Страница 38 из 47
Олечка с ненавистью, которой у неё раньше не было, смотрела на бегущих по тротуару людей и мечтала никогда-никогда их больше не видеть. Возле дома она заглянула в кооперативную лавку и купила кусочек домашней колбасы. Если её добавить в суп, появится запах мяса. Из чего была сделана эта колбаса, она не хотела думать. Она бы купила мяса, но его в продаже давно не было.
Лифтерша Нина сообщила, что из театра несколько раз приходили выяснять, не вернулся ли домой Полди.
-И что? Неужели до сих пор не вернулся? - удивилась Олечка.
-Вроде, нет.
-А Кира? Опять на лестницах, как на галерах?
-А куда деться? - вздохнула Нина.
Потом Олечка варила суп с колбасой (как-никак мясо) - будет первое и второе блюдо на обед. Вечером придёт голодный Штефан, и она решила сварить ещё и перловку. Опять приходили из театра: Витольд Болеславович не явился на спектакль, что было уж совсем невозможным. Посудачили на кухне об этих ветреных актёрах, об их бесконечных любовницах да разошлись по своим комнатам. Олечка не могла сидеть у себя, она опять постучалась к Кире. На этот раз та была на месте. Они тут же устроили себе вечерний чай, как когда-то на квартире госпожи Киселёвой. И тут Кира рассказала подруге о своём разговоре с Серёжей. Они сидели, прижавшись друг к другу, шептались, вытирали слёзы, постоянно набегающие на глаза, и мечтали, о том, как изменится их жизнь. Ну, должна же она хоть когда-нибудь измениться?
Утром, когда Кира домывала их лестницу, в подъезд вошёл милиционер в длинной шинели, он шёл за администратором театра. Они поднялись в их квартиру, несколько раз позвонили в звонок для Полди.
Кира сунулась:
-Так открыто же!
-Что открыто? Его комната? - насторожился милиционер.
-Нет, дверь в квартиру. Входите, - она толкнула дверь и посторонилась, пропуская их внутрь.
-А ты, гражданочка, из этой квартиры, получается? - заинтересовался милиционер. - Знаешь такого: Витольда Болеславовича Полди-Комаровского?
-Конечно, знаю. Это наш сосед, артист. Уже несколько раз из театра приходили, стучали к нему. Но он, наверное, уехал, потому что не отвечает.
-Ты вот что, девушка, стой здесь. Мы сейчас ломать дверь будем.
-Зачем? Есть же ключи у Васькова. Это наш квартирный уполномоченный.
-Ну, тогда сходи к нему, позови.
Кира поставила ведро у двери и пошла к Васькову. Того дома не оказалось, но была сердитая Зойка. С ключами в руках она вышла к милиционеру. Тот взял ключ и открыл дверь.
-Все стойте здесь, - строго сказал он,- я сам зайду.
Он зашел и тут же вышел, опять замкнув дверь.
-Где у вас телефон? - и пошёл звонить в уголовный розыск. Актёр Полди-Комаровский не смог бы прийти на репетицию и на спектакли ни завтра, ни послезавтра потому, что он уже два дня был мёртв.
Соседи, те, кто в это рабочее время, оказался дома, собрались на кухне. Они тихо переговаривались, все жалели весёлого, ещё молодого мужика. Строили предположения, от какой болезни мог он умереть, пока не появился на кухне милиционер, снявший свою шинель и оставшийся в гимнастёрке, и не сообщил, что несчастный Полди-Комаровский умер вовсе не от болезни, а был убит, то есть умер он от удара по голове. Соседи ахнули и стали расползаться по своим комнатёнкам. Милиционер велел всем сидеть дома, сейчас подъедут из уголовного розыска и каждого опросят.
Кира была потрясена: самовлюблённый болван Полди - нет, о мёртвых плохо не говорят! Бедняга, кто и за что его? Бледная Зойка вышла из комнаты певца и сказала, что вроде ничего не пропало. Уж она-то знает - столько раз там бывала. Кому мог помешать артист?
Сотрудники розыска ходили по соседям, записывали показания. Побывали и у них с Ниной. Как и все жильцы квартиры, ни Кира, ни Нина ничего не слышали и не видели. Комнату Полди опечатали и ушли, пообещав ещё вернуться. В театре сделали замены в спектаклях, где он участвовал, в фойе вывесили большую фотографию с чёрной ленточкой на раме. Все были потрясены и перешёптывались по углам, многие дамы плакали.
Олечка вернулась со службы с распухшим от слёз носом и красными глазами, она поставила чайник на огонь, прошла к себе и, не раздеваясь, легла на кровать. Кира поскреблась к ней в дверь:
-Олечка, к тебе можно? - спросила она виноватым голосом. Она почему-то чувствовала себя виноватой, наверное, из-за того, что совсем недавно ссорилась с бедным Витольдом. - Темно у тебя. Зажечь свет?
-Не надо, - всхлипнула с кровати Олечка. Кира села с краю, погладила её по плечу:
-Ты так убиваешься... Даже не представляла, что он тебе был так близок.
-Конечно, близок! Глупость какая! Не прощу себе! Целых полгода жили в этой крысиной норе в театре. А он был здесь, один. Это я виновата. Зачем рассказала Стёпочке... А он ходил в эту отвратительную столовую, ел всякую гадость. Я же видела, как он похудел! - она зарыдала со всхлипами. У Киры тут же ручьём хлынули слёзы.
-Так ты все эти годы его любила. Как это ужасно!
Олечка вдруг села. Её глаза блестели в слабом свете с улицы:
-Подожди, ты это о ком сейчас говорила? - ткнула она в бок Киру.
-Как о ком? - удивилась та. - О Витольде, конечно.
-Ну и дура ты, Кирка! - засмеялась Олечка, вытирая глаза. - Ты так таращишься, что даже в темноте видно, какое глупое у тебя сейчас лицо. Что мне этот мерзавец? Я о Серёже говорила! Вот уехал мальчик - и всё. Я чувствую: мы уже не увидимся, - она опять зарыдала.
-Это уж как получится, - Кира подумала и спросила, - а почему Полди - мерзавец?
-Потому мерзавец, что он жизнь мою в ад превратил. Три года душу из меня вынимал! Как вселился сюда, так и началось. Увидел меня на кухне и стал выяснять, та ли я идиотка, которая когда-то из-за него чуть жизни себя и своего будущего ребёнка не лишила. А когда он убедился, что я - это я, тут уж он прямо заявил, что желает видеть меня в своей постели. Хорошо, я догадалась Стёпочке намекнуть, мол, пристаёт, мерзавец, и всё такое... Витольд тогда от Стёпочки хорошо получил. Но надо было знать этого гада! Он лишь на время притаился и стал присматриваться к Серёже. А однажды кто-то на кухне при Витольде возьми и ляпни, мол, как вы с палёновским Серёжей похожи - прямо одно лицо. Как-то он улучил момент, затащил меня к себе и потребовал сказать, кто отец Серёжи.
-Так не говорила бы!
-Да он уж всё знал! Это он так, куражился. А потом он пригрозил, что расскажет правду сыну, и он узнает, что родился незаконнорожденным, что его мать... и так далее. Но это ерунда, потому как не старые времена! Не сильно-то на эти вещи сейчас смотрят. Главное, он хотел сказать Серёже, что это он его отец, а не Стёпочка. И потребовал за молчание, чтобы я к нему приходила.
-И ты ходила к нему? - испугалась Кира.
-А что мне оставалось? Ходила.
-Ужас какой! Надо было поговорить с Серёжей. Олечка, он ведь давно догадался, кто его настоящий отец.
- Настоящий отец у него - Штефан, а не этот мерзавец. Штефан его воспитал, а тот ничего никогда, кроме гадостей не делал. Я ведь почему спала с Витольдом? Он сказал, что пойдёт в ОГПУ и всё там расскажет. Расскажет, какое у меня "пролетарское" происхождение. И что Стёпочка - совсем не Стёпочка. Шантажировал и грозил. Вот и бегала тайком, когда он приказывал.
-Кошмар! Но, может, не расстреляли бы за это? Пусть бы шёл и говорил.
-Ты тут всего ничего и многого не знаешь. Может, и не расстреляли бы, а может, да. Или арестовали бы и услали на Соловки. Грех это радоваться смерти человека, но, Кирка, это же не человек, это пиявка мерзкая. Как же я счастлива, наконец, избавиться от него.
-А Штефан знал, что ты... ну ты понимаешь? - дрожащим голосом спросила Кира.
-Ты с ума сошла! Если бы Штефан об этом узнал, он бы убил мерзавца. И тогда уж точно чекисты всё разузнали. Нет, этого нельзя было допустить, - сказала она твёрдо.
Открылась дверь, и в светлом прямоугольнике четким силуэтом возникла фигура Штефана.
-Оля, почему без с-света сидишь? - обеспокоенно спросил он и щёлкнул выключателем. Две заплаканные, взъерошенные женщины уставились на него, как на видение. Ойкнув, Олечка вскочила и с воплем: "Чайник выкипел!" - понеслась на кухню. А Кира стала подбираться к двери. Штефан проводил жену недоумённым взглядом, потом вопросительно посмотрел на Киру: