Страница 31 из 47
-У Лидии Чарской есть что-то похожее, кажется, даже этими словами, - она встала, собираясь выходить. Серёжа поднялся за ней.
-Вот-вот. Если б не одно но. Мы ездили в Эстонию, тогда она называлась Эстляндия. Как я радовался, как волновался! Отец часто рассказывал о тамошнем доме, о белках, скачущих по деревьям, о можжевельниках на поле. Я так мечтал всё это увидеть - перед отъездом даже ночь не спал. И мы поехали: отец, мама и я. Знаешь, где мы жили? В доме Ивана Фёдоровича и Эльзы Станиславовны. Были они живы-здоровы, и я называл их дедушкой и бабушкой. Хорошо помню, как больные приходили к дедушке и он лечил их, потому что никакой он не рабочий. Он доктор, как и отец. Но мать всем говорила, что он рабочий, а всю войну служил санитаром. Я тогда уже перестал спрашивать, зачем она врёт. Решил: значит, так нужно.
-А фамилию их помнишь?
-Нет, фамилию не помню, - с сожалением сказал он, - но это были родителя отца, он их называл папой и мамой - это помню. А еще помню, как бабушка звала отца...
-Штефан-Георг, - подсказала Кира. Палёнов кивнул: он уже не удивлялся.
-Да, Штефан-Георг. Насколько я понимаю, фамилию отца - настоящую фамилию - ты тоже можешь назвать.
-Могу. Но нужно ли тебе это?
-Да, - твёрдо сказал он. - Нужно.
-Хорошо, - она набрала полную грудь воздуха - это как кинуться в высоты в воду, - полное имя твоего отца - Штефан-Георг фон дер Пален.
-Пален. Точно! Я же знал это! - он закусил губу, - но почему это надо было скрывать, придумывать себе жизнь?
-Господи, да ты что? Совсем не понимаешь? Они же ради тебя старались! Учился бы ты сейчас в институте, если б кто-то узнал, что у тебя отец из дворян? Сколько людей пострадали только из-за того, что они дворяне?! А твой отец из эстляндских немцев, да с такой фамилией, да ещё и граф! Кто бы стал с ним церемониться? Были бы вы сейчас "лишенцами". И ни продуктовых карточек, ни жилья - ничего.
-А, брось! Вон дядя Андрей из семьи священника и что? Ничего.
-Прямо уж совсем ничего! Много ты знаешь.
Он досадливо хмыкнул, но упрямо стоял на своём:
-Всё равно не пойму, зачем надо было так себя перекраивать.
-Мне кажется, тогда это было правильное решение. Лучше уж перестраховаться, чем попасть в ЧК. Ты вот представь, что Тургенев или Толстой были бы живы в семнадцатом году. Долго бы веселые матросы в клёшах с ними разбирались? Они бы сначала стреляли, а потом бы уж памятники ставили. Умница твоя мама: она быстро всё сообразила. Понимаешь, это была ложь во спасение, - она погладила его по руке. - Она спасала свою семью и, прежде всего, тебя. Но ты не печалься! Когда-нибудь придут другие времена и ты сможешь гордиться своей фамилией. А сейчас главное, чтобы ты понял, зачем они так поступили.
-Да понял я, понял! Ты что же думаешь, я такой идиот, что ли? - он посмотрел на неё косо, - Ты за этим возила меня в Лахту?
-И за этим тоже.
-Значит, есть ещё что-то? Может, ты хотела, чтобы я ещё раз убедился, какая дрянь мой отец? Мой настоящий отец. Так я это давно знаю и видеть его не могу.
-Ах, вот оно что! - протянула Кира. - Что ж, тем лучше. Тогда ты сможешь понять: что бы ты ни узнал о своём отце, я говорю о Штефане, - он всегда всё делал только из любви к тебе.
-Начала, так договаривай!
-Нет. Если Штефан захочет, он тебе всё сам расскажет, - и отвернулась к окну. Там опять проплывала громада дома Циммермана, и она тоскливо провожала её глазами.
- Туда ехали - здесь ты рыдала, и опять то же. Что там такое, в этом доме?
-Всё равно ты не поверишь, - вытерла она мокрые глаза.
-А всё-таки?
-Там на третьем этаже была наша квартира. Ясно?
-Ничего не ясно. Может, расскажешь?
-Это, Серёженька, такая дикая история, что я сама в неё с трудом верю, - она достала из кармана фотографию, - вот, смотри.
Он взял снимок и стал рассматривать. Потом изумлённо уставился на неё:
-Как это сделали? Здесь же и родители, и дядя Андрей, и ты...
-И ты, - ткнула в малыша на коленях Олечки Кира.
-И я... Кто это сделал? И зачем?
-А тебя не интересует, когда это сделали? - грустно усмехнулась она. - Этому снимку, Серёженька, почти двадцать лет.
-Ерунда. Этого не может быть.
-Как видишь, может. И вообще тебе бы надо со мною попочтительнее что ли говорить. Всё-таки я постарше тебя аж на четырнадцать лет, - он лишь с сожалением покачал головой: с ума сошла, бедняга. - Не веришь? Я так и думала. Нам выходить, пошли.
-Давай пройдёмся к "Стерегущему", и ты, Золушка, расскажешь свою историю. Только без вранья! - предложил Палёнов. Кира согласилась. Почему нет? Одной невероятной историей больше за сегодняшний день. И Кира стала в очередной раз рассказывать, всё заново переживая.
-И ты хочешь, чтобы я в это поверил, - фыркнул Палёнов. Они уже несколько раз прошли мимо "Стерегущего", через мост, к Марсову полю и обратно. Давно уже зажглись фонари, в их желтушном свете кружились и опускались под ноги снежинки, переливаясь и искрясь серебристо-синими огоньками, озябший народ спешил по своим делам. - Сейчас пойду и спрошу у отца.
Он решительно повернул к их дому. Кира испугалась:
-Ты что! Этого нельзя делать! Он сам, понимаешь, сам должен всё вспомнить, - но Палёнов её не слушал, она дергала его за рукав, - Ты можешь спросить у Андрея Афанасьевича или у мамы - они тебе расскажут. А у отца пока нельзя. Он лишь разозлится. Ну, хорошо. Вот, смотри, - решилась она, подошла к фонарю поближе, достала медальон. - Этот медальон мне подарил твой отец. Видишь, здесь герб Паленов.
-Ну и что? Почем я знаю? Может, ты на рынке его купила.
-Да? А это я тоже купила? - она открыла крышечку, и Сергей увидел своего отца - красивого, уверенного в себе - таким он был когда-то, до всей этой безумной жизни. На другой стороне медальона отец обнимал Киру, и были они веселы и счастливы.
-Всё равно это не ты, - не сдавался он, - это твоя старшая сестра или мама. Точно, это твоя мама - вон причёска совсем другая.
-Ну ты - Фома Неверующий! - сдалась Кира. - Ладно, спросишь потом у Олечки или у Андрея. Только не суйся с этим к отцу, очень тебя прошу!
Он постоял что-то соображая:
-Ну-ка, дай мне ту фотографию, что у бабушки Маруси взяла.
Вздохнув, Кира протянула картонку. Он стал внимательно всматриваться в снимок:
-Здесь есть одна странность, - Кира обрадовалась: дошло, наконец. Но оказалось, он имел в виду совсем другое, - Если поверить тебе... Нет, это так, только гипотеза. Допустим, ты ничего не сочинила. Тогда объясни мне это, - и он ткнул пальцем в фотографию.
-Что объяснить? - не поняла Кира.
-Вот это, - нетерпеливо потыкал он пальцем в снимок. - Почему он тебя обнимает?
Кира закусила губу. Вот этого она ему не рассказала и совсем не хотела, чтобы он знал.
-А что такого? - попробовала она выкрутиться.
-Ты давай не крути. Я же вижу: и в медальоне, и тут - он с тобой, а не с мамой. Это ведь не случайно?
-Не случайно, - она вздохнула и как можно легкомысленнее проговорила, - Конечно, не случайно. Ничего плохого нет в том, что муж обнимает свою жену.
-Какую жену? - не понял Сергей, - кто жена?
-Я - жена, Серёженька. Видишь ли, я замужем...
-За отцом? - зачем-то уточнил он. - А мама?
-Серёженька, это ведь тут для вас шли все двадцать лет подряд. А я шагнула из апреля 1912 года в ваш жуткий 1931 год. Все считали меня погибшей, поэтому так и получилось. Когда-то мы очень дружили: я, Штефан, Олечка и Андрей. Меня не стало, а они - твой отец и мама - оказались вместе. Так получилось.
-И ты это спокойно говоришь?
-А что мне делать? И потом, если бы ты знал, как я благодарна твоей маме за него. Он жив, почти здоров - это главное. Остальное... Об остальном не спрашивай. И пошли уже домой. Мне ещё лестницы мыть. А ты хотел с матерью о жемчуге поговорить.
-Так это твой жемчуг, получается?
-Эльза Станиславовна подарила. Да ладно, это пустяки.