Шестерня

Взгляд мельком метнулся под ноги, ушел в сторону, к очередной могиле, вернулся, всматриваясь в невнятное. Брови полезли на лоб, а рука потянулась к затылку. Под ногами, тщательно нацарапанная куском мела, перегораживает путь черта. Вернее, не черта - указатель. Пририсованное с правой стороны острие указывает на провал в стене. Провал, а то и вовсе трещина, настолько узок - просто так и не заметишь. Вот только откуда в глубинах схрона указатель, а главное, для чего?

Шестерня некоторое время задумчиво созерцал черту, затем шагнул к проходу, с опаской заглянул внутрь. Ничего, лишь серые разводы стен. Хотя, если приглядеться, что-то слабо мерцает неподалеку. Шестерня вытянул руку, прищурился. Губы раздвинулись в улыбке, раздался довольный смешок. Баклажка! А вот и конец путешествия. пор завершен, победа за правым. Осталось лишь вернуться, предъявить доказательство собственных слов, ну и получить причитающееся.

Втянув живот и сузив плечи, Шестерня вдвинулся в проход. Вытянувшееся лицо Баламута на фоне золотистого сияния искреца заслонило коридор, отчего стены помутнели, а фляга размылась в бледное пятно. Шаг, другой. А вот и фляга. Нужно лишь нагнуться, подобрать. Но что это так странно потрескивает? Тихий, едва различимый звук, и совсем не страшный. Только почему вдруг вздыбились волоски по всему телу, а в животе разрастается ощущение надвигающейся беды?

Внизу хрястнуло, зашуршало. Всплеснув руками и жалобно вспикнув напоследок, Шестерня низринулся вниз, в распахнувшуюся под ногами черную пасть провала.

ГЛАВА 2

Перед глазами россыпь мерцающих искр, в черепе гул, плечо саднит болью. Падение кончилось, или он все еще несется в бесконечную пропасть? А быть может все уже кончилось, разодранное о камни, бренное тело лежит на дне провала, а дух несется в каменные чертоги, где всякого пещерника ожидает исполненный яств стол, тяжелая чаша хмеля и суровый взгляд прародителя пещерников?

Шестерня со стоном поднял голову, осторожно ощупал лоб, виски, затылок. Все на месте, ни торчащих из кости острых камней, ни развороченных костей, откуда вываливаются кусочки мозга. Разве что в волосы забились комки пыли и клочья неприятных на ощупь нитей. Но это не страшно. Была бы голова, а чем отряхнуть найдется. Он сморгнул раз, другой. Кружащиеся перед глазами разноцветные искры потускнели, истаяли. Навалилась тьма. Рука сама собой поднялась к глазам. Ничего. Лишь пару мелких, застрявших под ногтями едва заметных крупинок. Блистающая пыль, что совсем недавно освещала дорогу, исчезла, разлетелась ничтожными былинками.

Шестерня пошевелился, ожидая пронзительной боли, подвигал руками, ногами. Сперва осторожно, но по мере того, как тело отзывалось, все более свободно и решительно. Он гулко выдохнул, улыбнулся. Падение прошло на удивление удачно. Не то невелика высота, не то полог уклон. А быть может спасла стать. Ведь любой пещерник - крепыш с рождения, а к зрелости набирает такую мощь, что в крепости способен поспорить с камнем! Не то что эти, с поверхности, что спускаются раз от раза, принося с собой в изобилии мясо и хмель, в неутомимой страсти к подземным каменьям. Нескладные, тощие, неуместно высокие, люди и близко не могут соперничать с жителями пещер в силе и красоте. А уж о способности двигаться по штрекам без проводника и освещения и говорить нечего.

Приободрившись от мыслей, Шестерня самодовольно улыбнулся, готовый действовать легко вскочил. В лоб шарахнуло, отбросило на спину, перед глазами вспыхнул огненный фейерверк. Оглушенный, Шестерня некоторое время лежал, бессмысленно таращась на выписываемые алыми светляками замысловатые узоры. Когда угасла последняя искра, он приподнялся, протянул руку вверх.

Пальцы наткнулись на твердое. Так и есть. Отнорок, куда он попал волею случая, оказался вовсе не так просторен, как до того схрон, а если точнее - отвратительно низок! Конечно, не пристало пещернику на карачках ползать, для того и существует кирка да молот, чтобы расширять стены, да поднимать свод, но, ради достойной цели не зазорно и на четвереньках. Выбраться из ловушки, найти товарища, и доходчиво объяснить, отчего не удалась шутка, разве не достойная цель? Тем более, если помимо теплой беседы по возвращении ожидает горстка блестящих камушков. Не один, не два - горстка! А то и горсть. Меньшим Баламут не отделается. Не с тем связался.

Мелькнула мысль о мертвых. Рука сама собой потянулась в сторону, но повисла, не коснувшись стены. Если пальцы наткнутся на камень, радости прибавится не особо. Вполне возможно, очередной могильный провал находится чуток дальше, или выше. Кто ж знает, как строили древние? Если же попадутся кости, или что похуже... Уж лучше остаться в неведении, чем подгоняемым страхом, нестись, вопя во всю дурь, навстречу неведомому, страшному и твердому.

Дотронувшись до лба, где уже вздулась изрядная шишка, Шестерня со вздохом пополз дальше, стоически переживая впивающиеся в ладони камушки и пачкающую штаны пыль. Однако, сердце болезненно щемило. По возвращении наверняка придется выбросить одежду. А ведь он приобрел рубаху совсем недавно - лишь цикл назад, или около, штаны и того позже. Ткань даже не успела толком износиться. Всего-то и поистрепалась на локтях и коленях... ну еще немного на спине и совсем чуток на заднице. Но все одно - как новенькая!

Проход изгибается, словно пещерный червь, уводит в неведомые глубины. Но это не страшно. Из любого штрека всегда найдется отнорок, щель, или даже трещина, через которые можно вернуться, пусть даже и изрядно поплутав. Главное, не упереться в тупик. Из норы, куда угораздило свалиться, вряд ли так просто выбраться. К тому же совсем не хочется плутать по коридорам схрона. Могильник - не самое приятное место для прогулок в темноте. Хотя и здесь, если подумать, не особо радостно. Острые камушки, странные, непонятные лохмотья, покрывающие дно прохода сплошным слоем, и заметно повлажневший воздух.

Воздух повлажнел, наполнился запахами. Время от времени с силой втягивая воздух ноздрями, Шестерня пытался разобрать витающие вокруг ароматы, но лишь пожимал плечами. Чем пахнет - не важно, пока не уткнулся носом. Хотя, если подумать, даже если и уткнулся. Вкрапления драгоценных камней да золота не пахнут, а на остальное внимание обращать - сил не наберешься.

Слух уловил звук, негромкий, едва слышимый. Увлеченно перебирая конечностями, Шестерня сперва не обратил внимания, а когда прислушался, глаза широко распахнулись, а губы разошлись в улыбке. Голоса! Впереди кто-то есть. А это значит, что до хорошей беседы, вкусной еды и крепкой выпивки осталось совсем немного. Обрадованный, он рванулся вперед, не разбирая дороги. В плечо ударил выступ, под ладонями зачавкало гадостное, колено царапнуло острым, а затем... В глаза ворвался поток ослепляющего света, заставив зажмуриться, вскинуть руку в защитном жесте, а мгновенье спустя уши заложило от громогласного вопля.

Посидев немного, Шестерня приоткрыл глаз, охнув, поспешно закрыл, но, не выдержал, распахнул оба. Напротив застыли две тени, огромные, жутковатые. Изломанными очертаниями тени напоминают каменных големов, что, как известно, оживленные неведомой магией, порой бродят по отдаленным тропам, забивая неосторожного путника тяжелыми ручищами. Перекошенные рожи нагоняют жуть, раззявленные в ярости пасти обдают смрадом, чудовищные ручищи взметнулись, миг, и зажатые в кулаках молоты обрушатся, сокрушая все на пути, дробя кости, сдирая плоть...

- Ты откуда взялся?

Один из големов шевельнулся, переступил с ноги на ногу. Второй отступил на шаг, опустил оружие. Шестерня сморгнул, выдохнул с облегченьем. Наваждение исчезло. Рядом, нахмурив брови и глядя с недоверием, стоят двое парней: оба в доспехах, оба при оружии, в свете фонаря кинжалы угрожающе поблескивают, отличаются лишь тем, что у одного щит, а другой сжимает в свободной руке фонарь. Оба пытаются выглядеть суровыми, но лица еще не утратили мягких очертаний юности, кожа на скулах не задубела, на щеках горит румянец, а в глазах плещется страх, что не успел уйти в глубь, залечь, спрятанный за показной бравадой.