Великое никогда

Случай пустить их в ход и куснуть представился довольно скоро… Она взяла адвоката, и он научил ее-, как следует вести дело, обращаться с издателями, французскими и иностранными; Мадлена оказалась способной ученицей, она быстро поняла свои права, усвоила, как нужно действовать, не впадая в сутяжничество… Правда, она, как дура, предложила в свое время Женевьеве союз… Но сейчас она видела противников даже там, где могла бы найти союзников. Считала она себя очень сильной, очень хитрой, на самом же деле была только подозрительна. Ее собираются травить? Посмотрим…

У мадам Верт красавица Мадлена деятельно способствовала процветанию обойного дела, выслушивала комплименты и возвращалась в свою обитель, на одиннадцатый этаж нового дома, чтобы погрузиться в архивы Режиса. Отвечала она только на деловые письма и упорно старалась не замечать авансов со стороны приверженцев Лаланда, которые, видимо, рассматривали его творчество под иным углом, чем «фальсификаторы». Нет, хватит… Хватит с нее Бернара и Женевьевы, злополучной попытки Жана завербовать сторонников среди молодых людей, преимущественно поэтов. Ей и в голову не приходило, что чувства и убеждения людей могут меняться. А как раз молодые поэты, которых Жан приводил к ней, сильно изменились. Жан, в конце концов, не так уж заблуждался, у них было свое представление о Режисе Лаланде, которое могло развиться в желаемом для Мадлены направлении. Они так изменились, что Мадлена, пожалуй, не узнала бы их. Особенно Лео, тощего малого с бачками, того, что ей тогда нагрубил… Мадлена не знала, что все ее тело изрешечено стрелами, она считала себя твердой, неуязвимой, и, однако, даже Лео удалось пустить в нее еще одну стрелу.

Да, Лео было не узнать с тех пор, как он женился на молоденькой американке при деньгах. Той самой, которую Мадлена встретила с ним в зале Садоводства. Лео сейчас так процветал, что даже щеголь Клод по сравнению с ним казался плохо одетым. Приятели не вылезали из его комфортабельной квартиры, валялись на мягких диванах, глушили виски, занимали у Лео деньги, когда не на что было угостить девушку. Лео и Молли обожали друг друга и говорили главным образом о своем будущем беби, которого пока еще не было заметно, хотя он существовал уже не только в проекте.

У них постоянно торчали приятели, но нынче вечером состоялось настоящее собрание, на которое Лео пригласил множество народа: стоял вопрос о создании журнала под условным названием «Тетради Режиса Лаланда», окончательное название еще предстояло найти, равно как капитал и сотрудников.

Собрание, как таковое, еще не началось, приглашенные пили виски, разглагольствовали, кто-то, неизвестно зачем, привел с собой девушек… Кроме щеголя Клода и Шарля, хорошенького блондина с волнистой шевелюрой, синевой под глазами и теноровым голосом — словом, со всеми качествами сердцееда, — собрались в основном противники кружка по изучению творчества Режиса Лаланда. Лео и сам не знал больше половины приглашенных. Инициатива издания журнала исходила, разумеется, от Клода и Шарля.

— Ты пересмотрел свою точку зрения на Мадлену Лаланд, и давно пора… — У Шарля была все та же четкая дикция, каждое слово доходило до слушателей. — Даже вспомнить неприятно, как ты себя вел в тот день, когда она оказала нам честь и пригласила к себе, и как ты выдал ее этим господам в зале Садоводства…

— Выдал! Что за выражение… — Лео оттолкнул какого-то гостя, который пытался через его плечо достать бутылку виски. — И потом, это было сто лет назад…

— Вы-дал! Утверждаю: выдал! Учитывая атмосферу собрания, ты ее именно выдал. Все мосты между этой великолепной женщиной и нами сожжены.

— Это как знать…

— Давайте сменим тему разговора, — предложил один из антикружковцев, — эта Мадлена, которую я и в глаза не видел, до смерти мне надоела. Говорят, что с ней лучше не связываться…

— Но какие ноги! Какая фигура! — Лео скорчил гримасу в адрес Шарля.

— С такими ногами… с такой фигурой, — пропел антикружковец, — она тебе такой процесс устроит, по судам затаскает, если ты осмелишься не согласиться с ней.

— Раз ты о ней такого мнения, тебе с нами не по дороге, — жестко возразил Шарль. — Мы попытаемся с ней увидеться, прийти с ней к соглашению. Во-первых, это замечательная женщина и, во-вторых, может, даст нам деньги на журнал…

— А, ну так бы и сказали!

Противника Мадлены разнесли в пух и в прах, потому что, даже если у Мадлены Лаланд нет ни гроша, они все равно относились бы к ней с уважением. Достаточно вспомнить, что она сделала для увековечения памяти Лаланда! И к тому же она слишком хороша, чтобы… И Лаланд ее любил… «Ладно, ладно, — твердил антикружковец, — молчу!»

Молли уже давно надоели все эти разговоры, и, улыбнувшись мужу, она исчезла: собрание отлично могло идти и без нее. Две девицы, которых кто-то привел, оказались весьма низкого пошиба, и Молли не собиралась их занимать.

Шум нарастал. Все они дружно ненавидели это старичье из кружка. Правда, не все там такие уж старики, но это дела не меняет. Возьмите хотя бы Бернара Плесса. Плесе делает карьеру, помяните мое слово, он еще когда-нибудь академиком будет. Он изменил своему поколению, даже если он вполне искренне разделяет мнения других кружковцев… Это ненормально и столь же отвратительно, как, скажем; плешивый ребенок, носящий ботинки сорок четвертого размера! Лаланд сделал все, чтобы быть понятым, и его «богоискательство», как они выражаются, чистое с их стороны мошенничество… «Лаланд, дурача всех, на самом деле пытался сочетать роман с математикой, это же юмор высокого стиля!» — «Оставь эти выражения антикварам…» — «А вы знаете, я пишу дипломную работу о Лаланде и Жарри![8]»

Девицы, приведенные неизвестно кем, оказались весьма надоедливыми особами. Одна из них уже взялась за гитару, мирно валявшуюся под столом… «Мун! Не смей, слышишь! Мы о серьезных вещах говорим! Подумать только, она сегодня целый день плясала в „Безгорбом верблюде“ с такими же верблюдицами… Я и сам не прочь подвигаться, но не среди бела дня и не ежедневно…» Конец фразы потонул в общем гуле, среди которого был слышен только голос Мун:

— Действительно, нашелся танцор… А ну, отодвиньте стол, а то я сбегу к «Верблюду». А ваши дела с Режисом, или как его там, пусть они идут, знаете куда…

— Извини, Лео, что я ее привел, у нее пляска Святого Витта…

Лео извинил.

— Все они такие. Вчера в «Верблюде» уже с четырех часов было полно.

— Значит, и ты там. был, старый хрен! — крикнула Мун. — А еще смеешь лезть с наставлениями, как моя мама.

— У тебя, оказывается, мама есть? Хвастаешь, детка…

Мун презрела его слова и снова взялась за гитару. Ей удалось совратить только две парочки, а остальные гости Лео уселись вокруг стола, с которого убрали все лишнее, и склонились над проектом «Тетрадей Режиса Лаланда».

Если бы можно было добыть статейку от какой-нибудь знаменитости— для почину… Знаменитости — они будут держать руку «богоискателей»… Да ведь мы затеваем журнал молодых против поколения знаменитостей… Теоретически! Но это вопрос принципа! Все, что они делают, нам противно, они вечно путаются у нас в ногах, воображаю, какой от них будет почин… Никаких компромиссов. Мы — против. Начнем с манифеста, исходя из положений Лаланда, и вы увидите, что каждый наш тезис будет антиподом к тезисам кружка. Любой — о жизни, смерти, непрерывности, причинности, поэзии, романе. Вношу предложение: пусть Клод набросает черновик, а мы обсудим его наметки на следующем собрании. Посмотрим содержание номера… Что у вас уже есть?.. Можно было бы дать музыку на пластинке и вложить ее в карманчик обложки… Да ты бредишь, понимаешь, во что это обойдется?.. Составь смету, ладно? Думаю, что было бы просто неправильно привлечь к сотрудничеству Мадлену Лаланд… Деньги нам нужны, а не сотрудничество! Это значило бы вступиться за нее, а не за Режиса Лаланда, ее споры с кружковцами нас не интересуют… Если нам придется объясняться с кружковцами, объяснимся кулаками, а не в судебном порядке. Она поступила просто гнусно… А как она, по-твоему, могла бы иначе помешать опубликованию этой позорной биографии Лаланда? Следовало бы набить им морду… Нет, вы только представьте себе Мадлену Лаланд, бьющую по морде этого верзилу Пандера!.. Говорят, она занимается джиу-джитсу… Послушай, иди танцевать со своей птичкой и оставь нас в покое. Лео, заглавие твоей статьи «Вертикальное время у Лаланда»?.. Ладно, записываю: «Вертикальное время». А вы, Дюмон? «Непостоянство времени»… A-а, это поэма? «Любовь вне времени»… Чудесно… «Время в натуральную величину»? Это эссе? Чудесно…