Мой Темный Квартет

- Добрый вечер, – она осмотрела безмолвную группу через свои толстые очки и поджала губы, – тут есть мистер Адамс?

- Это я, – брюнет вышел вперед, глядя на нее почему-то сероватыми глазами, – а что такое?

- Мисс Маллейн попросила Вас зайти. Только Вас, – уточнила женщина, увидев, как дернулись близнецы. Парень кивнул, – пойдемте, а остальных я бы попросила покинуть и эту комнату, и поликлинику. Приемное время скоро закончится, и Вы сможете подождать мистера Адамса на улице.

- Хорошо, мэм, – отозвался Алан, выразительно посмотрев на друзей, которые собирались взбунтоваться, – Брайан, мы подождем тебя внизу...

- Не надо, – перебил его брюнет, подходя к двери и берясь за ручку. Он не обернулся, говоря, а только слегка повернул голову, – уже поздно, и не думаю, что я расскажу вам что-то приятное на ночь. Так что идите спать.

- Но .., – начал было Чак.

- Я сказал нет, – резко бросил тот и вышел в коридор. Медсестра бросилась за ним, едва поспевая и то и дело поправляя прическу на ходу.

- Я покажу Вам, где находится кабинет.., – краснея, начала она, но парень только улыбнулся мимолетно и покачал головой.

- Я знаю. Спасибо. Всего хорошего, – он понимал, что ведет себя неприлично, грубо, но ничего не мог с собой поделать.

«Она … она позвала меня. Меня. Она позвала меня. Придя в себя, она попросила меня прийти. Ни мать, ни Чака, ни даже Линдси, а именно меня!» Это никак не укладывалось в голове, потому что он не понимал те чувства, которые эта девчонка испытывала к нему, так как с детства он привык, что все, что люди испытывают к нему, это или неприязнь, или боготворение.

Перелетая через три ступеньки, он оказался на нужном этаже, пронесся по пустому коридору и затормозил около палаты, в которой лежала Лекс. Сначала он даже схватился за ручку, но потом его что-то остановило. Они выбрали его, они все решили, что он должен ей сказать о том, что произошло. Так что ж? Открыть дверь и сказать, сказать, что она лишилась ребенка, глядя в ее бездонные синие глаза? Невыносимо. Невозможно.

- Эй... кто там?, – слабый голосок послышался из палаты. Видимо, через мутное стекло был виден его силуэт. Понимая, что ничего уже не поделаешь, он позволил себе на секунду закрыть глаза, выдохнуть через рот и, досчитав до десяти, натянув хотя бы пародию на улыбку, вошел в комнату. Девушка, слабая, тоненькая, похудевшая, с восковой кожей, впавшими, тусклыми, серыми, огромными из-за болезни глазами, обведенными лиловыми синяками на белом лице, бледными, потрескавшимися и пересохшими губами, руками-спичками в гипсе, поломанными, полустертыми ногтями, забинтованной ногой лежала на кровати, казавшейся слишком большой для этой поломанной куклы, вся истыканная проводами и трубками. Когда парень вошел, синие глаза сначала испуганно дернулись, потом расширились, а затем пришло смирение и некое успокоение, – а, это ты, Брайан.., – такой слабый, пустой, безэмоциональный голос, – спасибо, что пришел.

- Я бы и так пришел, – тихо, твердо, шепотом, – даже если бы ты не позвала. Даже если бы запретила.

- Что?, – в синем море появился огонек, он забился, замерцал, отражаясь в каждой складочке юного лица, немного возвращая его к прежнему состоянию, – я … я думала, ты скажешь «ну, я же не совсем подонок» или «ты же позвала. Пришлось». Это больше в твоем стиле...

- А я уже не знаю, какой у меня стиль, – сломанные слова скатывались с дрожащих губ, пока брюнет медленно опустился на стул около кровати больной и, к великому ее удивлению, взял ее холодную руку, – господи … ты ледяная … ты замерзла?

- Да нет.., – начала было Лекс, но тут случилось опять нечто из рода вон выходящее: парень прижал ее замерзшие, непослушные пальцы к своим горячим, мягким губам, согревая их. Шоколадные глаза медленно поднялись вверх, сталкиваясь с синими, – не особо.., – договорила она, испытывая дикое желание коснуться его волос. Потом она слегка тряхнула хрупкими, разметавшимися по подушке волосами и произнесла уже тверже, – так зачем я тебя позвала. Понимаешь, я не дура, – она совсем чуть-чуть приподнялась на подушке и тут же сморщилась; было видно, что любое движение доставляет ей неудобство, – и я знаю своих друзей. Я знаю, что они хотят оградить, защитить меня и тому подобное, но нет ничего более важного на свете, чем правда. А я теперь поняла, что из всех мне скажет стопроцентную правду, какой бы она не была, только ты, потому что ты прямолинеен и не боишься обидеть. Поэтому мне нужно, чтобы ты мне ответил, хорошо?, – она поджала губы и вдруг отвернулась, зажмурившись, – ответь мне на вопрос, – медленно, буквально по сантиметру, она повернулась к выжидающему, побледневшему парню, – после этой аварии … что … что случилось с ребенком?, – ее голос дрогнул, – он все еще тут, со мной, в моей животе, растет и знает, как я его люблю, или его нет, и он стал маленьким ангелочком?, – Брайан смотрел на нее, даже не дыша. Он понимал, что должен, должен сказать это страшное слово, но оно не шло, никак не хотело складываться. Он даже подумывал, а не отказаться ли, сказать, что не знает... Но тут брюнетка вновь подала голос, – хотя стой, погоди … секундочку. Сделай сначала кое-что, хорошо? Ты выполнишь мою просьбу?

- Какую?, – тихо спросил Брайан, все еще грея ее холодные руки и радуясь этой секундной заминке перед концом света.

- Ты тогда не согласишься, – потупила было она глаза.

- Я выполню.., – одновременно с ней отозвался он, не слыша ее слов. Длинные ресницы вспорхнули вверх, показывая удивленные звездные глаза, – выполню, – повторил брюнет, сложив ее руки вместе и обхватив их своими.

- Поцелуй меня, – слишком торопливо, боясь уловить мгновение, страстно прошептала Лекс, – просто поцелуй, без этой грубости и страсти, и этого желания стащить одежду... Я просто слишком слаба для желания, но ты мне нужен. Пожалуйста.., – «писк, мольба котенка. Маленькая кроха, ребенок, девчонка, с которой жизнь сыграла не по правилам и предала ее моральные устои. Тростинка с глупыми желаниями и радостями, хрупкая, беззащитная... просящая о моем поцелуе» Ему не верилось, что она сейчас попросила его о такой мелочи. В голове завертелись все их поцелуи, и он понял, что, действительно, не разу не было нежности, а тот раз, когда он поцеловал ее ночью, она не помнит.

Поэтому он, поддавшись ее слабости, медленно приподнялся на руках над кроватью и, нависнув над девушкой, осторожно, будто боясь разбить, прикоснулся к ее губам, бережно, на полувздохе, не закрывая глаз. Несмотря на шершавость, ее губы были все еще ее губами.

- Та же карамель, – прошептал он ей прямо в губы, глядя в горящие огоньками глаза.

- Что?.., – она провела языком по губам, словно проверяя.

- У твоих губ тот же вкус, что был всегда, – они одновременно улыбнулись, дыша этими робкими, даже детскими улыбками. Потом Брайан вернулся на свое место, незаметно также коснувшись языком своих губ, будто вбирая в себя эту карамель.

- Спасибо, – искренне поблагодарила Лекс и распрямилась на кровати, сжав на мгновение губы. На щеках заиграл слабый, нелепый румянец, да и в целом она перестала выглядеть такой безжизненной. Но это состояние длилось только несколько секунд; через несколько мгновений жесткость вытеснила радость и перекосила молодое личико, – а сейчас ответь. Он жив? Наш ребенок жив?, – она даже не осеклась на слове «наш», так она сжилась, привыкла к нему. Брюнет опустил глаза, не в силах смотреть в эти наивные, ожидающие чуда глаза. Он уже осознал, что должен сказать ей правду, но не мог. Это было будто выше его сил. Не мог произнести ни единого звука. Голос девушки, повторившей свой вопрос, повысился, хриплый и слабый. Наконец, он сдался и, подняв глаза, произнес только одно слово:

- Нет, – и, чтобы не видеть ее реакцию, упал на колени у ее ног и уткнулся лицом в кольцо рук, сложенных на покрывале, плотно закрыв глаза, чтобы просто отгородиться от всего мира, закрыться, спрятаться, исчезнуть, раствориться в своем страхе и боли. Девушка издала какой-то странный звук, смесь хрипа и смешка. Прижала пальцы ко рту, глядя в пустоту и приоткрыв покрасневшие губки.