Страница 95 из 146
— Спасибо. Но это не шантаж. Вы сами услышите и поймёте, что дуэтом будет лучше…
Продюсер ничего не ответил, бегло пробежавшись глазами по листочку с текстом. Там были два анонса, сочинённые Алексеем для конферансье. Утвердительно кивнув головой и произнеся сакраментальное «О'кей», он быстрыми шагами удалился.
Где-то далеко, со стороны неведомого и пугающего неизвестностью огромного зрительского зала, продолжали гудеть и вздыхать инструменты оркестрантов, доносились звуки шагов, голосов и опускающихся кресел. К Марии подошла седовласая благообразная дама, ранее представившаяся администратором концентра, и попросила записать должности «сопровождающих лиц».
Алексей, застегнув бархатный пиджак и поправляя алый платок на шее, заявил, что является солистом, однако отказался сообщить должности помощников. Выручил вовремя подоспевший Борис, назвавший себя директором дуэта исполнителей, а Петровича — своим ассистентом. Затем явился человек в форме капитана, представившийся сотрудником Федеральной службы охраны и попросивший показать паспорта «сопровождающего персонала».
Новенький паспорт Петровича вызвал удивление:
— Вы не москвич? — спросил капитан, не выпуская паспорта из своих рук.
— Не совсем, — согласился Петрович. — Но теперь будут жить в Москве.
Капитан с недоверием взглянул на «ассистента», одетого в дорогой тёмно-вишнёвый костюм, позаимствованный из гардероба Бориса.
Выручил Борис. Обворожительно улыбаясь, он сообщил, что этих «товарищей» он лично недавно «вытащил из хабаровской филармонии» и что очень скоро о них будет знать вся страна.
— Из хабаровской? Неужели там есть филармония? — недоверчиво переспросил офицер.
— Конечно! Филармонии у нас и в Приморском крае имеются, и даже в Магадане!
И тут же понял, какую непростительную ошибку он совершил — совершенно упустил из вида, что у главной солистки документы на сто процентов московские, и никаких дальневосточных следов в нём нет!
К счастью, проверять документы самих артистов, облачённых в нарядную концертную одежду, в этот момент не полагалось. Офицер спокойно вернул Петровичу его новенький паспорт и, отойдя в сторонку, уселся на стул, являвшийся, по-видимому, его рабочим местом в ходе предстоящего концерта.
Спустя минуту негромко прозвенел сигнал к началу и воцарилась тишина. Вскоре тишину взорвали знакомые и величественные звуки государственного гимна.
«Нас вы-ра-стил Сталин на вер-ность народу!» — достаточно громко начал подпевать Петрович, чем, по-видимому, сильно смутил сидящего неподалеку мордастого баяниста в галифе, хромовых сапогах и стилизованной под довоенный фасон новенькой гимнастёрке с петлицами неопределённого рода. Рядом с баянистом неподвижно возвышалась, видимо боясь прислониться и примять длинное, почти в пол, вечернее кремовое платье с косым подолом, молодая изящная дамочка. Её стриженые золотые кудри были уложены ностальгической волной, которой были удивительно созвучны крошечный сетчатый ридикюль, спрятанный под рукой, и закруглённые лаковые туфли с тонким ремешком.
— Извините, что-то не так? — поинтересовался Петрович у баяниста. В ответ баянист буркнул под нос нечто трудноразличимое.
— Ах, вы ведь тоже входите в образ? — встрепенувшись, тотчас же обратилась к Петровичу очаровательная спутница баяниста.
— Конечно, гражданочка, — ответил тот и грустно улыбнулся.
После исполнения государственного гимна раздались аплодисменты, после чего репродукторы внутренней трансляции донесли чьи-то негромкие, но выразительные и тёплые приветственные слова.
— Кто это вдруг выступает? — поинтересовался баянист, взглянув на часы.
— Сам Президент, — ответила ему его спутница.
— Да ты шо!
— Я тебе говорю!!
После непродолжительного президентского приветствия по залу долго, в несколько волн, прокатились аплодисменты. Затем наступила тишина, и двое ведущих, поочередно приветствуя публику, открыли концерт.
К Марии и Алексею профессионально бесшумно приблизилась администраторша и сообщила, что их выступление поставлено четвертым номером. Отныне им следовало подойти к противоположным краям кулис и начать следить за происходящим на сцене.
Концерт открыло вокальное трио, которое под великолепное сопровождение кремлёвского оркестра зажигательно и искромётно исполнило «Катюшу».
Затем столь же чудесно были спеты «Парень кудрявый» и «Песня Марианны».
Как только стали затихать очередные аплодисменты, молодой конферансье, чем-то похожий на Мориса Шевалье, держа ладонь у продетой в лацкан смокинга алой гвоздики, произнёс торжественным, но тёплым голосом:
«Предвоенные годы — это годы юности вашего поколения, дорогие ветераны. Страшная война была впереди, и вы жили счастьем вашей любви и молодости. Все мы знаем, какими горькими и безвозвратными в такую пору оказываются разлуки и потери, какими искренними и горячими бывают невидимые слёзы неразделённой любви!»
Принявшая микрофон вторая ведущая с точёным овалом лица, напоминающим Грету Гарбо, продолжила:
«На вашу долю выпали огромные трудности, огромные потери, разорвавшие связь времён. Поэтому в память о вашей прекрасной и яркой молодости, оборванной войной, примите, дорогие ветераны, знаменитое танго «Последнее воскресенье». Сегодня вы впервые услышите его в новой редакции, которая максимально приближена к оригиналу, пришедшему в нашу страну из довоенной Польши. Пусть же пережитые чувства больше не ранят вас, но наполняют ваши сердца новым теплом и новой памятью о главном!»
«Х-м, подготовленный мною текст слегка подправили, — подумал про себя Алексей. — Однако протестовать не стану. Интересно, говоря про «память о главном», — что именно они имели в виду?»
«Для вас поют Мария Кузнецова и Алексей Гурилёв!» — представил солистов конферансье в смокинге, и это объявление показалось Алексею раскатом грома.
Ведущие поклонились и покинули сцену, в зале немного похлопали, после чего наступила тишина. Алексей и Мария вышли из-за кулис и встретились в центре сцены. Алексея очень беспокоило отсутствие у него какого-либо опыта обращения с беспроводным микрофоном, и он по-настоящему обрадовался, когда убедился, что микрофон уже включён и удерживается им на нужном расстоянии от губ.
Дирижёр взмахнул палочкой, и скрипки исторгли чарующие и одновременно трагичные аккорды вступления.
Алексей почувствовал, как сильно и неуправляемо заколотилось в груди сердце. Он взглянул на Марию и сразу же увидел её глаза — тёплые и слегка грустные. Переведя дыхание, он взял себя в руки и точно дождавшись нужного такта, начал петь:
Поздно и горько искать оправданья
Счастью уже не быть:
Прекрасен, щедр и талантлив
Твой новый избранник,
И мне предстоит уходить…
До этого момента Алексей, несмотря на свой развитый голос, не только никогда не выступал на эстраде, но даже не предполагал для себя такой возможности. Поэтому чёрное пространство зала, отсечённое лучами софитов, на какой-то миг померещилось ему холодным и зловещим. Он тотчас же подумал, что безумно любит всех этих людей, собравшихся в зале, однако совершенно не может быть уверен, что они поймут то, что он должен выражать не привычными словами, а магией образа, который может сработать, а может — и нет. Он также немедленно осознал, что если мыслимый им в песне образ не будет принят, не сработает — то всё, что он замышлял, превратится в банальный и даже не вполне складный набор слов.
Словно в поиске ответа, Алексей поднял взор и посмотрел прямо в глаза Марии. В них светилась теплота, но на этот раз холодная громада зала, придвинувшаяся сгустком космического холода, почему-то стала их стремительно отдалять. Совершенно инстинктивно Алексей переложил микрофон в левую руку, а правой потянулся к Марии, желая дотронутся до её локтя или плеча. Однако в тот же момент он понял, что истекающая теперь уже со всех сторон густая ледяная мгла не позволит ему этого сделать и что он, на виду у всех, открытый и беззащитный, вот-вот провалится в бездонный колодец, не имеющий с этим миром ни малейшего сообщения. Он почувствовал, что уже сбивается дыхание и что, наверное, правильнее будет смириться с подступающей мглой, в объятиях которой цепенеет тело и начинает остывать сердце, нежели пытаться ей противостоять. Но в тот же миг он и осознал, что голос — его живой голос остаётся. Голос продолжает выражать чувства, а чувства заставляют разум продолжать жить.