Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 25 из 47

И всё же она была благодарна Полди за то, что у неё есть Серёжа. Только ни за что на свете она не хотела, чтобы мальчик узнал, кто его настоящий отец. Кстати, Серёжа и Витольд терпеть друг друга не могли. Их неприязнь возникла как-то сразу, буквально, с первого взгляда. И Ольга Яковлевна даже была этому рада. Кто такой для неё Полди, знали и Стёпочка, и Андрей, но никогда о нём не говорили.

Год назад со Стёпочкой стали твориться странные вещи. Он почти перестал спать, а если засыпал, то ненадолго. Его преследовало внутреннее беспокойство, снилась всякая жуть. Так было до тех пор, пока однажды Стёпочка не спросил у неё, помнит ли она, при каких обстоятельствах они исследовали содержимое сундучка, привезённого с юга. Оказывается, он уже говорил об этом с Андреем и вот теперь хотел услышать её версию.

Да, она всё помнит. Они открыли этот сундучок с помощью красивого кольца. Но не это интересовало Стёпочку - его волновал вопрос, кто при этом присутствовал. Ольга стала перечислять: Андрей, Стёпочка, она сама и... Тут-то и выяснилось, что они все не могли вспомнить, кто четвертый был тогда с ними. А ещё Стёпочка вспомнил, что поставил сундучок в сейф квартиры родителей. Потом они даже побывали там под каким-то предлогом. Их встретила совершенно больная изможденная женщина, которая с непонятным волнением всматривалась в них глазами чахоточной больной и порывалась что-то спросить. Наконец, она решилась и задала свой вопрос, вызвавший у них недоумение. Эта женщина спросила, вернулась ли Кира Сергеевна. А в той квартире им ничего не удалось узнать, потому что там уже несколько раз делали ремонт и никаких следов сейфа не было видно.

Вот, опять это имя! Удивительно, что история с сейфом ей вспомнилось именно сегодня. Ольга Яковлевна усмехнулась: это сколько же Кир вокруг них вьётся! Сегодняшняя девушка-подросток, получается, уже третья по счёту. А говорили, что Кира - редкое имя. Ольга Яковлевна решила разжечь примус и вскипятить чайник на тот случай, если Стёпочке захочется чая. Она протянула руку к спичкам и замерла. Боль ушла из головы, сделав её лёгкой и светлой. Вместе с болью ушла, нет скорее, сползла с её мозга туманная пелена. Теперь она знала, кто был четвертым, когда они вскрывали сундучок. Она села на стул и уставилась в стену.

Не может быть! Она засмеялась, потом заплакала. Какой ужас! Какое счастье и какое несчастье! Бедная девочка! Но как, каким образом она оказалась здесь? Бедный Штефан - что с ним будет, когда и он всё вспомнит! Ах, Андрей-Андрюшенька, ты уже всё знал, когда решился привести сюда Киру. Господи, что же такое натворил Стёпочка там, за кулисами?

Год назад он вдруг однажды сбрил свою дикую бороду и усы и, оставив завод, перешёл к ней в театр. У каждого из них к этому времени давно уже была своя жизнь, и они не покушались на свободу друг друга. Поэтому навязчивые приставания женской части труппы к красивому молодому человеку - её мужу - Ольга Яковлевна воспринимала совершенно спокойно. Они со Стёпочкой были старыми друзьями, а то, что когда-то волновало и восхищало в их отношениях, осталось милыми воспоминаниями. А вот что беспокоило Ольгу Яковлевну - так это его подавленное состояние. На людях оно никак не проявлялось, он мог, казалось, беспечно шутить, смеяться, но и она, и Андрей чувствовали, что Штефан находится на грани срыва. И одной из причин этому была постоянная необходимость притворяться, жить двойной жизнью. Человеку, для которого честность и порядочность были делом принципа, притворство - тяжкий крест.

Стёпочка вернулся домой около пяти утра. Он вошёл, стараясь произвести как можно меньше шума, чтобы не разбудить Ольгу. Разделся, не зажигая свет, и прилёг с краю того безобразия, которое не заслуживало названия кровати. Заснуть не получалось, он лежал, закрыв глаза, и вспоминал только что состоявшийся разговор с Андреем Монастырским. Теперь, когда они обо всём договорились, оставалось лишь ждать и надеяться на лучшее. Только бы не сорвалось! А там будь что будет.

Весь последний год он безуспешно пытался найти выход из мучительного положения, в котором оказался. С некоторых пор ему стало ясно, что он не помнит часть собственной жизни, и это его нисколько не волнует. Не волновало - так правильнее. Но с недавнего времени его стало тревожить одно и то же сновидение: комната здесь, в их квартире, на столе объёмистый резной ящичек, чьи-то тонкие руки - на пальце кольцо с искристым зелёным камнем - ощупывают резную крышку. Крышка откидывается - и он летит в пропасть, неизвестно откуда взявшуюся. Он пытается ухватиться хоть за что-нибудь -бесполезно, он падает и падает, понимая, что это конец. Спустя время сон чуть изменился. Теперь он видел четыре фигуры вокруг стола с сундучком. Он знал этих людей, кроме одной бесплотной тени, что вырисовывалась рядом с ним. Он мучительно хотел заглянуть в лицо тени, но это никак не получалось. А дальше опять откидывалась крышка сундучка - и он падал, зная, что умирает. И ещё он знал, что только эта тень, лица которой ему никак не разглядеть, только она сможет спасти его от гибели. Когда там, в Галиции, он лежал оглушенный, контуженный, засыпанный землёй и понимал, что уже ничто не спасёт его, ему привиделось скорбное лицо с огромными зелёными глазами. И он потянулся к этим спасительным глазам, завозился, пытаясь сбросить тяжесть земли. Санитары увидели, как шевелится земля, и откопали его. Впоследствии он пытался вспомнить черты, мелькнувшие в его сознании в тот ужасный миг, но так и не вспомнил.

Год назад, он тогда был в цехе, его вызвали к начальнику по кадрам. В комнате, заполненной стеллажами-ячейками и сейфами, за столом, кроме начальника в меховой жилетке, сидел невзрачный человек с рыбьими глазами. Этот с рыбьими глазами взглянул на начальника по кадрам, и тот бочком-бочком выскользнул наружу, тщательно закрыв дверь.

-Гражданин Палёнов Степан Иванович? - полувопросительно сказал рыбьеглазый. Он не пригласил присесть, сидел и молча рассматривал Штефана. Потом кивком указал на стул и опять молчал.

Штефан сел, засунув плохо вымытые руки в карманы брюк. И тоже стал разглядывать этого малопривлекательного человека. Он решил не поддаваться на эти штучки и стал отвлекать себя пристальным изучением портрета вождя над головой рыбьеглазого.

-Можете называть меня Николаем Николаевичем, - прервал молчание человек за столом и открыл личное дело, лежащее перед ним. - Расскажите о себе, гражданин Палёнов.



-Я обо всём написал в автобиографии, когда поступал на службу, - удивился Штефан.

-Да, написали. А теперь расскажите, - и пока Штефан говорил, не сводил с него холодных глаз.

-Да, всё правильно. Слово в слово, как здесь написано. У вас хорошая память.

-Не жалуюсь, - пожал плечами Штефан. Он уже понял, что допустил промах. Нельзя было повторять эту сказку, сочинённую и заученную им дословно. Чертыхнувшись про себя, он решил быть внимательнее. Но он даже предположить не мог, зачем его вызвали. Замечательный Николай Николаевич тем временем вдруг расцвёл улыбкой:

-Это-то и ладненько! Память у вас отличная. Курите - нет? И правильно: лёгкие здоровыми будут. А как насчёт водочки? Тоже нет? Чудненько! - исходил мёдом Николай Николаевич. - Вот такие крепкие, здоровые граждане нам нужны в первую очередь.

-О чём вы? - не удержался Штефан.

-О чём? Да вот о чём: долг каждого советского гражданина помогать, так сказать, отечеству. Вы, конечно, вступили в ОСОАВИАХИМ? Вот и правильно, - похвалил он Штефана, - теперь мы занимается тем, что подбираем лучшие кадры для гемотрансфузии. И вы нам подходите по всем показателям.

-Чем же уж так хороша оказалась моя кровь? - удивился Штефан.

-Хороша, даже очень, - радостно закивал лысеющей головой Николай Николаевич. - Вы, конечно, согласитесь на эту процедуру? Вот и чудненько. Но надо написать заявление - порядок такой. Потом вам дадут дополнительный паёк и отдых предоставят. Так что пишите.

Он положил перед Штефаном листок бумаги и ручку, подвинул чернильницу. Штефан решил: если надо писать заявление на донорство крови, он напишет. В конце концов, его не убудет, если он выступит донором и предоставит часть своей крови какому-нибудь больному. Он написал заявление, подписался и протянул листок сияющему Николаю Николаевичу. Тот взял его, прочёл, перечитал и вложил в личное дело. Потом уставился на Штефана немигающим взглядом: