Страница 24 из 37
Севкино положение становилось крайне серьёзным.
— Но может, товарищ директор, вы посидите с моим внуком, а я съезжу в сберкассу? Нужно как-то освобождать человека.
— Почему я должен его караулить?! — возмутился директор. — У меня план! Покупатель! Продажа хозяйственных товаров! А если и другие начнут надевать мои вазы, как шляпы?!
Бабушка растерянно молчала.
— Екатерина Константиновна, — сообразили, — поезжайте в поликлинику к моей маме. А я посижу у директора как заложник.
— Мне нужен не ты, а ваза! — возмутился директор. — Или деньги. На другое я не согласен.
Народу набилось полно.
И все начали давать советы.
— Могу вам оставить паспорт, — оживилась бабушка после чьей-то подсказки.
— Нужно же иметь сердце!
— Пусть едут! — разрешил кто-то в толпе.
— Вы так можете довести бабушку до инфаркта!
— Что бабушку?! А ребёнка?!
— Вот если бы это был его мальчик!
Директор чесал затылок.
— Ладно, рискну, — сказал директор. — Давайте паспорт, пишите расписку. Но если в вазе окажутся царапины, то вы всё равно должны будете её купить. Испорченную мы не примем. Это вам не бутылка за двадцать копеек.
Бабушка была на всё согласна. Севкин вид разрывал её душу.
Наконец мы вывели Севку из магазина. Идти в вазе ему было совсем неудобно.
Люди шли рядом, давали советы:
— А вы бы обмотали ему голову шарфом и вели, как слепого. По крайней мере, никто ничего не спросит.
Севка на всё соглашался.
— Терпи, — утешал я. — Моя мама поможет.
— А если она не поможет?! Как я буду кормиться?! — канючил Севка.
Мне захотелось его рассмешить.
— Придётся ставить тебя на голову, а суп наливать в вазу, — сказал я.
Но Севку моё остроумие оскорбило. До поликлиники он брёл молча.
В детской поликлинике оказалось полно народу. Мамы и бабушки стояли в очереди в регистратуру, толпились у дверей кабинетов. Но стоило нам появиться, как очередь расступилась: такой «головы» никто никогда не видел.
— Простите, — мягко спросил маленький старичок в школьных ботинках. — У вашего мальчика голова в гипсе?
— В вазе, — ответила бабушка, ошарашив старичка.
— Какой такой вазе?
— В хрустальной, — пояснил я. — Девяносто восемь рублей семьдесят копеек штука.
— Девяносто восемь?! — ахнул старичок. — Нет, люди теперь живут не по средствам! Плохо им было в тёплых шапках?!
Я побежал к маминому кабинету, но, как оказалось, кто-то уже успел перепутать меня с Севкой.
Из маминого кабинета до меня долетело:
— Ваш мальчик попал в хрустальную вазу!
Резко отъехало кресло. Послышался цокот маминых каблучков. Дверь распахнулась.
— Ты?! — Мама будто бы не поверила своим глазам. — А ваза?!
— В вазе Севка!
Она всё поняла. Мы бросились вниз.
Севка покачивался на стуле под тяжестью хрустальной вазы. Он был похож на древнеегипетского фараона. Мешала только школьная форма: пиджак и брюки. Без брюк Севку от фараона не отличили бы.
— Екатерина Константиновна, — приняла на себя командование мама, — держите внука за голову и вперёд, к хирургическому кабинету. Сегодня принимает мой друг, доктор Кулябкин, он мастер золотые руки, лучший детский хирург района.
При слове «хирург» Севка вздрогнул:
— Я не хочу! Бабушка! Он мне отпилит голову! Я больше не буду!
— Не волнуйся, Сева, — успокоила Байкина моя мама. — Доктор Кулябкин сделает всё прекрасно!
И они повели Севку к хирургическому кабинету.
Мы с Екатериной Константиновной остались ждать в коридоре.
Бабушка считала свой пульс. Глаза у неё блестели. Она то и дело высказывала вслух свои мысли: «Какой ужасный, какой непослушный, какой трудный ребёнок!»
Стонов слышно не было. Возможно, Севку вынимали под общим наркозом.
Наконец дверь распахнулась, и на пороге появился чистенький, улыбающийся Севка с хрустальной вазой в руках. Он был похож на человека, вышедшего из ванной: розовые щёки, умытое лицо.
А главное — Севкин нос сидел на своём месте и не был сплющен. Да и ваза сверкала ещё ослепительнее.
— Сева?! — не поверила бабушка собственным глазам. — Тебя достали?!
— Нисколечко не было больно! — успокоил бабушку Севка. — Я даже не успел вскрикнуть.
Мы были в полном восторге.
— Благодарю вас, доктор Кулябкин! — Бабушка молитвенно сложила руки. — И вас, Ольга Алексеевна! Если бы вы знали, как я нервничала из-за внука?!
Бабушка обнимала Севку и всё спрашивала, как ему жилось в вазе и как его доставали.
— Да ничего, — говорил Севка. — Терпеть можно. Правда, чуть примяло уши.
— Уши можно разгладить, — уверяла бабушка.
— Не утюгом, надеюсь? — пошутил Севка.
— Какой, оказывается, остроумный мальчик сидел в хрустальной вазе! — смеялись люди.
И тут бабушка вспомнила про свой паспорт, под залог которого она получила внука в вазе. Нам нужно было успеть до закрытия магазина забрать документ.
— Идите, — заторопила нас мама, но мне тихо шепнула: — Не задерживайся, Саня. Постарайся быть сразу же дома. Тебя ждёт сюрприз…
— Какой?
Мама улыбнулась:
— Ну что ж это за сюрприз, если ты о нём заранее знаешь?..
Мы гордо несли вазу через весь магазин в кабинет директора.
Кажется, директор ещё не верил, что ваза к нему вернётся целой.
Он долго вертел её, придирчиво осматривая дно, и, не найдя царапин, вздохнул:
— Принимаю.
Мы получили бабушкин паспорт.
Домой шли весёлые. Севка болтал и болтал без умолку.
— Как это рыцари таскали такие тяжёлые доспехи и шлемы?! — поражался Байкин, ощупывая свою тонкую шею.
У парадной мы попрощались.
— Как-нибудь потом ещё поиграем? — нарочно спросил я.
Севка намёк понял, погрозил пальцем:
— Нет, Дырочкин, с меня хватит. Но ветеринара, готов спорить, мы с тобой всё-таки накажем…
Спорить мне не хотелось, и я вздохнул.
— Неплохо бы наказать, но только где его теперь повстречаешь…
Мама уже ждала меня дома. Открыла дверь, её глаза весело блестели. За маминой спиной прятался сюрприз, и этот сюрприз был… папа!
Так начинался праздник! О чём только мы не переговорили в тот вечер!
Я рассказал папе про Севку, очутившегося в хрустальной вазе. И папа долго и весело смеялся.
Потом папа рассказывал мне и маме про свои встречи с охотниками на Камчатке, с рыбаками на Сахалине, с оленеводами на Чукотке.
— Кого ты только не повидал, где только не побывал! — поражалась мама.
А как было не рассказать папе нашу главную новость — работу на стройке?!
— Какой же молодец такое придумал?! — воскликнул папа.
И я тогда рассказал ему о нашем знакомстве с Юрием Петровичем, о его удивительной квартире: о тренажёрах, эспандерах, шведской стенке. И о том, как мы под его руководством убирали наш детский садик «Лисичка».
— А как бы мне познакомиться, Саня, с этим замечательным человеком? — спросил папа.
— Ничего нет проще! — пообещал я.
Мы говорили и говорили: сколько, оказывается, серьёзных событий набралось в нашей семье за месяц! Вот хотя бы больная Фенька, как ему было не рассказать всю печальную историю этой собаки?!
О Поликарпове-старшем, конечно, рассказывала мама. Папа внимательно слушал, и, когда он хмурился, лоб его пересекала вертикальная складка, а в глазах отражалась печаль.
— В одиночку Василию Иванычу не поможешь, — вздохнул папа. — Хотя, думаю, он человек не пропащий, раз сам явился на стройку. Работа в «Лисичке» немалого стоит, сейчас бы самое время поддержать человека…
Я спросил:
— Как поддержать? Что ты предлагаешь? Мы готовы…
Папа думал.
— А что, если собрать родителей ребят вашей звёздочки? И серьёзно обсудить все острые вопросы…