Страница 39 из 47
-Вы тут беседовали? Я п-помешал?
-Нет-нет, - заверила она, - совсем нет.
-Скажите, вы давно знакомы с Серёжей? - он глянул в сторону завешенного зеркала, поморщился.
-С Серёжей? Чуть больше месяца. А что?
-Он просил присматривать за вами, - улыбнулся Штефан.
-Вот как? - она выпрямилась и с высоты своего небольшого роста независимо оглядела его, - значит, присматривать? А знаете, я ведь уже большая девочка и со спичками не играю.
-Не со-омневаюсь, - развеселился Штефан. - Именно поэтому он просил не оставлять вас...
Кира смотрела в его смеющиеся глаза цвета мёда и понимала, что сейчас совершенно безобразно, до истерики, разрыдается. Она резко рванулась к двери и сходу налетела на Олечку с наполовину выкипевшим чайником в руках. Чайник выпрыгнул у неё из рук и покатился по полу, выплеснув остаток кипятка Кире на руки. Она зашипела от боли и выскочила из комнаты.
-Что ты ей такое сказал? - поднимая чайник, спросила Ольга. - Ну вот, теперь заново надо ставить кипятиться.
-Ничего особенного не сказал, - он, опустившись на корточки, вытирал тряпкой пол, - только спросил, когда они познакомились с Серёжей.
Олечка усмехнулась, глядя на его манипуляции с тряпкой, но помогать не стала.
-Слушай, а ты её не обварила случайно? - посмотрел он снизу на жену. - Мне показалось, она как-то заверещала...
-Да, нет, по-моему, всё на пол выплеснулось, - успокоила его Олечка.
Олечка ошиблась. Кипяток обварил Кире тыльную часть рук от кисти до локтя. Было нестерпимо больно, она побежала в ванную комнату и сунула обе руки под холодную воду. Держала обожженные руки под водой и тихонько поскуливала от боли. На обожженных руках вздулись безобразные волдыри. От холода боль немного ушла. Ещё полгода назад и боль, и волдыри пропали бы за пять минут, на ней мгновенно всё заживало, а теперь нет. Почему? А если она теперь и лечить не сможет? Что это значило? С ней происходили какие-то изменения, но хорошо это или плохо - пока не ясно. От ледяной воды руки ломило, но как только она вытаскивала их из-под крана, нестерпимая боль тут же возвращалась. Кира закрыла кран и пошла к себе.
-Господи, это ещё что? - ужаснулась Ниночка.
-Вот, обварилась, - она беспомощно посмотрела на подругу, - что делать? Бывает... Только я не представляю, как завтра стану лестницу мыть.
-Какая лестница? Ты что! Тебе в больницу надо, срочно!
-Если по каждому пустяку в больницу бегать... Лучше я лягу, мне что-то холодно и трясёт как-то.
-Но так нельзя оставлять, - она помогла Кире переодеться в рубашку, подложила под голову подушку. Больные руки Кира устроила поверх одеяла. Нина набросила старенький халатик, она решила постучаться к профессору, пусть посмотрит и скажет, что делать. Уже в коридоре вспомнила, что Монастырский уехал. Ну что ж, остаётся одно: позвать Палёнова, и она решительно постучала в их дверь. Открыла Ольга и вопросительно посмотрела на Нину.
-Ольга, у нас тут неприятность, Кирочка кипятком обварилась, - она замялась, - может, Степан Иванович посмотрел бы девочку. Всё-таки он к медицине имел отношение.
-Какое там отношение, - привычно начала Олечка, потом вздохнула, - сейчас скажу ему.
Нина вернулась к себе. Киру сильно лихорадило, на руки страшно было смотреть. В дверь легонько стукнули, и вошел Палёнов. Он подошёл к Кире, лежащей с закрытыми глазами, и увидел её руки. Потом он сделал знак Нине выйти с ним в коридор:
-Нина Ивановна, нужна тёплая кипяченая во-ода, пищевая сода и соль. Остальное я возьму у Монастырского, у меня есть к-ключ от его комнаты. Да, ещё нужна бутылка из-под воды - у Ольги была, возьмите у неё, - и он открыл комнату Монастырского.
Олечка дала Нине бутылку и пошла к Кире, та по-прежнему лежала с закрытыми глазами, но теперь дышала часто-часто:
-Ты как? - Олечка наклонилась к подруге. - Кирка! Открой глаза! Ну что ты вылетела как сумасшедшая?! - Кира открыла блестящие сухие глаза:
-Тебя Нина позвала? Зачем? Пройдёт, - отрывистым шёпотом ответила она.
-Сильно больно, да? Ты извини, я случайно.
-Знаю, - она поморщилась от боли и пожаловалась, - меня почему-то всю трясёт...
-Сейчас Стёпочка придёт и поможет, - попыталась успокоить она Киру, но та сразу взвилась:
-Вы что, ему сказали?! - она попыталась сесть, но, задев рукой за шершавое одеяло, осталась лежать, тихонько заскулив от боли.
-Ну что ты делаешь! - возмутилась Олечка, - что ты дергаешься? Ведёшь себя, как гимназистка. Не съест он тебя! Всё-таки он врач.
-А то я этого не знаю! - огрызнулась Кира и попросила, - Только ты не уходи, ладно?
-Ладно, - кивнула Олечка в ответ. - Ты вот лучше скажи, почему мы с тобой такие невезучие? Всё на нас сыплется. А теперь у тебя ещё... Ах, Кирка, Кирка...
-Что на вас с-сыплется? - обе разом вздрогнули: они не слышали, как вошел Штефан. Он принёс старый докторский саквояж Андрея и теперь внимательно смотрел на обеих женщин, но они сконфуженно молчали. - Ну вот что, Оля, иди и Нину Ивановну захвати. Когда закончу, я вас позову. А сейчас не мешайте. У Киры ожог процентов шесть-семь, и виноваты в этом мы с тобой, до-орогая.
По тому, как он сказал "дорогая", и Кира, и Олечка догадались, что он сердится. Олечка покорно пошла к выходу. Кира потянулась за ней:
-Олечка! - та сделала ей "страшные" глаза за спиной Штефана, покрутила пальцем у виска и выскочила в коридор. А Кира испуганно уставилась на Штефана, который смотрел на неё долгим внимательным взглядом.
-Так-так, с этим разберёмся позже, - и приказал, - лягте и не бойтесь. Больнее чем сейчас, я не сделаю.
Он раскладывал всякие медицинские штучки на столике. Кира скосила глаза, чтобы посмотреть, что там звякает и блестит, испуганно ойкнула и велела себе не смотреть туда. Она напряженно вытянулась и закрыла глаза. Надо же, как сказал! "Больнее не сделаю". Да он каждую секунду сердце рвёт. Не сделает он больнее - куда уж больше!
А Штефан тем временем занимался её руками, но так, что она почти не чувствовала его касаний. Он наложил сухую повязку, заправил бинты и вколол ей какое-то лекарство, от которого внутренняя дрожь стала отпускать. Смешал немного соды и соли в бутылке, налил в стакан, посмотрел в бледное лицо девушки:
-Это не-евкусно, но выпить надо, - она сквозь полусомкнутые ресницы видела его чёткий профиль. Он наклонился, просунул руку и поднял её вместе с подушкой, другой рукой поднёс к её губам стакан, - д-давайте, сделайте глоточек.
Кира глотнула и поперхнулась - вот гадость. Это же не то что пить - это в рот взять противно. А он всё уговаривает:
-Ни-ичего, ни-ичего, сейчас привыкните. Отдохнули? Ещё глоточек...
Он влил в неё целый стакан. Кира скосила глаза на бутылку: там ещё столько же! А мучитель уже опять налил пойло в стакан, сейчас начнёт уговаривать. Но Штефан не стал уговаривать, он поставил стакан на стол:
-Передохнём п-пока, - и откинулся на стуле, закрыв глаза. Кира поняла: он устал и у него нестерпимо болит голова. Сейчас он был так близко, совсем рядом. Замученный и измотанный до невозможности, её любимый человек. От жалости щемило сердце, хотелось обнять его. Прижать к груди эту изумительно красивую голову, перебирать его мягкие густые волосы и шептать, шептать слова надежды и утешения. Вместо этого она лежит тут, как забинтованная мумия! Кира в тысячный раз прокляла тот момент, когда дала согласие Софье Григорьевне на поездку с ней в Америку. Потом она задумалась, а что было бы, если б она не поехала, осталась в Петербурге. Война-то всё равно началась в четырнадцатом году, и Штефан, как и Андрей Монастырский, был бы там, где они были. А потом революция и гражданская война! У Олечки хватило сообразительности на выживание. А на что была бы способна она, Кира? Тут она ужаснулась, потому что поняла: её способностей к выживанию явно не хватило бы, а это значит, что ...
-Давайте ещё попейте воды, и я, наконец, о-оставлю вас в покое, - он вновь приступил к ней с этим противным стаканом. Его лицо оказалось совсем близко. Она видела тёмные тени под глазами, длинные пушистые ресницы - постоянный предмет её зависти, лёгкую небритость и мечтала прижаться носом к его груди да замереть так навсегда.