Побег от прошлого

- Тебя что, ударила твоя мама? – Лицо Бейонда удивленно вытягивается, хотя, если подумать, с чего бы? Кажется, после получения кое-какого представления о характере моей мамы, он должен был перестать питать иллюзии по поводу ее отношения ко мне.

Я только киваю в ответ, потому что действительно не горю желанием говорить об этом. Да и вообще, нет никакого смысла отрицать очевидное. И врать не хочется, потому что Бейонд непременно отличит ложь от правды и тогда уже забеспокоится по-настоящему. Знаю я его.

После моего кивка к удивленно вытянутому лицо добавляются еще и недоуменно распахнутые глаза. То еще зрелище! И все равно я не понимаю, откуда столько безмерного удивления. Не успеваю я даже рта раскрыть, чтобы сказать, что все это суета сует, и что не следует об этом беспокоиться, как Бейонд внезапно решительно хватает меня за руку и бесцеремонно без стука буквально вламывается в комнату, из которой я только что вышла.

Мама, к этому моменту уже успевшая вернуться к чтению своей книги, буквально подпрыгивает от грохота открываемой двери, и на несколько секунд на ее лице застывает самое настоящее удивление. Ничего удивительного – в нашем доме в Нью-Йорке не было никого, кто бы так нагло пренебрегал правилами соблюдения личного пространства или вот без стука вваливался бы в комнату, когда ты пытаешься расслабиться. Так что уже спустя мгновение удивлении сменяется ее обычной непроницаемой ледяной маской.

- Что-то не припоминаю, чтобы я разрешала вам войти, молодой человек. – Я уже давно заметила, что она не слишком-то любит обращаться по имени к малознакомым людям. Даже мои друзья не удостоились такой чести и не слышали в свой адрес иных обращений, кроме «молодой человек» или «юная леди». Что уже говорить о братьях, отношения с которыми у мамы не заладились с первой же секунды ее пребывания здесь и определенно не собирались сдвигаться в лучшую сторону?

- Что вы себе позволяете, миссис О’Хара? – шипит сквозь зубы Бейонд, будто презрительно сплевывая себе под ноги каждое слово.

И настает уже моя очередь недоуменно на него вытаращиться. Нет, ну правда. Было бы из-за чего бузу разводить. Подумаешь, какая-то пощечина. Ну да, больно и унизительно, ну и что с того. Перетерплю. Но Бейонд, судя по всему, придерживается прямо противоположной точки зрения.

- Что вы имеете в виду? – уточняет мама, похоже, ничуть не менее удивленная, чем я, потому что – о, чудо! – в ее голосе даже не слышатся обычно присущие ему менторские интонации.

- Как вы могли поднять руку на собственную дочь? – прямо спрашивает он, явно не желая ходить вокруг да около.

- Я не собираюсь перед вами оправдываться, - сухо отвечает она уже свои обычным постным голосом, словно деревянным маслом смазанным. И звучит это так, будто на самом деле она хотела сказать «А не пошли бы вы на хрен из моей комнаты?». По крайней мере, насколько я разбираюсь в ее словах и интонациях, она хотела донести до нас именно этот смысл. И только воспитание и самодисциплина не позволили ей высказаться напрямую. – Кристен – моя дочь, в конце концов, и если я ее ударила, значит, она это заслужила. Не вам критиковать мои воспитательные методы.

- Родители не должны бить своих детей, - убежденно произносит Бейонд, и в его глазах появляется недобрый огонь. – Никогда! Что бы те не делали, все конфликты должны решаться только словами. Поднимать руку на ребенка – табу! Независимо от возраста!

Эк он, однако, разошелся. Впрочем, если вспомнить, как протекало его собственное детство, то его возмущение и горячность по этому поводу становятся более чем оправданы. Многочисленные шрамы, которые оставил ему на память приемный отец, не забыты, так что неудивительно, что применение родителями физической силы по отношению к детям стало для него особенно больной темой. Могла бы и сразу догадаться…

- Я думаю, я сама в состоянии разобраться, в каких случаях моя дочь заслуживает того, чтобы получить ремня, а в каких нет. – Как и следовало ожидать, мама благополучно пропустила мимо ушей все его слова. За ней порой такое водится, что она слышит только то, что совпадает с ее личным мнением по обсуждаемому вопросу.

- Я вас предупредил, - замечает Бейонд, и я вижу, как мама вскидывает брови. В конце концов, до этого она обычно давила всех своим авторитетом, и до угроз дело еще никогда не доходило. – Если я еще раз узнаю, что вы опять распускаете руки – сам увижу или Кристен пожалуется – я себя в руках держать не стану. И прошу учесть, что у меня нет никаких предубеждений против применения физической силы по отношению к женщинам, если речь идет о том, чтобы защитить близких мне людей.

- Насильно затащив мою дочь в постель, ты называешь себя ее близким другом, - хмыкает мама, так искривив губы, словно лимон проглотила. А я только качаю головой: опять она об этом.

Но Бейонд и не думает смущаться.

- Неужели я похож на человека, который будет склонять девушку собственного брата к прелюбодеянию? – И где он только словечек подобных понабрался, хотелось бы мне знать.

Видимо, сдержать удивление я все же не смогла, и оно отразилось на лице, потому что Бейонд, повернувшись ко мне, лишь криво усмехается. И, явно чтобы дать маме понять, что их разговор окончен, он настойчиво берет меня за локоток и выводит из ее комнаты. Оказавшись в коридоре, он картинно облегченно выдыхает, словно только что отделался от навязчивой работы, которая уже невесть сколько висела над ним, как дамоклов меч. Но меня этим не обманешь. При всем моем неумении разбираться в людях, его нынешние эмоции я ощущаю настолько четко, будто они мои собственные. И на самом деле в данный момент он предпринимает титанические попытки, чтобы не перейти от слов к делу немедленно. И одновременно с этим испытывает бесконечное возмущение и раздражение, но уже по отношению ко мне, потому что до сегодняшнего дня я терпела такое отношение к себе, не предпринимая реальных попыток как-то повлиять на ситуацию.

Так и не сказав мне ни слова, Бейонд берет курс на лестницу, явно намереваясь пойти к себе, но я, наконец, очнувшись от задумчивого молчания, догоняю его на полпути и просто обнимаю со спины. Говорить какие бы то ни было банальности не хочется. Более того, я отчетливо чувствую, что если я сейчас начну заикаться о благодарности, то он сам меня поколотит ничуть не хуже мамы, чисто для профилактики. Задавать мне вопросы на тему «Как ты можешь терпеть подобное?» он точно не станет – и так все понятно. В отличие от мамы, Бейонд всегда читал меня, словно открытую книгу.

Так что мы так и стоим молча посреди коридора, думая, каждый о своем. Я подумываю, было, о том, не пойти ли нам в свете событий этого вечера снова прогуляться, дабы вытрясти из головы весь скопившийся в результате этого разговора негатив, но, как водится, не успеваю высказать это предложение.

- Пф, нашли место, - рассекает тишину коридора недовольный голос Джейн, и я тут же невольно кривлюсь: еще одна. Но тут опасности скандала практически никакой – не тот у моей сестры характер. – И вообще, Кристен, почему, встречаясь с Элем, ты стоишь и посреди ночи обнимаешься в коридоре с его братом?

- Звучит так, словно вы отчаянно завидуете Кристен, юная леди, - внезапно ехидно говорит Бейонд.

А я-то, дура, думала, что он сейчас психовать начнет. Или он, морально устав от тяжелого разговора с моей мамой, решил устроить Джейн сеанс бесплатного троллинга? Похоже на то. Но вряд ли у него хоть что-то из этого выйдет. Скорее всего, Джейн сейчас мученически закатит глаза и поспешит уйти, чтобы раздавить конфликт в зародыше.

- Больно надо, - огрызается она, закатывая глаза именно так, как я себе представила. А потом, чуть помедлив, нерешительно добавляет. – Вы только что обидели мою маму. Неужели вам так нравится вести себя подобным образом?

- Если уж на то пошло, это она нас обидела, - отвечает Бейонд. Увидеть, какие эмоции отражены на его лице я не могу, ибо все еще обнимаю его, но вроде никакой агрессии по отношению к моей сестре он не испытывает, а значит, можно не переживать. – И вообще-то, я могу задать тебе тот же вопрос, Джейн.