Страница 26 из 37
— Если родители соберутся у вас, — шепчет Севка, — то давай всей звёздочкой ко мне… А связь с родителями будем держать по телефону.
Он наконец уползает, но новый вопрос снова застаёт Севку под партой.
— Байкин, какие инструменты тебе слышатся в рондо?
— Барабаны! — доносится из-под парты Севкин голос.
— Турецкие барабаны! — поправляет Вера Альбертовна и возмущённо спрашивает: — Что ты там потерял, Байкин?
Снова звучит пластинка. Вера Альбертовна обращается в слух. Слушать Моцарта для неё праздник, даже Байкин не может такой праздник испортить.
Вера Альбертовна отворачивается к окошку. Она вздыхает.
— Моцарта можно слушать и днём и ночью! — признаётся она. — Ну, ладно. А чем бы вам хотелось кончить занятие, какой песней?!
— Дельфинёнком! — тут же предлагает Люська.
Вера Альбертовна садится за пианино, откидывает голову так, что взвивается её причёска, ударяет по клавишам, призывая нас к пению.
Мы знаем, как нужно петь «Дельфинёнка». Одну строчку — Вера Альбертовна, другую — класс.
— «Приплыл на берег дельфинёнок», — поёт Вера Альбертовна, подражая детскому голоску артистки из ансамбля «Верасы». И смотрит на нас, предлагая продолжить.
— «Совсем ребёнок! — кричим мы. — Совсем ребёнок!»
— «И тут он слёз не удержал!» — продолжает весело Вера Альбертовна, словно у дельфинёнка сегодня какой-то семейный праздник.
А мы хором подхватываем:
— «Я где-то маму потерял!»
Вера Альбертовна опускает руки, она недовольна.
— Кто это ноет? — поражается она и повторяет куплет.
Конечно, ною я. Мне кажется, четвёртая строчка в песне трагическая. Что хорошего, если дельфинёнок потерял маму?! Да и весёлого в этом не больше.
Класс поёт с подъёмом. Я не пою, а открываю рот. И закрываю. Зато я остаюсь при своём мнении.
В половине шестого обеденный стол уже расставлен, приборы, тарелки — всё, что нужно для приёма гостей.
Мне пора собираться к Севке.
— Главное, ведите себя тихо, — просит папа. — Столько детей остаётся без взрослых!
— Почему же без взрослых? — уточняю я. — Севкин дедушка работает в кабинете, пишет.
— Ну, если дедушка дома, я спокоен, — говорит папа.
Когда я вошёл к Севке, звёздочка была уже в сборе. Тревожный гул не смолкал на кухне, казалось, все ребята говорят одновременно. Впрочем, не гул поразил меня, а резкий запах. Что случилось?
Я невольно задержал дыхание.
В носу словно щекотали соломинкой.
— Вы что-то уже натворили? — спросил я у Севки. — Что происходит?!
Байкин попытался объяснить, но тут его нос сморщился так, что стал похож на кнопку. Севка громко чихнул.
— А-апчхи! — повторил Байкин и рукой показал на Люську.
— Аа-пчхи! — ответил я, будто бы мы таким странным способом поздоровались.
Люська сидела напротив, как принцесса, откинув голову и положив ногу на ногу. Её лицо выражало презрение ко всем нам. Что-то неузнаваемо-важное было в ней.
Сначала я ничего не заметил, но тут мой взгляд упал на мех, вернее, на узкую меховую полоску, нечто серое и облезлое на Люськиной шее. Оно и пахло.
— Что это?! — удивился я. — Дохлая кошка?!
Все согласно зачихали.
— Апчхи! — прослезился Севка, торопливо роясь в карманах в поисках носового платка. — Вынула из какой-то помойки!
— Да это чуть ли не соболь! — возмутилась Люська, одаривая всех нас презрительным взглядом. — Редчайшая вещь! Мех может сто лет пролежать в сундуке. Да если вы хотите знать, в таких вещах ходили все дамы ещё в прошлом веке, сама видела.
— Что ты видела?! — поразилась Татка, которую, казалось, ничем, кроме музыки, поразить невозможно.
— Видела! — не сдавалась Люська. — На картинке в журнале. Называется — «Дама с горностаем». Да вы только посмотрите на меня, невежды!
Люська поднялась, гордая, и, откинув голову, неторопливо прошлась мимо нас, точно действительно была дамой.
— Правда, дико красиво?! — спросила она Майку. И так как Майка молчала, сказал с укором: — Читайте газеты! Там пишут: нужно одеваться модно.
От Люськиного расхаживания, от ветра, который она подняла, запах так усилился, что все зачихали ещё дружней. Не чихала только сама Люська, она оказалась чихоустойчивой.
— Да ничего красивого! — выкрикнул я. — Снимай своего драного соболя и тащи проветривать на улицу!
— На улицу нельзя! — возразил Мишка. — Может начаться чихание всего города. Давай на помойку!
— Я просто поражена! — Люська пожала плечами. — Это замечательная горжетка! Мех высшей марки!.. Ну что делать, если он пролежал десятилетия в нафталине?! Завтра-послезавтра запаха совершенно не будет.
Ребята отворачивались от Люськи, дышать в её сторону было опасно.
— А-а-а-пчхи! — внезапно выстрелило из соседней комнаты.
Все испуганно затихли.
— Ну вот, — безнадёжно вздохнул Севка и сел на стул. — Это чихает мой дедушка у себя в кабинете.
— За дедушку волноваться не нужно, — спокойно сказала Люська. — Дедушка в хороших мехах разберётся. Вы поглядите, какая прелесть!
— Прелесть?! — возмутился Мишка. — Из-за твоей прелести у всех начался жуткий насморк. Поищи хоть платок, Севка…
— Давайте Люську посадим около форточки, всем будет легче дышать, — посоветовала Майка.
— Лучше бы Люську вывесить за окно, — буркнул Севка и опять чихнул.
Люська презрительно улыбалась, наши разговоры её только смешили.
— Ребята! — заявил Севка. — Я вижу — апчхи! — что без носовых платков — апчхи! — мы погибнем. Я поищу платки — апчхи! — в платяном шкафу. Бабушка — апчхи! — ругаться не будет…
— Поищи — апчхи! — Сева, — чихнул я.
— А мне нравится так пахнуть, — назло всем заявила Люська. — Ни за что не сниму горжетку!
Севка бросился за платками, я — за Севкой. Хотелось побыть хоть немного на чистом воздухе в другой комнате.
— Мы с вами! — закричал Мишка Фешин. — А ты, Люська, оставайся на кухне в своей вонючей горжетке, дыши нафталином сколько тебе влезет!
— Идите! — с презрением крикнула Люська. — Я не заплачу. Подумаешь, чуть запахло!
В гостиной мы слегка отдышались. Севка открыл шкаф и стал искать носовые платки.
Бельё в шкафу было аккуратно сложено, стопкой возвышались рубашки, рядом наволочки и простыни, но платков не было.
Севка долго смотрел на бельё, не зная, где искать. Наконец сунул по локоть руку в середину кучи.
— Бабушка сама укладывает, — объяснил он. — Мужчины, говорит, в хозяйстве не понимают, женское это дело. Татка, помоги, раз ты женского рода.
— Сам дурак! — обиделась Татка. — Ну как я могу искать носовые платки в чужом шкафу?! Попроси дедушку.
— А-а-а-а-пчхи! — снова выстрелило в кабинете.
— Дедушка пишет книгу, его запрещено отрывать от работы, — напомнил Севка.
Он поглубже запустил в бельё руку, стал шарить. И вдруг замер.
— Что там?! — не выдержал Мишка.
— Н-не знаю, — сказал Севка. — Что-то нащупал твёрдое. Кажется, из металла.
— Ищи платки! — возмутился я. — Сейчас войдёт Люська, и мы опять зачихаем.
— Странно! — говорил Севка, чуть подавшись вперёд, видно стараясь ухватить найденное покрепче.
Наконец вытащил руку.
— Положи назад! — возмутился я, увидев белую коробочку. — Не твоё! Бабушка будет сердиться! Разве можно лазить по чужим шкафам?!
Севка будто бы меня и не слышал.
Он вертел коробочку и так, и этак, пытаясь что-то рассмотреть на крышке.
Мы подошли с Мишкой. Сзади встал Федя.
— Не пойму, что это, — недоумевал Севка. Он старался раскрыть коробочку, но сил не хватило. — Попробуй ты, Саня.
Коробочка была исколота чем-то острым. Вмятины-точки явно составляли буквы. Но какие?..