Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 30 из 47

-Что ты так смотришь? - Кира догадывалась, что он сейчас чувствует. Уже виденное - дежавю - состояние, хорошо ей знакомое.

-Почему мне кажется, что я здесь раньше бывал? - задумчиво спросил он.

-Бывает, - неопределённо пожала она плечами. Он должен сам вспомнить, без подсказок.

По плохо протоптанной дорожке они подошли к покосившемуся крылечку. Раз дорожка протоптана, значит, в домике кто-то живёт. Но кто? Тогда, в двенадцатом году Марии Михайловне Пантелеевой и её мужу Григорию Петровичу уже было за пятьдесят. Живы ли они?

Кира постучала в дверь, за окошком дёрнулась занавеска - их рассматривали. Потом из-за двери спросили:

-Кто там? Кого вам нужно?

-Скажите, можем мы видеть Пантелеевых? - ответила Кира.

Дверь заскрипела и отворилась. На пороге стояла маленькая худенькая старушка в пуховом платке, завязанным сзади узлом.

-Пантелеевы - это мы, - она вглядывалась в нежданных гостей через толстые стёкла очков, подхваченных резиночкой за дужки.

-Здравствуйте, Мария Михайловна, - улыбнулась Кира. - Помогите, пожалуйста, найти одного человека.

-Входите, - старушка отступила в сторону. - Только у нас печка засорилась, поэтому холодно.

-Серёжа, ты знаешь, как прочистить печь? - посмотрела на Палёнова Кира. Он выглядел совсем растерявшимся. - Можешь?

-Попробую, - он сбросил пальто, засучил рукава, - показывайте.

Мария Михайловна повела их в гостиную, где в старом кресле, весь укутанный платками и одеялами, дремал Григорий Петрович. При виде гостей он сделал попытку встать, но тяжесть одёжек и одеял не дала этого сделать.

-Здравствуйте, - поздоровались Кира и Сергей. Старичок кивнул им. Мария Михайловна пригласила Киру присесть, села сама и уставилась на Киру в ожидании рассказа, а Сережа занялся печкой. Он пошуровал в ней кочергой, выгребая золу, потом уверенно направился в сторону кухни за совком и веником.

-Видите ли, Мария Михайловна, - начала Кира импровизировать, как только Серёжа вышел, - я разыскиваю свою тётю Ольгу Яковлевну Матвееву. Олечку Матвееву. Вы же помните её?

-Олечку? - удивилась Мария Михайловна. - Ну конечно, помню. И муж мой, Григорий Петрович, помнит. Гришенька, ты помнишь нашу Олечку? Ну, вот видите? Как же, как же, Олечка Матвеева! Но ведь мы уж лет двенадцать не виделись.

-Понимаете, её разыскивает один человек, с которым она была близко знакома в девятом году. Очень близко знакома. Вы догадываетесь, о ком я?

Вошел Серёжа с ведром, совком и веником и стал ковыряться в печи.

-Тут и догадываться нечего. Вы о Витьке говорите. Он её, бедняжку, соблазнил да бросил. Да что с него взять? А она, бедняжечка, хотела руки на себя наложить. Это ж мы тогда с Гришей пришли, да как увидели запертую дверь и давай стучать. Ломать пришлось, дверь-то! Бог миловал, спасли бедняжечку. Тогда и договорились, что возьмём ребёночка к себе. Два года растили, холили-лелеяли. Чудный мальчик, чудный! Потом красавица наша забрала мальчонку к себе, но мы часто бывали у них. Она замуж вышла за немца. Хорошо так вышла - немец-то графом был. Да такой красавец, куда там Витьке!

-А где она сейчас?

-Вот тут мы вам не поможем, потому как не знаем. Давно связь потеряли. Вот доживаем своё, - старушка пригорюнилась, потом встрепенулась, - уж не обижайтесь, но даже если б знала, где она сейчас, ни за что не сказала бы. Это ж надо такое: Витька разыскивает! Не заслужил он её!

Тем временем Серёжа, старательно делая вид, что не слушает болтовню женщин, прочистил печь и даже разжёг её. В комнате сразу потеплело.

-Вот спасибо вам, - засуетилась Мария Михайловна. - Теперь и чайку можно.

-Нет-нет, спасибо, - отказалась Кира, - нам ведь ещё в Ленинград добираться. А мы вам гостинчик привезли: яблоки - зимний сорт.

И она поставила узелок, который всю дорогу держала в руках, на стол.



-Да что вы, - замахала сухой ладошкой старушка, - не надо!

-Конечно, надо! Что ж это я зря весь день этот узелок таскала? - усмехнулась Кира. - Пошли, Серёжа!

Он направился к дверям, а Кира чуть задержалась.

-Мария Михайловна, у вас тут фотографический снимок висит. Это ведь она, моя тётя. Можно я возьму его? - попросила она. Старушке не очень-то хотелось отдавать фотографию, но гостинчик на столе решил вопрос:

-Бог с вами, берите, - и она вытянула из рамки фотографию. Кира взяла её и сунула в карман пальто. Потом наклонилась, поцеловала старушку в морщинистую щёку и заспешила следом за Серёжей, ожидавшим её возле калитки.

-Жаль, у меня денег нет. Им бы не помешали, - они молча дошли до самого вокзальчика и теперь ждали поезд. - У них там в кастрюльке только горбушка ржаного лежит.

-Я оставила. Вчера жалование выдавали.

-Конечно, всё отдала, - полувопросительно пробормотал Сергей.

Кира пожала плечами: чего спрашивать - и так ясно.

-Ладно, с этим мы разберёмся. А вот старикам твоих рублей не хватит. Надо что-то придумать.

-Что тут придумаешь? Из ничего что-то не получится.

-У матери есть жемчуг, - он оживился, - знаешь, такой чудный, как будто светится изнутри. Длинная нитка. Она всё ценное на продукты сменяла, а этот жемчуг сберегла. Говорит, семейные драгоценности, пусть останутся на самый крайний случай. Разве это не крайний?

-Ты всё же спроси у матери. Конечно, старики заслужили помощи. А жемчуг, хоть и потрясающе красивый, всего лишь украшение. Жизнь дороже. Отец поддержит тебя, и Эльза Станиславовна не была бы против, - добавила она тихо. Но Палёнов услышал.

-Эльза Станиславовна? Бабушка? Ты откуда её знаешь? - Кира молчала, и это его раздражало. Опять тайны, намёки - сколько можно? - Вот что: либо ты сейчас всё расскажешь, либо...

Кира насмешливо посмотрела:

-Либо вытрясешь всё из меня? Стукнешь? - усмехнулась она.

-Дура, - огрызнулся он.

-Вот-вот, будешь обзывать, потом надаёшь пощёчин и сведешь в ОГПУ. Ах, нет, доносить ты не станешь - тебе же папочка не велит доносить. А сам ты думать не умеешь, да и не хочешь. Так что делать станешь?

Пыхтя и фыркая, подошёл поезд. Палёнов открыл дверь вагона, но Кира не входила. Она стояла и ждала, что он ей ответит, потому что понимала: вот сейчас она должна будет ему всё-всё объяснить. Кто знает, что из этого получится. Насколько сильно въелись в этого мальчика лозунги "товарищей"? Что он сделает, когда узнает о родителях, сможет ли понять их? Или сделает, как в том фильме, что они вместе смотрели? Взяла красноармеец Марютка винтовку и пристрелила своего любимого синеглазенького, а потом билась и выла над ним?

-Ты идёшь? В вагоне поговорим, там теплее всё-таки, - почти попросил Палёнов. И Кира шагнула в вагонное нутро.

И вновь они сидели на деревянных скамейках, а колёса выбивали вопросы на стыках рельсов.

-Как жил здесь у бабушки Маруси и деда Гриши, я не помню, - он наклонился к ней и говорил, глядя прямо в лицо, - но помню, как мы приезжали с матерью и отцом к ним в самом начале войны. Да и они у нас часто бывали до семнадцатого года. Всегда игрушки привозили и леденцы. Я маленьким леденцы любил. А потом я всё забыл. Но теперь вспомнил. Они мои приёмные бабушка и дедушка, и я хочу им помочь.

Он помолчал, отвернувшись к окну, потом опять склонился к Кире:

-Ты тут всякого наговорила: пощёчины, ОГПУ... Дура ты, Кирка. Ты что, считаешь, я по подсказки родителей живу? Можешь вообще ничего не рассказывать. Я ведь не дурак: сам вижу, что с нашей семьёй что-то не так. Мне лет шесть было, когда мать вдруг стала "вспоминать" наших рабочих дедушек и бабушек из крестьян. Прямо среди ночи будила и просила, чтобы я ещё и ещё раз пересказал нашу семейную историю. Вот я и заучил: папин отец - Иван Фёдорович - из воронежских крестьян, приехал в Петербург, стал работать на заводе, здесь женился на чухонке-молочнице Эльзе Станиславовне. И оба они померли то ли от холеры, то ли от оспы давным-давно. А с мамой вообще всё просто: она подкидыш. Знаешь, кому её подкинули? Никогда не догадаешься. В семью отца! До сих пор слово в слово помню, как она рассказывала: однажды ранним утром дедушка Иван Фёдорович вышел из дома, а жили они тогда в сыром подвале, куда солнечный свет почти не попадал. Так вот, вышел дедушка и увидел: сидит хорошенькая черненькая девочка, прямо цыганочка, лет четырёх-пяти. А в карманчике её розового платьица записочка, мол, это Олечка Матвеева, а отца её звали Яшей - и всё. Решили, что цыганка бросила ребёнка, взяли и удочерили девочку. Росли они вместе с отцом и поженились потом. Как тебе эта история?