Страница 6 из 8
Мария плавно протянула необъяснимо отяжелевшую руку и коснулась пальцами ближайшего призрака.
Это была тумбочка. Просто деревянная тумбочка, накрытая накрахмаленной салфеткой.
Всё ещё ничего не понимая, Мария села на чужой кровати, на которой почему-то лежала в чужом доме, и огляделась.
Она находилась в просторной комнате, заставленной такими же тумбочками и кроватями, на одной из которых теперь сидела она. Глаза привыкли к темноте, и Мария увидела, что остальные кровати пусты и заправлены: она была в комнате совсем одна.
Мария заторможено встала, не скрипнув ни единой пружиной своего недавнего ложа, и застыла в нерешительности. Какое-то время она стояла, покачиваясь на точно отвыкших от работы ногах, потом не осознанно, а инстинктивно шагнула к окну, из которого на стены и потолок выплёскивались непонятные световые блики.
Сначала она не увидела за окном ничего, кроме огромной и ослепляющей полной Луны в небе, которая глядела на Марию, чему-то таинственно и призывно улыбаясь…
Мария плавно протянула вперёд руку, которая, скользнув по подоконнику, наткнулась на шпингалет. Заученными движениями пальцев рука открыла его, а потом потянула за ручку оконной рамы. Та тоже послушно открылась, и на Марию мощным потоком хлынула прохлада летней ночи, наполненная загадочными звуками и запахами…
Ночь была совершенно ясной, и, отведя медлительный взгляд от Луны, Мария увидела вдали от неё яркие звёзды.
И под этим великолепным небом лежало сумрачное полуразличимое поле, лишённое привлекающих внимание деталей. Мария зачарованно смотрела в эту дивную летнюю и сказочную ночь, и вдруг ей послышался будто далёкий детский крик…
Что-то опять взяло свой контроль над телом Марии. Она белым беззвучным призраком перелезла через подоконник, и пошла к Луне, которая словно указывала ей нужный путь…
…Натолкнувшись на забор, Мария пошла вдоль него, пока не попала в открытую калитку.
Дальше было уже только поле, небо и Луна… Мария шла по высокой росистой траве, ощущая её бодрящую влагу босыми ногами, шла на всё тот же далёкий детский зов, стоящий у неё в ушах, пока на него не наложились другие звуки…
…На сером, освещённом Луной лугу, Мария увидела большоё тёмное, неразборчивое пятно, которое и издавала те непонятные звуки, ставшие помехой. Она пошла к этой тени, мучимая непониманием, пока не уткнулась в него грудью…
Пятно действительно было большим, а ещё — живым и тёплым. Мария протянула вперёд руки и стала ощупывать неожиданную преграду, пока не поняла, что это лошадь…
Та отреагировала на прикосновения, повернув голову, и в нос Марии резко ударили знакомые, смешанные запахи лошадиные пота и пережёванной травы…
Лошадь радостно всхрапнула и стреножено переставила передние ноги, чтобы дотронуться до Марии своей мордой.
Что-то родное было в этих звуках, запахах и движении, и Мария каким-то десятым чувством узнала своего Огонька. Она не могла знать, что всех её домашних животных привезли в деревню на машине, их временно разобрали на постой жители, а коня взял егерь и опять выпустил на ночной луг.
Мария будто выполняла чьи-то неслышимые команды. Она опустилась на колени, развязала коню передние ноги, потом взобралась на его спину лишь с третьей изматывающей попытки, легла ему на косматую холку грудью, и вцепилась в неё пальцами обеих рук.
— «До-мой…» — сначала подумала, а потом мучительно простонала она, с трудом набрав в себе на это сил. — До-мой…
Огонёк точно ждал именно этого, и, набирая скорость, бодро пошёл известной ему с детства дорогой.
Распластавшись на нём, Мария отчаянно всматривалась в темноту перед собой, но Луна, светившая теперь чуть сбоку, просто ослепляла. Тогда Мария прикрыла успевшие устать глаза, уткнулась лицом в гриву коня, и впала в полузабытьё, доверившись Огоньку целиком и полностью…
…Она не помнила, сколько длилась эта ночная езда. Время для Марии исчезло, и был только размеренных топот лошадиных копыт, да изредка — эхо, которое исчезло, когда они въехали в молчаливый лес…
…Конь остановился, знакомо всхрапнув. Мария очнулась, подняла голову, и при рассеянном свете прятавшейся среди ветвей деревьев Луны увидел забор, за которым с трудом угадывался тёмный дом.
Мария отпустила гриву коня, зажатую её окостеневшими пальцами, и беззвучной тенью соскользнула с него на землю.
Ворота оказались запертыми на замок, и Мария на непослушных ногах пошла вдоль высокого штакетника, пока не наткнулась на дыру.
…Дом встретил её угрюмым молчанием и пугающей темнотой. Мария поднялась на крыльцо и дёрнула за ручку двери. Нащупав и на ней закрытый замок, она машинально поискала в привычных местах ключ, которого там не оказалось.
Тогда она спустилась с крыльца и пошла вдоль стены дома, медленно перебирая по ней руками. Возле окна в детскую Мария дёрнула за закрытые ставни, сорвав с них невидимые в темноте пломбы.
Окно за ними оказалось закрытым и изнутри, на крючки. Мария несколько раз тихонько шлёпнула ладонью по раме, точно испытывая её прочность, потом повернулась к окну спиной, и пошла вглубь двора.
Вернулась она с толстым берёзовым обрезком. Подойдя к окну, она широко размахнулась, и с плеча рубанула обрезком по раме.
Звон разбитого стекла шарахнулся от дома, тут же увязнув в стволах окружающих его деревьев…
Мария не понимала, что она делает, и зачем. Тело действовало самостоятельно, помимо её воли, но подсознательно она чувствовала, что ТАК НАДО…
Она била по окну, пока не сорвала крючки, и изуродованные створки не открылись вглубь детской. Мария уронила на землю обрезок и полезла через подоконник в комнату, сметая с него на пол битое стекло.
Оказавшись в детской, она живым столбом встала посреди неё, раскинув руки, и стала мучительно ожидать, сама не понимая, чего… Она глядела широко распахнутыми, нетерпеливыми глазами в густую вязкую темноту перед собой, совершенно не чувствуя боли в изрезанных стёклами босых ступнях, и ждала, ЖДАЛА, ЖДАЛА…
…Сначала в её груди появился холодный шарик. Он был очень маленьким, но от него исходил такой обжигающий мороз, что тот передавался от клетки тела к клетке, захватывая всё бОльшее пространство, и теперь это был уже не шарик, а большой ледяной кусок…
В груди всё онемело, холод подкрадывался к сердцу, сжимая его в морозные тиски, и шёл дальше, к голове. Тело, казалось, превратилось в ледяную глыбу. Мария не могла пошевелиться, чувствуя, что вместе с холодом в неё входит Ужас, и когда его крючковатые когтистые пальцы вцепились в её мозг, чтобы разодрать его на куски, Мария уже не могла терпеть. Она глубоко вздохнула, чтобы закричать…
…И тут снизу вверх сверкнула молния. Мария инстинктивно зажмурилась, уже не от Ужаса, а от страшной боли, резанувшей по отвыкшим от света глазам, дико, жутко закричала, и закрыла их, обожжённые вспышкой, ладонями…
Когда боль немного стихла, Мария отняла от лица руки, и со стоном открыла глаза…
…Вокруг по-прежнему была Тьма, но Мария чувствовала, что это уже какая-то другая темнота, не та, что была минуту назад…
Она сделала шаг…
Под её ногами был не деревянный пол, усыпанный стёклами, а твёрдый каменистый грунт…
Мария сделала другой шаг, уже в сторону, и наткнулась вытянутой, ищущей рукой, на шершавую каменную стену. Она оттолкнулась от этой стены, и, сделав несколько шагов в другую сторону, натолкнулась второй рукой на такую же стену…
Она поняла, что находится в узком каменном тоннеле. Мария стояла, покачиваясь и шевеля в темноте пальцами рук. В грудь её из темноты, царящей впереди, дул ровный тёплый ветер. Он тихо гудел в ушах и, обтекая Марию, уходил в темноту тоннеля за её спиной.