Кто-то чудесный

Из одного проезжавшего мимо потрёпанного пикапа ей даже засвистели, как школьнице. Узнав в свистуне Билли-Работягу, Элис улыбнулась и махнула ему - проезжай, мол. Сейчас ей не хотелось, чтобы кто-нибудь - даже он - останавливался и болтал с нею.

Ей нужно было наконец побыть наедине с собой и поразмыслить о будущем - своём и Гэла - именно здесь, на границе выгоревшей от солнца полынной прерии и гор, тенистыми громадами высившихся за её спиной.

Эти горы были словно огромные ладони, поддерживавшие её.

Господи, даже после того кровавого кошмара, что случился здесь, она так ясно ощущала родство с этой дикой землёй, будто родилась здесь.

Заканчивался август. Проведите незабываемое лето в Маунтин-Риверсе, в самом сердце Монтаны, среди простых и добрых пастухов и погонщиков скота, насладитесь их естественной, как сама природа, жизнью!

Элис горько усмехнулась и потёрла лицо ладонями.

Шериф Миллер был не просто добрым, а воистину святым человеком. Проклятье, да он был великодушен, как сам Боженька, впустив в свой дом каких-то бродяжек с тёмным прошлым и ещё более тёмным настоящим. Он практически содержал её и Гэла, возился с ними, провёл Гэла по всем кругам отвратительно скрипящей юридической системы, о деталях функционирования которой Элис знала раньше лишь из полицейских телесериалов. Благослови его Господь, она бы без него не справилась.

Но всё закончилось, аллилуйя, и теперь им с Гэлом нужен был собственный дом. Пусть даже на колёсах, но свой приют.

Когда-то её совсем не волновал такой вопрос. Она была абсолютно одинокой, если не считать Берты, была свободной, как ветер в прерии, а Старикан преодолевал для неё все дороги, какие только мог осилить, весело гудя своим древним мотором. Сейчас ей оставалось только осесть в кабаке у Гаса или в любом другом, хозяин которого принял бы их на постой, и в котором они бы расплачивались песнями за еду и крышу над головой.

Будь она по-прежнему одна - возможно, так и поступила бы, лишившись Старикана. Но её мальчику нужен был дом, а не комнатушка над кабаком. Он достаточно наскитался и заслуживал лучшей участи. Да и чёртовы органы опеки в таком случае могли с полным правом отобрать его у Элис и затолкать в приют.

"Тебе надо окрутить этого сухаря Миллера, любовь моя, хоть я и корчусь от ревности, предлагая такое, - недавно с пафосом объявил ей Кит и бессовестно заржал. - Вы бы усыновили Эсмеральду и..."

Что там было за "и...", Элис так и не узнала, потому что с негодованием захлопнула лэптоп, всё ещё слыша каркающий смех Кита и с досадой понимая, что повелась на его дурацкую подначку, как девчонка. Но чёрт побери всё, с тех самых пор она то и дело возвращалась к этой дикой мысли!

Он был красив, Клод Миллер. Надёжен и добр. И терпелив. Он даже притерпелся ко всем взбрыкам и выходкам Гэла, который часто в его присутствии будто с цепи срывался. Но, когда мальчишка забывал, что ему надо дразнить шерифа, они втроём устраивали вполне мирные и весёлые посиделки с гитарой - в гостиной, у огромного старинного камина с потрескивавшими в нём дровами. И ей казалось, что Миллер даже рад тому, что они с Гэлом наполнили его старый дом суматохой и песнями.

Дом. Дом Миллера, эта крепость, обихаживаемая с такой любовью на протяжении поколений, гнездо, которое стоило защищать, в котором стоило растить детей - этот дом порождал в Элис такую тоску по собственному гнезду, какой она не испытывала ни разу за всё время своей кочевой жизни.

Не стоило поселяться тут. Не стоило вспоминать, как мечтали они с Коном о детском смехе под крышей собственного дома, который она продала, чтобы навсегда забыть о той, безвозвратно ушедшей, жизни.

А теперь у неё и Старикана не стало. Бедняга Старикан...

Сумма страховки, полученная за него, не впечатляла: в конце концов, фургон действительно был старичком, хоть и служил им верой и правдой. Ей стоило бы как следует прошерстить автоаукционы, рынки подержанных тачек... но злоключения Гэла, этот растянувшийся до середины августа судебный процесс, каждодневная бюрократическая катавасия выкрутили её, как тряпку.

- Всё закончилось, - проговорила она вслух. - Работай, девочка.

Но сначала ей надо было всё хорошенько обдумать.

Открыв дверцу "форда", она достала из бардачка "кольт", сигареты и зажигалку, заперла машину и направилась прямиком в прерию - в некошеные заросли чьего-то пастбища. Никакой изгороди она не заметила, но это было именно пастбище, а не пшеничное или кукурузное поле. Далеко впереди, насколько она могла увидеть, заслонившись ладонью от бивших в лицо солнечных лучей, маячил тёмный силуэт одинокой лошади.

Отойдя подальше от дороги, Элис уселась на траву, скрестив ноги по-индейски, хотя знала, что неизбежно нацепляет репьёв на джинсы, как бродячая собака - на хвост. Ей уже даже курить не хотелось. Она просто сидела, закрыв глаза и рассеянно растирая в пальцах сухой колосок пырея. Солнечное марево дрожало над порыжевшей травой, в которой заливались стрёкотом кузнечики, и под этот стрёкот Элис уткнулась лбом в колени, погружаясь в какой-то странный транс.

Лёгкий стук неподкованных копыт по земле, раздавшийся совсем рядом, заставил её резко вскинуть голову и вскочить, одновременно выхватив из кармана револьвер.

- Уоштело, леди Элис, - раздался у неё над головой негромкий, весёлый и очень знакомый голос. - Вы по-прежнему быстры, как змея.

Ша Акичита!

Элис и сама не ожидала, что испытает такую радость при виде него - не просто облегчение от того, что гипотетический чужак оказался хорошим знакомым, а именно глубокую радость - яркую вспышку, горячую, как полуденное солнце.

- Вас давно не было видно, - строго заметила она, сгоняя с лица улыбку и деловито пряча "кольт" обратно в карман.

Ша Акичита легко спрыгнул наземь, и Элис уставилась на него во все глаза - на его угольно-чёрные волосы, небрежно разметавшиеся по обнажённым бронзовым плечам, и на старинный костяной панцирь, прикрывавший широкую грудь. Столкнувшись взглядом с индейцем, Элис смутилась, чувствуя, как щёки заливаются жаром, и торопливо перевела глаза на рослого буланого жеребца с тёмной спутанной гривой, которого Ша Акичита держал под уздцы.

- Это... - она чуть нахмурилась, припоминая кличку этого великолепного коня. - Вакинан?

- Вакиньян, - поправил Ша Акичита, легко улыбнувшись. - Гром.

Буланый тихо фыркнул, будто понимал, что речь идёт о нём - а ведь действительно понимал, с улыбкой подумала Элис, коль уж прозвучала его кличка. Она подняла руку и погладила горячие нежные ноздри жеребца.

- Какой же ты красавец... - прошептала она, осторожно проводя пальцами по бархатной морде коня, по широкому лбу, а тот чуть вскинул голову, слегка боднув её ладонь.

Ша Акичита рассмеялся:

- Вы прямо как хокши-ла, как мой маленький братец, он тоже сразу кинулся обниматься с этим хитрецом... - внезапно улыбка слетела с его лица. - Расскажите мне всё, что было с ним, и то, что есть сейчас. До меня доходили слухи...