Повесть будущих дней

— Эх, дурак он! — покивал головой дед. — Но если бы я ему написал и объяснил, то он сразу понял бы.

— А вот это для нас как раз и опасно, — улыбнулся Барковский. — Если такое письмо попадет в руки полиции, то погибнут и наши товарищи, и ваш сын.

— Неужели никак нельзя списаться с сыном? — расстроенно сказал дед.

— Я же вам говорил, что по одному письму судить нельзя. Напишите еще раз. И даже третий раз, если ничего не выйдет. И уже тогда, возможно, я постараюсь что-нибудь сделать.

— Очень благодарю, товарищ Барковский! — обрадовался дед. — Вы с ним вместе работали?

— Да.

— Ну, как ему там живется?

— Живет неплохо, так-как угождает пану. Мы с ним не очень дружили.

— Вот ведь глупый, темный человек! Но Юзик говорит, что он был вашим приятелем.

— Какой Юзик? — спросил Барковский, словно не зная.

— Да внук, Михала сын, что сейчас в Курычах. Разве вы не знаете?

— А этот мальчик? Видел его.

— Он говорит, что вы были очень добры к нему.

— Хороший мальчик. Но отчего он взял, что я был благосклонен к нему?

— Да, говорит, беседовал с вами. Даже вы помогали ему освободиться от религиозного дурмана.

— Ну, была такая беседа, как и с другими.

— Он очень хотел вас увидеть тогда в Курычах.

— Вряд ли он узнал бы меня. Вообще мы с ним мало встречались.

— Говорит, что узнал бы.

При этих словах Барковский сверкнул глазами и как-то сердито сказал:

— Не думаю, чтобы он меня узнал. Я тоже вряд ли узнал бы его. И с чего он решил, что мы дружны? Если я раз-другой пообщался с ним, то это не значит, что мы были приятелями. Я же вам говорил, каков его отец, а я вел революционную работу и не мог дружить с маленьким мальчиком, да еще с таким, семья которого опасна для меня.

— Да, — согласился дед. — А он, видите ли, взял себе в голову, что он ваш товарищ и приятель. Конечно, малый и дурак еще.

На лице Борковского мелькнуло удовлетворение.

— Я объясняю это тем, что он мальчик хороший и чуткий. Достаточно было сказать ему два — три искренние слова, как он и почувствовал расположение к человеку. В любом случае желаю ему всего наилучшего. А вместо меня он здесь найдет много хороших друзей, которые ему дадут больше полезного, чем я тогда мог сделать. А вам советую написать еще и еще раз. А если ничего не выйдет, тогда обратитесь ко мне, когда— либо, так же, как сейчас, и мы посмотрим, что можно будет сделать дальше.

Дед вышел от Барковского полностью удовлетворенным. Хороший и умный человек: все объяснил и обещал помочь. Недаром и Юзику он понравился. Странно только, что мальчик вбил себе в голову, будто это его товарищ. Конечно, ребенок.

Когда дед вернулся домой, Юзик тотчас спросил:

— Ну, что? Видели его?

— Видел.

— Что он говорил?

— Посоветовал еще и еще раз написать, а потом уже обещал помочь.

— Он спрашивал обо мне? Говорили, что я хочу его видеть?

Дед засмеялся.

— Ты думаешь, он только о тебе и думает? Какой он тебе друг? Он старше от тебя на лет десять. А правду ли он говорит, что твой отец не сочувствует революционерам, подлизывается к пану?

— Ну, правда.

— Ну, вот видишь. Он немного пообщался с тобой, как хороший товарищ, а ты решил, что он друг. Если бы он здесь жил, вы могли бы продолжать знакомство, а так лезть к нему не стоит. Какие дела он может иметь с тобой? А я напишу еще, подожду, а потом снова обращусь к нему. Он, по-видимому, хороший и умный парень.

Удивился немного Юзик, что Антэк так безразлично относится к нему, но, подумав, согласился с дедом. Конечно, Антэк человек взрослый, а Юзик мальчик. А что Антэк Юзику дома очень понравился, это ничего не значит. Возможно Антэк вообще не интересовался Юзиком.

Собственно говоря, они и не так часто встречались, и беседовали.

Осенью в Курычах организовали небольшую экскурсию в Минск. Учитель хотел показать ученикам некоторые фабрики и заводы. Собралось человек пятнадцать девушек и парней, в том числе и Юзик.

Теперь Юзик ехал по той же дороге совсем с другим чувством, чем первый раз. Он охотно наблюдал, как по полям ходят трактора, тянуть плуги, бороны, ряды сеялок, машин для выкапывания картошки, как едут по дороге целые обозы, — но смотрел на все это совершенно другими глазами. Теперь он больше удивился, если бы увидел бы какую-нибудь деревню или крестьянский дом.

Снова увидел городские улицы, огромные здания и, хотя смотрел на них с тем же интересом, как раньше, но чувствовал себя совсем иначе, чувствовал, что он уже не чужой здесь.

Остановились они в таком помещении, с такими удобствами, от которых ранее у Юзика закружилась бы голова, а теперь он смотрел на все это так, словно иначе быть не может, словно он всю жизнь прожил в таких условиях.

Осмотрели огромную фабрику-кухню, главный хлебозавод, но нельзя сказать, чтобы они очень впечатлили детей, так-как и в их районе были похожие, только меньше. Более интересными были обувная фабрика, швейная и особенно кожевенный завод. На кожевенных заводах Юзика больше всего удивило то, что такая грязная и вонючая работа, как обработка кожи, была организована так, что совсем этого не чувствовалось: чистота, свежий воздух, вращаются какие-то огромные барабаны, кожа переходит из отделения в отделение и выходит готовым товаром.

Интереснее всего был металлургический завод. Огромные машины, колеса, всякие противовесы, подъемные краны, конвейер, — все это грохочет, крутится, движется и выносить с завода готовые машины и устройства, которые Юзик видел во всех хозяйствах своего района.

Рабочие двигаются размеренно, четко, ни одного движения напрасно не делают. Юзик заметил, что здесь работают немного иначе, чем в тех хозяйствах, что он осматривал. Чувствовалось, что здесь рабочие более спаянные, организованные и составляют словно один организм. Работа была тяжелая, напряженная, но если посмотреть со стороны, то казалось, что она совсем легкая, словно рабочие играют.

— Откуда? —спрашивает одна женщина, обрабатывающая на верстаке какую-то металлическую штуку.

— С Курычей.

— Ага! Значит, ваши яйца и кур мы едим. Благодарим. А мы вот вам вагончики делаем. Вы выполняете свой план?

— Выполняем! — вместе ответили дети.

— Ну и мы не отстаем, — говорит работница, ни на минуту, не прекращая своей работы.

На всех предприятиях, которые они осматривали, учитель объяснял не только процессы производства, но и физические, химические и механические законы, согласно которым построены данные производства. Слушая его, Юзик только диву давался: как это учитель столько знает?

И вот однажды, идя по улице, Юзик увидел впереди человека, который привлек его особое внимание. Даже сердце забилось сильнее.

Это был обычный человек, как и все другие. Шел он навстречу, попал в кружок учеников и протискивается через него, не обращая ни на кого внимания. Но Юзику сразу показалось, что он его где — то видел раньше, и даже хорошо знает.

Но где и кто он такой — не мог вспомнить.

Человек тем временем протиснулся и прошел мимо. Юзик приостановился и оглянулся вслед.

Где же он его видел? И почему какое-то особое неприятно чувство появилось? Особенно знакомо это выражение глаз.

Всю дорогу Юзик ломал голову, больше ничем нет интересовался. Ему даже надоело эта мысль, он хотел бы уже отбросить её. Но ведь со всеми часто случается, что придет в голову какое-нибудь забытое слово, даже совсем ненужное, а мы не можем отделаться от него. Так было и с Юзиком.

И только вечером, лежа уже в кровати, он вспомнил:

Такие глаза он видел тогда, когда Чесь ударил его плетью!

Неужели это он? Не может быть! Да и лицо не совсем похоже. Можно даже сказать, совсем не похоже. Но в чем разница — Юзик не мог сказать. В целом, мало ли есть на свете людей, еще больше похожих друг на друга? По одним глазам и по своему собственному впечатлению судить нельзя.