Страница 25 из 37
— Да, да, конечно! — воскликнула мама. — Организуем «родительскую звёздочку». Взрослые могут сделать то, что детям пока не под силу. Не откладывая, в субботу и соберёмся.
Затем папа и мама пересчитали членов нового родительского коллектива.
— Екатерина Константиновна Байкина, — начал папа. — Шистикова Мария Васильевна, дедушка Миши Фешина, бабушка Бойцовой, это очень активные люди.
— Удаловы, — подсказала мама, — двое.
Я промолчал. Мы, конечно, не имели права исключать Люську, но и забывать её поведения не хотелось. У меня ещё Люська полного прощения не заслужила.
— Не забудь Поликарповых, — говорила мама. — Их тоже двое.
— Поликарпов Василий Иваныч — важнейшая для родительской звёздочки фигура, — кивал папа.
Составили текст:
«Уважаемые родители!
20 марта, в субботу, в квартире Дырочкиных состоится первое собрание родителей октябрят одной звёздочки.
Встреча состоится в 18 часов.
Повестка:
1. Создание «родительской звёздочки».
2. Планы на весенние каникулы.
3. Разное».
Мама сказала:
— Саня разнесёт эти повестки, а вот к Юрию Петровичу мы зайдём всей семьёй. С Юрием Петровичем, надеюсь, нас познакомишь ты, Саня.
— С Юрия Петровича и начнём, — охотно согласился я.
Юрия Петровича дома не оказалось.
На улице уже сморкалось. Быстро приближался вечер. За высоким забором, на стройке зажглось несколько лампочек, они тускло осветили дорогу…
— Вдруг Юрий Петрович сейчас в «Лисичке»? — сказал папа, разглядывая свет в нижних окнах нового здания. — Схожу-ка я, погляжу, кто там?..
— А Саня тем временем разнесёт повестки, — сказала мама. — А я домой.
Так и решили.
Я быстро обошёл всех своих, распихал листки по почтовым ящикам и побежал домой. Честно сказать, я торопился. Хотелось узнать новости от папы.
К моему удивлению, папы дома не оказалось, он ещё не вернулся.
Мама накормила меня, потом Мотьку и Феньку. И всё время она останавливалась, прислушивалась к шуму на лестнице. Лифт ходил, но двери хлопали на нижних этажах. Мама явно беспокоилась.
— А не прогуляться ли нам до стройки? — наконец не выдержала ожидания мама. — Куда мог пропасть наш папа? Я начинаю волноваться…
— Давай сходим, — согласился я.
…В помещении «Лисички» горел свет. Мы с мамой поднялись на крыльцо и в широком окне вестибюля будущего садика, к полной своей неожиданности, увидели… Василия Иваныча Поликарпова, а с ним нашего папу.
Поликарпов-старший пилил доску, устроив её между двумя расставленными табуретками. Пила ровно входила в дерево, оставляя за собой тонкую полоску, будто бы по линейке. Левым коленом Поликарпов прижимал доску к табуреткам, другой её конец придерживал папа.
Потом папа приставил обрезанную часть доски к стенке, замерил, что-то отметил карандашом и снова понёс к Василию Иванычу.
Поликарпов-старший кивнул, соглашаясь с папой, и стал отпиливать неширокую полоску.
Ну и ловко же он работал! Не зря Федя говорил, что у его отца — золотые руки!
Вошёл Юрий Петрович, поднял доску на уровень глаз и будто бы прицелился из неё, как из ружья. Одобрительно кивнул и поставил в сторонку. Видимо, мужчины выполнили его задание на отлично. По крайней мере, Юрий Петрович показал им обоим большой палец.
Мама шёпотом окликнула меня:
— Пошли, Саня. Не будем мужчин отвлекать от дела. Пусть трудятся вместо, это так важно!..
Сегодня первым в расписании — урок музыки. Мы собрались у музыкального кабинета.
Вера Альбертовна ждала, когда мы выстроимся, чтобы ввести нас в класс.
Наконец все расселись, приняли «позу слушателя» — так Вера Альбертовна называет нашу музыкальную настроенность.
Всем положено сосредоточиться, но мне сосредоточиться не удаётся: новости меня просто распирают.
Я зорко слежу за Севкой.
Байкин вертится. Ищет мой взгляд. Я понимаю: Севка утром обнаружил повестку и разволновался: как же могло случиться, что новое дело придумано и начато без него?! И потом, что такое «родительская звёздочка»?! Зачем она нужна?! Попробуй усидеть, если ответа не знаешь.
Майка толкает меня в бок, но я делаю вид, что важнее урока музыки ничего для меня не существует.
— Зачем вызываете мою маму? — пристаёт Майка.
— Эй, Дырочкин! — шепчет Фешин. — Мой дедушка вечером не сможет. У него работа в театре.
Люська грозит кулаком Байкину, видимо, считает собрание «родительской звёздочки» Севкиным вредным делом. Бедный Байкин!
Невозмутима одна Татка. Пение — её любимый предмет. Татка схватывает мелодию на лету и поёт так, что Вера Альбертовна от удовольствия краснеет. Татка — талант, это всем известно.
Продолжаю делать вид, что слушаю музыку.
Я так внимателен и сосредоточен, что Вера Альбертовна ставит меня в пример.
— Почему вертитесь?! — одёргивает она ребят. — Может ведь Дырочкин сидеть спокойно?!
Ребята поют.
Я тоже открываю рот. Конечно, я не только открываю, но и закрываю. Я думаю о наших общественно полезных делах. Думаю — и открываю. Думаю — и закрываю.
— А теперь, Саня, определи характер этого музыкального произведения?
Встаю. Смотрю с надеждой на Севку, но он тоже ничего не слышал.
Люська тем временем выясняет ответ у Татки, на пении они всегда рядом.
Татка тянет руку.
Люська тоже теперь тянет.
— Физкультурный марш! — подсказывает Люська.
Я тут же повторяю.
Вера Альбертовна будто бы не слышит моего ответа.
— Таточка, — говорит Вера Альбертовна. — Не подсказывай Люсе. — А теперь? — Она садится за пианино, и весёлая музыка обрушивается на класс.
Люська толкает Татку, но Татка молчит.
— Заметили, как повторяется одна и та же тема?
— Конечно заметили, — говорю я, хотя не очень-то замечаю.
— Как это называется?
Вера Альбертовна обводит взглядом класс и опять останавливается на Татке.
— Рондо, — выручает Бойцова.
— А если повтор через определённые промежутки?
— Рефрен, — тут же говорит Татка.
— Умничка! — хвалит Вера Альбертовна Татку и записывает на доске нужное слово.
Потом Вера Альбертовна подходит к проигрывателю, ставит пластинку. Игла мягко ложится на чёрный диск. Глаза Веры Альбертовны вспыхивают, губы складываются в улыбку, рука дирижирует в такт музыке.
Под партой кто-то схватывает меня за штанину.
— Дыркин?! А Поликарповых позвали?!
Это Байкин на четвереньках прополз половину музыкального класса.
— Ползи обратно! — шиплю я. — Конечно позвали.
Он ползёт очень неловко, то ударяясь боками о чужие парты, то задевая чужие ноги.
Вера Альбертовна снова спрашивает:
— Какой композитор написал это рондо, Байкин?
Она осматривает класс, не понимая, куда исчез Севка. Наконец его голова появляется из-под парты.
— Чайковский! — выкрикивает Севка.
Других композиторов для Байкина не существует. Иногда при этом он всё-таки попадает в точку.
Вера Альбертовна явно недовольна.
— Помогай, Удалова!
С Люськиным слухом дело обстоит не лучше. Она шарит глазами по потолку, будто бы думает, но я уже заранее знаю, кого может назвать Люська.
Так оно и есть.
— Паулс.
Хорошо ещё, что не сказала «Алла Пугачёва».
— Паулс?! — всплёскивает руками Вера Альбертовна.
И тогда снова всех выручает Татка.
— Моцарт! — кричит она. — Это Моцарт!
— Запомните это великое имя! — торжественно произносит Вера Альбертовна. — Вольфганг Амадей Моцарт — австрийский композитор. Гений!
Вера Альбертовна пишет на доске великое имя, ставит годы жизни и смерти, просит записать их в тетради и выучить на всю жизнь.
На всю жизнь — это легче, можно не спешить, если на всю жизнь.
Севка опять оказывается рядом.