Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 35 из 66



А Элис опять простонала, хватаясь за голову:

- Кит! Ну что ты городишь!

- Да ладно тебе, дорогуша, - легко отозвался тот, - ты чересчур доверчива, как Красная Шапочка, а я - старый битый волк и не могу исключить никого из своего списка подозреваемых. Учитывая же то, что Эсмеральда нашёл мертвяков разного пола, я и за него всерьёз волнуюсь. Ваш грёбаный маньяк просто всеяден... Чёрт, я как никогда, хочу быть рядом с вами, несчастные вы дуралеи!

- Это всё из-за меня, - вдруг проговорил Гэл тихо и хрипло, и Элис вскинула на него тревожный взгляд. Парень снова сидел на полу, низко опустив голову и уставившись на свои руки, крепко сжимавшие гриф гитары. - Если бы я не встретился с Элис, ничего бы не случилось. Она бы спокойно уехала отсюда после родео, и всё. А тут я...

Элис почувствовала, как всё обрывается у неё внутри.

- Эй, эй, Эсмеральда, фигню-то не болтай, - начал было Кит, но Гэл только непреклонно мотнул опущенной головой:

- Сами подумайте, это же правда. Из-за меня у неё всё погибло... твой единственный дом, Элис. Всё, что тебе было дорого.

Элис молча сползла с кресла и села рядом с ним, ухватив за плечо. Гэл попытался вывернуться, но она силком развернула его к себе, приподнимая ему голову за острый подбородок и заглядывая в лицо. В его тёмных глазах сверкали слёзы, горячие и отчаянные, капая ей на руки.

- Какой же ты дурачок, Гэл Чирешару, только ты мне дорог, ты мне дороже всего на свете, - срывающимся полушёпотом проговорила она, неловко прижимая к себе его упрямую кудлатую башку и чувствуя, как он весь дрожит в её руках. - Мне тебя послали Иисус-Спаситель и Мария-Дева, сам же сказал, и так оно и есть.

- А я?! - сварливо осведомился Кит позади них. - Я тебе уже не дорог?! Всё, я сейчас пойду и застрелюсь. Прекратите там реветь, вы оба. Я всё слышу.

- Мы не ревём, - возразила Элис и кое-как вытерла глаза. - Я тебя тоже люблю, ехидный ты медведь... и если бы ты смог сюда приехать, я бы тебе показала, как сильно.

- Ого! Да я сегодня просто обкончаюсь, воображая это! - весело провозгласил Кит, и Гэл прыснул сквозь слёзы, а Элис торопливо зажала ему уши обеими ладонями, словно это могло помочь. - Отстань от парня, женщина, я не только всё слышу, но и всё вижу. Эсмеральда, ответствуй немедленно - сколько родных песен ты знаешь?

- Че-го? Песен? Каких песен? - сипло вымолвил Гэл, часто моргая мокрыми ресницами и машинально утирая нос ладонью.

- Ты же цыган. Цыганских песен, чёрт тебя дери! - весело гаркнул Кит. - Я желаю послушать цыганские песни, как Лев Толстой, хотя ты понятия не имеешь, кто это, дикое ты дитя душистых прерий, но леди Не-Даёт тебе расскажет. Не суть. Вот эту песню ты наверняка должен знать, не сам же Кустурица её сочинил, - и он запел низким дрожащим голосом, но очень верно ведя мелодию: - Sa o romale phuchena bubamara sose ni c'elel, devla, devla mangav la o' lake mera merav sa e romen puchela bubamara sose achela devla, devla vacarle, bubamara tuka pocinel...

- Hej, romale a shunen e chavoren gungle zurale bubamara chajori baro grga voj si o djili... - подхватил Гэл, проведя пальцами по струнам своей гитары. Глаза его засверкали, но уже не от слёз.

И они загорланили вдвоём:

- Djindji rindji bubamaru ciknije, shuzhije ajde more kor romesa... Djindji rindji bubamaru ciknije, shuzhije ajde more kor romesa... Shavale! Romale!...





Элис не выдержала и проворно схватила вторую гитару. Уж что-что, а подыграть этим сумасшедшим она могла. И хотела!

Когда песня закончилась, Элис подняла смеющийся взгляд и увидела застывшего у порога Клода Миллера - чисто выбритого, в свежей белой рубашке. Тот молча поднёс палец к губам. А когда к двери обернулся взахлёб хохочущий Гэл, Миллера на пороге уже не было.

* * *

Гэл не мог не признать, что в доме у зануды шерифа было безопасно. Тепло. Уютно. И дом этот вправду был... Гэл не мог точно подобрать слово - наверное, прибежищем. Будто все те люди, про которых толковал Клод Миллер - эти поколения его предков: седобородые старики, сгорбленные старушки с морщинистыми руками, кряжистые мужики в низко надвинутых шляпах, статные женщины, прижимающие к себе попискивающих младенцев... все они словно оставались здесь, в этом доме, незримыми тенями наполняя его. И Гэл не мог не признать, что немного завидует Миллеру. У его-то семьи дома не было вовсе, а теперь он сам стал парией для своих родичей.

Всерьёз поцапаться с шерифом Гэл ухитрился всего дважды. И, как ни странно, оба раза - из-за Ша Акичиты, хотя в первый раз речь о нём даже не заходила. Это случилось в библиотеке Миллера, которую тот накануне с такой гордостью называл музеем истории Монтаны. Там были книги, книги, книги - до потолка, и при виде этих книг глаза у Элис так и разгорелись. А Гэл с любопытством уставился на разложенные под стеклом в специальной витрине, жёлтые от времени бумаги, какие-то каменюги с кулак величиной... и на настоящий боевой индейский топор! С полустёртыми узорами на деревянной резной рукоятке, с выщербленным лезвием...

Тут-то Гэл и вспомнил Ша Акичиту. Он честно хотел спросить про каменюги - не самородки ли это? - но спросил совсем другое:

- Ваши предки с краснокожими, что ли, тут воевали? - и указал на топор. - Трофей?

Прозвучало это как обвинение, и Миллер сдержанно ответил:

- Армия оттесняла шайеннов и лакота в резервации, когда мой прадед Джошуа здесь поселился... когда был построен Маунтин-Риверс. Да, индейцы сильно пострадали, но такова плата за прогресс. Ты же пользуешься благами цивилизации, Гэл Стефан?

- Ну да, тёплым сортиром и мобилой, подумаешь, - презрительно скривился Гэл. - Я мог бы и без этой фигни прожить, клянусь пресвятым Иосифом. Моим предкам это тоже не нужно было... как и шайеннам. Мы совсем другие, да, мы дикари, зато мы умеем кое-что другое.

Он умолк, прикусив губу. То, что он умел, отлично годилось для какого-нибудь ужастика или, в лучшем случае, для телешоу. Элис тревожно посмотрела на него, заложив пальцем страницы какой-то растрёпанной книги, которую сняла с полки, но ничего не сказала. И Миллер промолчал.

Гэл снова глянул на индейский топор, вздохнул и поинтересовался со всем возможным любопытством, какое только мог изобразить:

- А вон там вон - это что? Самородки? Настоящие?

Ему, конечно, тут же пришлось выслушать лекцию о монтанских полезных ископаемых, но зато Элис перестала тревожно хмуриться и снова углубилась в свою книгу. Оказалось, что это не просто книга, а редкие дневники какого-то путешественника, рассекавшего по Монтане аккурат в пору основания злосчастного Маунтин-Риверса. Вот радости-то!

Во второй раз Гэл психанул, когда речь зашла прямо про Ша Акичиту. Они все как раз сидели за ужином в просторной кухне шерифа: сам Миллер, Элис, Гэл и Джой с Бертой.

Элис, конечно же, немедля заделалась тут поварихой - а кто бы сомневался? - тем более, что на этой кухне была уйма всяческих прибамбасов, которые помогали печь, жарить и варить. Гэлу, признаться, нравилось сидеть там за широким дубовым столом - тоже небось прадедушкой шерифа сколоченным - есть всякую вкуснятинку и одновременно подкусывать Миллера, пользуясь его же обещанием не перечить.