Страница 37 из 45
По ходу этой части наших исследований выяснилось нечто совершенно неожиданное. О том, что новых поселенцев можно с полным правом называть «плешанками», я знал из обширной научной литературы о каменках. Из этих источников следовало лишь то, что полуостров Мангышлак входит в ареал этого вида. Но до нас никто не анализировал вплотную, что именно представляет собой данная местная популяция. Мы же обнаружили, что, помимо птиц с типичной окраской плешанки, здесь присутствуют отдельные особи, очень похожие по внешнему виду на испанских каменок и, кроме того, весьма многочисленные индивиды, промежуточные по окраске между этими двумя видами (такие, например, как «белоспинная плешанка», о которой я упоминал в главе 2). Вскоре стало ясно, что мы имеем дело с популяцией гибридного происхождения.
Это, однако, не помешало мне попытаться узнать как можно больше о поведении плешанок, коль скоро типичные представители этого вида численно преобладали в нашей популяции. В частности, предстояло выяснить, как у них организован процесс спаривания и насколько он сходен или отличен от того, что уже было известно в отношении черношейной каменки.
Я знал к тому времени, что самцы черношейной каменки склонны приглашать самок к месту свиданий, таких же, как у черных каменок ближе концу дня, подчас в сгущающихся вечерних сумерках. Вскоре выяснилось, что такая склонность присуща и самцам плешанки, но даже в еще большей степени. Своеобразные брачные игры, как стало ясно, начинались у них не ранее 19 ч, и становились особенно интенсивными вплоть до глубоких сумерек. Понятно, что это порождало определенные трудности для наблюдений. Они усугублялись тем обстоятельством, что эти игры происходили не в долине, а на плоскогорье за верхним урезом чинка.
Итак, каждый вечер я карабкался по склону, изрезанному самым причудливым образом выступами известняка и входами в пещерки разной глубины, чтобы оказаться к нужному времени на месте наблюдений. Здесь я выбирал такую точку, с которой было наиболее удобно следить за той или иной парой птиц. Как только они подавали мне знак, что готовы к взаимодействию, я включал диктофон, висевший у меня на груди, и более не отрывал глаз от бинокля. Достаточно было сделать это хоть на мгновение, найти снова объект слежки почти что в темноте не представлялось возможным. Далее мне предстояло проделать обратный путь вниз по склону, движение по которому в ночное время было не только затруднительным, но даже довольно опасным.
Увиденное мной вовремя этих экскурсий выглядело достаточно любопытным. Взаимодействие между самцом и самкой начинается с того, что он, находясь в метре-другом от партнерши, вытягивается всем телом, почти прижимается к земле, и начинает очень быстро трепетать слегка разведенными крыльями. Временами он слегка пригибается грудью к субстрату, а затем взлетает, все так же часто вибрируя крыльями. В этом полете, напоминающем полет ночной бабочки, самец многократно пытается сблизиться с самкой, которая не подпускает его, но и не улетает далеко, удерживая первоначальную короткую дистанцию. После нескольких таких эпизодов она, взлетев, уже не садится, а движется низко над землей в замедленном темпе, а самец пристраивается у нее в хвосте, держась молча на расстоянии не более метра. Такой согласованный полет тандемом продолжается иногда до трех минут. Постепенно движение птиц становится все более быстрым и переходит, наконец, в стремительную погоню самца за самкой. В конце концов она садится, а он проделывает вокруг нее неистовый полет петлями, сопровождая его песней, отдельные ноты которой звучат наподобие стука пишущей машинки.
Более всего меня удивило то, что все это ни разу не закончилось спариванием, которое я ожидал увидеть, планируя свои вылазки на верхний край чинка. Здесь опять же, как и при патрулировании границ черношейными каменками, довольно изощренные действия птиц не приводят ни к какому конкретному результату. Так что вновь приходилось предположить, что в их основе лежит нечто вроде стремления птиц сбросить накопившееся за день эмоциональное напряжение.
Мы с Володей ежедневно пополняли список различных вариантов окраски самцов, промежуточной между теми, что свойственны плешанке и испанской каменке, В итоге мы пришли к выводу, что перед нами почти полный спектр мыслимых комбинаций такого рода. Не хватало только одного варианта, но мы не переставали надеяться, что рано или поздно увидим самца с черной спиной, как у плешанки, и с двухцветной бело-черной головой, как у самцов морфы aurita второго вида.
Каменка плешанка Oenanthe pleschanka
С началом мая жара стала испепеляющей, дожди прекратились полностью и наш запас воды стал убывать с угрожающей быстротой. К 8 мая на дне бочки оставалось несколько сантиметров жидкости, еще напоминавшей питьевую воду, но почти непригодной для использования. Мы свернули лагерь, спрятали все тяжелые вещи под плитами известняка (зная, что принимающая нас сторона обеспечит вывоз всего оставленного позже), и направились налегке в сторону поселка Куйбышев, где располагалась основная, стационарная база противочумной станции города Шевченко.
Помню, что настроение было не из лучших. Окончились два месяца счастливой жизни, насыщенной новыми впечатлениями и интересными волнующими научными находками. Да и солнце палило так, что дальний путь представлялся весьма утомительным. Все внезапно изменилось в тот момент, когда мы проходили мимо казахского поселка из примерно десятка почти вросших в землю саманных построек. Я увидел сидящего на проводах самца той самой окраски, которой нам так недоставало, чтобы полностью убедиться в справедливости гипотезы о гибридном происхождении местной популяции «плешанок». Мы оба словно ожили под воздействием мощного выброса адреналина.
Следующей нашей мыслью было, что птицу необходимо добыть и внести в реестр коллекционных экземпляров. Здесь мне приходится коснуться темы, которая для непосвященных может выглядеть своего рода теневой стороной зоологических исследований. Посетители зоологических музеев, вероятно, не подозревают, что помимо тех сравнительно немногочисленных чучел, которые выставлены в экспозиции, в запасниках, скрытых от посторонних, хранятся многие тысячи экземпляров, предназначенных для камеральных научных исследований. Это трофеи десятилетиями систематически доставляются сюда из экспедиций в качестве вещественных доказательств всего того нового (например, находок ранее неизвестных видов), что полевым зоологам удалось увидеть во время их нелегких странствий. Как без гербариев немыслимо существование ботаники, так и без этих коллекций не было бы научной зоологии. Вся она построена на фундаменте, именуемом систематикой, для которой музейные коллекции оказываются главным и незаменимым материалом аналитических исследований. Более подробно я коснусь этой темы в главе 6, которая будет целиком посвящена изучению явления межвидовой гибридизации.
В данный момент одна из проблем, возникших перед нами, состояла в том, что за птицей придется охотиться если не в самом населенном пункте, то в опасной близости от него. Хотя мы имели при себе разрешение на научный отстрел, оно не предусматривало подобной критической ситуации. Но делать было нечего – мы не могли упустить возможности добыть столь редкий экземпляр.
Дальше – больше. Птица оказалась на редкость осторожной. Она все время садилась на виду, на провода линии электропередач, идущей вдоль дороги метрах в 50 от домов поселка. Я понял, что подойти на выстрел удастся, если двигаться очень медленно, оставаясь все время за столбами, поддерживающими провода и отстоящими друг от друга на несколько десятков метров. Но как только я высовывался из-за столба с поднятым уже ружьем, птица срывалась с места и перелетала туда, откуда я только что пришел. Радоваться можно было лишь тому, что она не покидала границ своей территории, перемещаясь между крайними точками, разделенными дистанцией не менее 150 м. Это расстояние я прошел туда и обратно не менее шести раз, и неизменно без всякого результата.