Снохождение

— Узнаю сильного самца: он щедр на доброе слово для львицы.

В Сидне учат: если растерялась, если взята комплиментом врасплох, то нужно отвечать в том же ключе, повторяя слова собеседника.

«Проклятье. Неудачно ответила».

На нём — траурный халат, очень строгий, полностью чёрного цвета без единого проблеска цвета и узора. Такие носят либо очень бедные либо очень богатые львы. Пояс — тоже чёрный, как и ножны короткого меча. На пальцах — ни единого украшения, на шее — тоже. Короткая, ухоженная грива, южные черты — тонкий нос, неширокий подбородок, чуть раскосые тёмные глаза.

— Ваалу-Миланэ-Белсарра, — вытянул он из чехла длинную трубку и снял с пояса кисет, — я искренне благодарен Ашаи за то, что она нашла время в эту ночь и отправила моего доброго дядю в Нахейм. Он мечтал об этом, мечтал, чтобы именно жрица Ваала отправила его в Нахейм и предала огням. Он был очень искренен в своей вере, — лев продолжал набивать табаком трубку, не глядя на неё. — Правда.

— Я скорблю об утрате льва.

О Ваал, кто же он? С одной стороны, он чем-то похож на городского франта, который все деньги тратит на внешность. Но, во-первых, тот не оденется с такой скромностью, даже если идёт на сожжение; во-вторых, ткань халата очень похожа на очень дорогой сорт андарианского шелка — слёш, у которого есть этот неповторимый перламутровый отлив; и в третьих, Миланэ не могла сказать, какими именно благовониями умастился лев, но это было что-то очень хорошее.

Он очень, очень похож на патриция.

Тогда как он может быть племянником небогатого земледельца Оттара?

Миланэ начала искать его взгляда, стараясь поймать его душу чутьём.

Но не получилось. Вдруг подошла львица, та самая, что стояла возле него при церемонии прощания.

Она встала возле него, потом посмотрела на Миланэ и молча поприветствовала её небольшим кивком головы; от глаза ученицы не ускользнуло то, что она при этом приложила руку к груди — жест благодарения.

— Она не взяла денег, — внезапно молвила львица, глядя в никуда.

Лев посмотрел на неё, развёл руками и пустил первый клуб дыма. Миланэ, в свою очередь, насторожилась — эти слова вполне можно принять на свой счёт.

— Спасибо слышащей Ваала, — это уже предназначалось Миланэ.

Внимательные глаза львицы изучали Миланэ с тщанием опыта.

Замена книксену в ответ на благодарность: сжать ладони в молитвенном жесте, поднести к правой стороне подбородка и кивнуть, касаясь им ладоней. Так делают, если присед неуместен либо ситуация требует сдержанности и небольших движений.

Не попрощавшись, хаману ушла.

Миланэ посмотрела на льва. «И чего ты хочешь?»

— Пусть Ваалу-Миланэ-Белсарра простит мою мать за немногословность. Ей тяжело даются траурные церемонии, — лев спокойно посмотрел на дом Оттара, а потом жестом предложил пойти вперёд, по улице.

— Они никому не даются легко, — медленно пошла с ним Миланэ, слева. — Пусть будет прощено любопытство: мать льва — сестра Оттара?

Ну действительно стало любопытно, честное слово.

Он затянулся и выдохнул дым через нос.

— Нет. Мой отец — брат Оттара.

Хм… «Что-то я не помню среди присутствующих никого похожего на брата Оттара».

— Ах да, моя невежливость! Моё имя — Синга из рода Сайстиллари. Львица да позволит мне поцеловать руку, что дарит огонь Ваала.

Позволит, ах, ну конечно.

— Ваалу-Миланэ. Сердечно рада знакомству.

Так… Что за чепуха. Если отец Синга — из рода Сайстиллари, то почему Оттар — из рода Нолаев? Как у сыновей одного отца может быть разное имя рода?

Но вдруг они не сыновья одного отца, а только одной матери?

— Насколько слышал, Ваалу-Миланэ отказалась от благодарности за проведение сожжения.

— Ученица не может брать благодарностей, — пришлось продолжать свою маленькую ложь. — Это делает лишь сестра, что отдала служение. Мать льва говорила обо мне, смею спросить?

— Нет, она говорила о жене моего дяди, пусть он войдёт в Нахейм. И мы двое знаем, что ученица может принимать благодарности, — посмотрел он на неё, улыбаясь, держа трубку во рту и придерживая двумя пальцами чубук.

«Дура ты. Ах, дура».

— Это не была ложь во зло. Мне неловко принимать такую большую благодарность от этой семьи, — искренне сдалась-призналась Миланэ. — Она… она была слишком большой.

— Тем не менее, не принять благодарность от рода — неправильно.

— Пусть я нарушу канон, но сон мой будет спокоен.

— Если львица примет благодарность от меня, племянника, крови этого рода, — медленно молвил Синга, — то сон львицы будет спокойным, очень спокойным. У меня есть все возможности сполна отблагодарить прекрасную Миланэ и не потерпеть при этом никаких неудобств, о которых можно помыслить.

О, ну вот, его рука уже потянулась к поясу, за кошелем. Так, нужно что-то предпринять. О Ваал, Миланэ, думай, думай, думай, как вежливо отказать, а то как-то глупо получается…

…его рука достала небольшое кресало — огонь потух в трубке.

Есть.

— Чем же Синга от имени рода отблагодарит меня?

За этим вопросом ну точно последует…

— А что львица желает?

…ну конечно. Последовал.

— Есть одна услуга, которую Синга может сделать, если не затруднит.

— Я слушаю.

— Я — ученица дисциплария Сидны. В Марне я второй раз, по поручению наставниц, и плохо представляю, как мне вернуться. Если лев будет так добр и поможет здесь, в этом Нижнем Городе, найти извозчика или проводника, который бы смог…

Синга сделал несколько резких жестов рукой, обращая её внимание, и Миланэ утихла.

— Где сейчас сиятельная проживает? — требовательно спросил он.

— Возле Марнской дороги, недалеко от таверны «Большой Дерб», — сказала Миланэ первое, что пришло в голову.

— Это… Это…

— Улица Великой Триады, тринадцатый дом, квартал Станса Второго, — назвала Миланэ формальный адрес.

Он взмахнул хвостом и совершил рукою жест приглашения.

— Отлично. Я дерзко воспользуюсь случаем и проведу Ашаи до дома.

Ну, нельзя сказать, что к этому не шло. Отлично, почему бы и нет. Синга скрасит конец этих трудных, утомительных-утомительных суток; с лёгким разговором дойдёшь до дому, а там кровать, в которую можно взять да упасть.

Так, держись ровно, уши к нему.

— О, если льву нетрудно. Это будет огромной услугой…

— Пустяки, мне в удовольствие. И всё равно продолжаю настаивать на…

Заметив, что Синга теперь уже взял кошель, Миланэ левой рукой придержала его локоть, а правую ладонь без касания приложила к его груди.

— Синга, — с придыханием молвила она, чтобы было вернее, — прошу. Отказав однажды, я не хочу делать этого дважды. Возможно моя ложь была гнусной, пусть. Но так я сегодня решила, пусть так будет. Да не хранит обиды на меня род Синги.

— Хорошо. Я понимаю, — убрал он деньги, оценив серьёзность. И сразу же отвлек разговор в иное русло: — Пойдём?

— Пошли.

Они пошли вниз по рассветной улице. Миланэ отвернулась и зевнула, притворившись, будто потирает нос. Повела ушками: сзади что-то бряцало, кто-то шёл вдалеке позади. Старая львица, в мрачном платье из грубой ткани, как тень прошла мимо них, не удостоив взглядом.

После Ночи Героев наступила усталая тишина.

— Так Ваалу-Миланэ — из Сидны?

— Да, верно. Ученица на пороге Приятия.

— А когда оно?

— Примерно через две луны.

— Совсем близко!

— Даже не верится.

«О Ваал, поддерживаю разговор, как прачка», — тягуче-устало подумала Миланэ. Она слишком изморилась, чтобы вспоминать цитаты, выискивать остроты, изящные обороты; ей хотелось говорить просто и односложно.

— Как… как этот друг дяди, сосед, нашёл Ваалу-Миланэ?

— Говорил, что целый день бегал по Марне в поисках Ашаи. Но все были заняты.

— Можно понять.

— Можно.

Тишина и…

— Прошу прощения, так как нашёл?

— Ему кто-то показал дом Ваалу-Хильзе. Он вообще-то к ней пришёл, но Хильзе не могла пойти, утром она уезжает из Марны по важным делам. Кстати, вот уже и утро…