глубин, перевозили различные грузы, составляли карты, называя улицы, острова, бухты, полуострова, мысы именами кораблей и офицеров.
На плечи моряков легла и защита дальневосточных владений России: корветы и клипера Балтийского флота должны были посменно нести службу в Тихом океане. В 1857 г. из Кронштадта в Николаевск-на-Амуре ушел 1-й Амурский отряд судов под командованием капитана I ранга Д. И. Кузнецова. В 1858 г. – 2-й Амурский отряд капитана I ранга А. А. Попова. В 1860 г. – 3-й Амурский отряд капитана I ранга И. Ф. Лихачева. Моряки основывали посты на материковом побережье и на острове Сахалин, формировали их команды.
В начале 60-х резко обострилась международная обстановка. В 1861–начале 1862 гг. началась военная интервенция Испании, Англии и Франции в Мексику: последняя прекратила выплату долгов. Испанцы и англичане, натолкнувшись на народное сопротивление, оставили Мексику; французы же остались и в 1863 г. взяли Мехико.
Англия и Франция почти открыто вмешались в Гражданскую войну в Северо-американских соединенных штатах, поддержав южан: последние поставляли им дешевый хлопок, а промышленность северян успешно конкурировала с английской и французской. Южане одерживали победы, их рейдеры жгли и топили торговые суда северян. Реальной оказывалась угроза вторжения из Мексики 40-тысячного французского экспедиционного корпуса.
Восстание поляков в январе 1863 г. быстро переросло в настоящую войну. Их тут же поддержали Англия, Франция и Австро-Венгрия; к ним присоединились Швеция, Италия и Испания. Наполеон III предложил восстановить Польшу в границах до ее 1-го раздела, что означало перекройку политической карты Европы; предполагалось также отторжение от России части Северного Кавказа для удовлетворения Турции. Угроза новой войны с европейской коалицией оказывалась вполне реальной.
Освещение всех этих проблем в русской и иностранной прессе, обсуждение и анализ их в кают-кампаниях, непосредственное участие в событиях – все это способствовало гражданскому становлению офицерской молодежи, осознанию ею геополитического положения Отечества, проблем его безопасности и развития и существенно облегчило постижение ею капитального факта мировой истории – борьбы народов за существование, господства силы на международной арене.
17 октября 1860 г. П. Дурново назначен на клипер «Гайдамак», шедший под командованием капитан-лейтенанта А. А. Пещурова на Дальний Восток[228]. Переход был долгий, трудный, опасный (от «желтой горячки» умерли мичман Меньшиков и унтер-офицер Недович), но и интересный: почти на две недели задержались в Плимуте (клипер вооружался, отделывался; загружали уголь, живность, зелень), заходили в Порто-Гранде, Рио-де-Жанейро, Гонконг и порты Китая. 31 июля 1861 г. «Гайдамак» бросил якорь в заливе Посьета.
В заливе Петра Великого клипер нес крейсерскую службу, экипаж участвовал в описных и гидрографических работах. 27 июля 1861 г. дожди и туманы не позволили команде описывать бухту Врангеля и вести астрономические наблюдения, и клипер укрылся в бухте, еще не обозначенной на карте; ее исследовали и назвали в честь своего судна – «Гайдамак».
225
Пещуров М. Очерк моей жизни. СПб., 1881. С. 19.
«Я всегда любил шторм и сейчас с наслаждением вспоминаю рев ветра, белые барашки, сизые тучи…» (Пилкин В. К. В Белой борьбе на Северо-Западе: Дневник 1918–1920. М., 2005. С. 122. Запись 6.03.1919).
226
С. О. Макаров. Документы. Т. 1. М., 1953. С. 51 (Из дневника. Запись 27 авг. 1867 г.).
227
Речь 13 июня 1908 г. при обсуждении сметы Морского министерства // Гос. Совет. Ст. отчеты. 1907–1908 годы. Сессия третья. СПб., 1908. Стб. 1712–1713).
228
«Гайдамак» – деревянный винтовой клипер водоизмещением в 1094 т., с паровой машиной мощностью в 250 л. с., с 3-мя бомбическими и 4-мя малыми десантными орудиями, построен в Норфолке (Англия) в 1860 г. В 1863–1864 гг. в составе эскадры контр-адмирала А. А. Попова ходил в Сан-Франциско, затем вернулся в Кронштадт. В 1869–1870 гг. в составе отряда капитана I ранга К. П. Пилкина перешел из Кронштадта на Дальний Восток. Нес крейсерскую службу и занимался описными работами в Японском и Беринговом морях. Исключен из списков флота в 1886 г. В его честь названы бухта и гавань в заливе Петра Великого, мыс в бухте Провидения в Беринговом море, пролив в Желтом море и улица Владивостока.
Пещуров Алексей Алексеевич (1834, с. Лосево Мосальского у. Калужской губ. – 1891, СПб.) – двоюродный племянник светлейшего князя А. М. Горчакова. Окончил МКК мичманом 1-м в выпуске (1853). Адъютант вице-адмирала Е. В. Путятина, на фрегате «Паллада» перешел на Дальний Восток (1852–1854), участвовал в гидрографических работах у восточного побережья Кореи и залива Посьета. На фрегате «Диана» под командованием С. С. Лесовского ходил в Японию (1854), составил планы ряда японских портов. После крушения «Дианы» в бухте Симода, на построенной шхуне «Хеда» перешел в Николаевск-на-Амуре. Сопровождал Е. В. Путятина в Петербург (через Сибирь). Лейтенант (1855). Адъютант начальника штаба военного генерал-губернатора Кронштадта (1855–1856). Агент по заказам Морского министерства в Англии и Франции (1857). Капитан-лейтенант (1860, за отличие). Командир «Гайдамака», провел клипер из Англии на Дальний Восток (1860–1861), участвовал в составе Тихоокеанской эскадры контр-адмирала А. А. Попова в Американской экспедиции в Сан-Франциско (1863–1864). Капитан II ранга (1865). Командир броненосного фрегата «Минин» (1865–1866). Командирован в США в ранге специального правительственного комиссара (1867) и подписал (14.10) в Новоархангельске протокол о передаче Америке владений Российско-Американской компании на Аляске и Алеутских островах. Капитан I ранга (1868, за отличие). Вице-директор (1868) и директор (1875) канцелярии Морского министерства. Контр-адмирал (1874, за отличие). Назначен в свиту е. и. в. (1878). Товарищ управляющего (1880) и управляющий (1880) Морским министерством. Главнокомандующий Черноморским флотом и портами и военный губернатор г. Николаева (1882). Вице-адмирал (1882, за отличие). Главный командир флота и портов Черного и Каспийского морей с оставлением в д. военного губернатора г. Николаева. Член Государственного совета (1890). Автор статей по различным вопросам морской службы в Морском сборнике. Похоронен на Новодевичьем кладбище Петербурга. Его именем назван мыс в заливе Петра Великого и мыс на полуострове Корея (Общий морской список. Ч. X. С. 187–188).
«Это был только хороший морской офицер и человек безупречной нравственности» (Денорвиль П. Отрывки из воспоминаний старого моряка // Море. 1906. № 7–8. С. 272).
«Любимец графа Путятина» (Арсеньев Д. С.).
«Лесовский [министр] взял Пещурова [заместителем]. И если когда административный брак представлял собою идеал счастливого брака, так это именно здесь, в сочетании пыла, быстроты и детской откровенности адмирала, – с невозмутимым, вынесенным из продолжительного пребывания в Англии, спокойствием и чисто английскою выдержкою, молодого моряка. Пещуров был тоже моряк из лихих: он так разбил свой клипер в кругосветном плавании, что это поставлялось в образец даже старыми моряками. “Вот как надо разбивать клипера”, – говорили они одобрительно и Пещурова признавали своим. Своим же не могли не признать его и так называемые старыми моряками “чернильницы”, то есть письменная часть, чиновники министерства. Он писал едва ли не лучше их, во всяком случае, последовательнее и логичнее его изложения мне не приходилось встречать в бумагах. И писал он бумаги большею частью всегда сам, не только в бытность директором канцелярии, но и товарищем министра. Цифры Морского ведомства вместо позорных поражений, начали одерживать блистательные победы в департаменте экономии [Государственного совета], где Пещуров разбивал не хуже своего клипера, пасовавшего Заблоцкого-Десятовского.
<…> Промежуточное управление [министерством] Пещурова было непродолжительно, м. б., потому, что оно соединяло все условия хорошего управления министерством, ровного, спокойного и всесторонне обдуманного. Уступки, лицеприятия были немыслимы при его, можно сказать, математически точном и последовательном образе действий. Кто просил – ничего не значило, но чего и зачем он просил, – только то имело значение. Он, со спокойствием некогда его не покидавшим, – отказывал уже нареченному генералу Алексею Александровичу в разных требованиях, между прочим, в усилении каких-то украшений в гвардейском экипаже, которым этот великий князь командовал.
– В смете не имеется кредита на этот предмет, – процеживал он по своей привычке сквозь зубы и немного в нос.
Бережливая великая княгиня Екатерина Михайловна присылает дворцового чиновника просить казенных флагов, к какому-то высокоторжественному дню.
– Обратитесь к капитану над портом. Он даст, если можно.
Поступки и не особенно отчаянные, однако в глазах людей сведущих, вполне достаточные, чтобы погубить человека.
– Уж сломит себе шею Алексей Алексеевич, – пророчили они. И он ее в самом деле сломил…
Нужен был его английский такт (он и женат был на англичанке), чтобы держать курс между рифами заслуженных и влиятельных адмиралов, от которых он получал когда-то приказания, стоя у них на вахте, и которые должны были теперь являться в его кабинет за приказаниями.
<…> Сдавши министерство [И. А. Шестакову], он взял подчиненное место главного командира Черноморского флота и уехал в степное захолустье заметаемого зимой метелями, а летом пылью Николаева…
И вот, в стенах министерской квартиры не стало обходительного, невысокого, с тонкими чертами, умного и приветливого лица Пещурова» (Ковалевский П. М. Власти предержащие // Русская старина. 1909. Т. 137. № 1. С. 84, 85–86, 87.
Ковалевский Павел Михайлович /1823–1907/ – поэт, писатель, литературный критик).
«Высокодаровитый. <…> Будучи от природы малообщительным и притом не принадлежа по происхождению к высшему обществу, Алексей Алексеевич даже будучи министром, вел дружбу и знакомство преимущественно с бывшими своими товарищами по корпусу и собирал их на свои скромные вечера по средам. На этих вечерах играли по маленькой в обычный тогда ералаш, немного танцевали и после скромной закуски расходились, благодаря гостеприимных хозяев. Супруга министра была родом англичанка (женился на вдове врача, на квартире которой стоял в Англии. – А. Б.) и других языков, кроме своего родного, не знала; поэтому понятно, что и она избегала чопорных знакомых, предпочитая им, одинаково с мужем, моряков, как лиц, говоривших по-английски.
В летние месяцы эти среды прекращались, и, отправив семью в деревню, Пещуров посвящал свой досуг музыке и, как музыкант-самоучка, часами просиживал за роялем, отчасти фантазируя, а отчасти разыгрывая по памяти довольно трудные вещи.
Министром пробыл <…> недолго – менее двух лет. Невзлюбил его почему-то новый Генерал-адмирал Великий князь Алексей Александрович, и ему была предложена должность главного командира Черноморского флота.
<…> При последнем нашем свидании за месяц до его смерти в скелете, обтянутом кожею, с трудом можно было признать прежнего красивого, моложавого и всегда молодцеватого адмирала» (Мамантов Н. При шести министрах (1875–1897) // Вестник Императорского Общества ревнителей истории. Вып. III. СПб., 1916. С. 88, 90).