Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 25 из 36

Утром он заметил поднятый флаг. "Ах, чертенята!" Увидев Димо, ребята встали. Машинист подошел.

- Здравствуйте, ребята! Что нового?

- Ничего, - ответил Петух.

- Капитан!

- Что?

- Я спрашиваю: какие новости? Я вижу, флаг поднят. Капитан знал, что, отвечая, надо будет посмотреть ему в глаза.

- Никаких.

Седой, не поднимая головы, нервно теребил тельняшку. По обнаженной спине мурашками пробегал озноб.

- А ты что, солнечные ванны принимаешь?

- Нет, я...

Еж с невиннейшим видом спросил:

- Ты починил прессы, бате Димо? Значит, опять на дрезине покатаемся?

- Нет еще, не починил...

Он смотрел на них - невинные овечки. Может, он обознался в темноте?

- Ребята, завтра в шесть утра всем быть здесь! И захватите еды на целый день. Ясно?

- Ясно!

- Бате Димо, а куда мы пойдем? - спросил Ваню.

- Может, и никуда.

У ворот он остановился.

- Еж, на минутку!

Ишь как подскочил! Конечно, это он был. И у Седого тоже вид виноватый. Ах, чертенята! Он пошарил для вида в карманах.

- Хотел тебя попросить, чтобы сбегал ко мне домой. Подумал, что забыл ключи, а они тут. Завтра наденьте какое-нибудь старье, не на бал пойдем.

Он махнул им на прощание рукой и ушел. Ребята дождались, пока он отошел подальше.

- И нечего злиться, - сказал Капитан.

- А мы и не злимся, - ответил Еж.

- Какой смысл? - процедил Седой.

- Жаль, зря только страху натерпелись. А сегодня опять. Ну и жизнь!

Он стащил с себя тельняшку и вытер ею грудь.

- Если кончили, может, пойдем позавтракаем? - вопросительно произнес Султан.

Его мама в это утро пекла пончики. Если горячие пончики полить сверху вишневым вареньем...

Разошлись молча.

- Ладно, Седой, не унывай! - сказал Мичман. - Подумаешь, неделя! Хочешь, я тоже сниму?

И он стянул с себя тельняшку.

- Какой смысл? Ты-то зачем?

Седой был очень расстроен, а поступок Мичмана растрогал его до слез.

- Ну как - зачем? Я вас похвалил - значит, все равно что был вместе с вами!

- Спасибо, Мичман! Ты настоящий друг!

На этот раз Еж шлепнул его по нагретой солнцем спине. Удар получился звонкий, как будто щелкнул хлыст дрессировщика.

- Если хотите... я вечером пойду с вами, помогу.

Седой хотел сказать: "Какой смысл?", но почувствовал, что это прозвучит жалобно.

- И вдвоем справимся.





Герои ночной операции остались одни. Они понуро брели по улице. На душе у Ежа было скверно. Если бы ребята сказали: "Да, вы герои, но так делать нельзя", - другое дело, а то обозвали ворами. И все-таки он был рад: теперь хоть милиция по ночам сниться не будет. Седой стиснул зубы и никак не мог примириться с взысканием. "Капитан называется! А сам кому звонил из автомата? Этой Ленке. Почему, только меня увидел, сразу повесил трубку? И стал белый, как... как я. Ничего, мы еще разберемся в этом!"

14. МОЛНИЯ НА РУКАХ

Дребезжали, как посуда, оконные стекла.

Сыпалась штукатурка, валились наземь водосточные и дымовые трубы.

Султан бежал.

Там, где была мостовая, она утрамбовывалась. Там, где ее не было, вздымались тучи пыли.

Султан бежал.

Со лба у него стекал пот. Каждая капля - с орех величиной. Они свисали с бровей, заволакивали глаза. Рубаха прилипла к спине.

А Султан все бежал, не сбавляя скорости.

Руки мелькали в воздухе. Солнце пекло. От нагретой солнцем мостовой несло жаром. Воздух дрожал.

Первым заметил Султана Петух.

- Султан! Султан! - Он готов был броситься вслед, но на всякий случай спросил: - Султан! Ты куда?

- Ва-ва-ва... Важ-ная но-новость! Петух рванулся пулей.

- Петух! По-по-по-дожди!

Петух пулей полетел вперед, чтобы не потерять ритма и скорости. Султан добежал до него.

- Бы-быст-ро! Фла-фла-фла...

Он зажмурился, потому что пот заливал глаза, а когда открыл их, Петуха рядом не было. Только виднелись облачка густой пыли по дороге. Подгонять Султана не нужно было. Он набрал побольше воздуху и снова помчался что было сил.

Над шелковицей взметнулся флаг. Его то чуть спускали, то рывком поднимали до самой верхушки мачты. Этот сигнал означал: все на борт, немедленно.

Седой делал круги на велосипеде, а Еж и Торпеда терпеливо дожидались, когда он даст им прокатиться.

- Все на борт! Немедленно!

Торпеда - на раму, Еж - на багажник, и Седой нажал на педали. Чичо Пей, Мичман, Капитан уже были на месте.

- В чем дело?

- Важная новость!

А Ваню в это время стоял в очереди у пекарни. Впереди него - всего семь старушек. Еще пять - десять минут, и пекарь начнет вынимать из печи хлеб... Отсюда флага не было видно, и малыш ни о чем не подозревал. Но вдруг он вытаращил глаза и заморгал часто-часто.

По улице мчался долговязый Стручок.

- Ваню, флаг! - крикнул он.

Да, это был Стручок собственной персоной. Он только что сошел с поезда. Позволил маме один разик чмокнуть себя, сказал: "Я сейчас!" - и побежал. Мало ли какие события происходят там без него?

Его встретили громким "ура", решив, что он и есть "важная новость". Стручок растрогался и вынул из кармана полученное от них письмо, все истертое на сгибах.

- Пригодится для музея!

Он снова полез в карман и достал маленький пузырек.

- А это морская вода, на счастье! И каждого побрызгал водой.

Ваню не бежал, а летел. Поворот на улицу, где жил Пират, од срезал под углом и увидел перед собой Султана, в десяти шагах от ворот. Ваню дал газ, и ха! - он придет к финишу не последним. Султан настолько выбился из сил, что последние десять шагов он бежал, ничего не замечая от усталости; одна нога у него была на тротуаре, другая на мостовой, - он еле доковылял до ворот.

Когда Султан появился, все поняли: важная новость - это вовсе не приезд Стручка. Султан обалдело смотрел на ребят. "Мне даже Стручок мерещится..." подумал он. Он так запыхался, что не мог говорить. Пришлось прибегнуть к жестам. Но никто ничего не понимал:

- Да говори же толком!

- Объясни, в чем дело!

Один только Ваню догадался, что означают бессвязные жесты Султана. От волнения малыш выронил из рук сетку и наступил на нее.

- Чертежи... Почтальонша!.. Вот такой конвертище!

Я мчался как молния!..

- Ура-а-а-а!

"Молнию" пытались качать, и, само собой разумеется, тут же всей кучей рухнули наземь: кому повезло, те оказались на Султане, неудачники - под ним. Вежливый Стручок первым пришел в себя и вылил всю оставшуюся в пузырьке морскую воду на голову вестника.