Снохождение

Как, оказывается, легко прижать к стенке, если у тебя есть живое чувство!

Вдруг черты Ваалу-Фреи смягчились, она даже взяла в ладонь кончик хвоста и начала приглаживать его, играть большим, золотым нахвостным браслетом.

— Впрочем, не настаиваю. Меньше всего хочется давить на тебя, близкая, — она посмотрела на Миланэ. — Мы, Вестающие, мы, сестринство — тебе помогли, как своей сестре. Если желаешь уйти, если есть несогласие — то прошу, выход свободен. Только потом не настаивай на всякой помощи.

— Нет, Фрея, не буду уходить. Я пришла не для того, чтобы уйти.

— Разумные слова. Видишь ли, Миланэ, будь ты плоха или глупа, мы бы не стали иметь с тобой и малейшего дела. В какой-то мере я даже уважаю тебя, как львицу сильного духа, понимаешь? — кивнула Вестающая.

— Спасибо, Фрея. Мне лестно слышать, — благостно ответила Миланэ, сжав ни в чём не повинную подушку.

— Отбрось, отбрось… Мы говорим как сестра с сестрой. Никто из светских не помог бы тебе, милая Миланэ. Это они придумали Надзор и Палату, это они решили, что есть вероборчества, это в их когтях находится суд и тюрьма. Патрон отказался бы от тебя — ему нужна власть и богатство, а не твои проблемы, — вдохновенно говорила Фрея и казалось, что она разглашает речь перед множеством львиных душ, а не только нею. — Но сестринство Ашаи-Китрах, извечное, помогло тебе; погляди, львицы Ваала призваны вести Сунгов. Да, как было бы хорошо не лезть во всю эту толкотню светских дел! Но что бы тогда стало со всеми нами, Ашаи? Поэтому мы должны быть сильны, хитры, мудры. Поэтому мы и должны быть богаты — чтобы не думать о лишнем, — покрасовалась она золотыми украшениями на пальцах. — Ашаи назначены быть направляющей силой Сунгов. Мы смогли помочь, Миланэ, ибо бываем безжалостны в своей силе — и Сунги боятся претить ей. Вот ты считаешь, что эти ужасные Вестающие хотят тебя использовать, да? С эмпатией у меня всё хорошо, поверь. Но вот что: все друг друга используют. Все, кого ты встречала до сих пор, хотели тебя использовать. И ты не преминула спастись от лап этих добреньких светских душонок, когда мы предложили путь к спасению.

Фрея прекратила говорить.

Когда волнуешься, то в мыслях нет никакой определённости. И Миланэ вовсе утратила свои внутренние маяки, которые могли бы вестать ей, что верно, а что — нет. Она понимала, хорошо понимала, о чём говорит Фрея; она понимала, почему Вестающие, как венец Ашаи-Китрах, хотят быть сильны и влиятельны, ибо именно воля к власти больше всего отличает здоровую натуру от больной. Ведь она сама всегда втайне гордилась, что надлежит к касте, что славится хитростью, умом, злой мудростью…

— Миланэ, хочу от тебя что-то услышать. Ты — с нами?

— Да, я всё сделаю.

— Хорошо. Кстати, что в их семье говорят о нас?

Миланэ не сразу поняла, что Фрея имеет в виду.

— Ах, да. Тансарр ни разу не упоминал что-то об Вестающих. Об Ашаи-Китрах отзывался хорошо, учтиво… Пожалуй, всё.

Вдруг дочь Андарии просияла:

— Тансарр — добрый Сунг! Синга — добрый Сунг! Почему бы вам не обсудить всё и не поладить. Я уверена — с ними можно договориться, они пойдут навстречу.

Фрея только повела ушами, даже не стала обращать внимания.

— Заказать тебе копию «Снохождения»? Я знаю самых лучших переплётчиков.

Однако! Выстрел в самую цель! Обретение желаемого, обретение смысла!

— Нет. Я так не могу. Я не знаю… Таким образом мне как-то не по душе.

— Значит, краденная книга тебе вполне ничего, а подаренная — как-то не очень? — засмеялась Фрея. — Ты не без причуд, Миланэ.

— Это сейчас не самое главное, как-нибудь потом…

— Потом я могу и передумать, — очень резко, словно копьём, пронзила Фрея.

Она села ровно и властно.

— Как хочешь. Смотри, не пожалей.

Экипаж остановился.

— С тобой будут держать связь.

Перемены в ней оказывались всегда быстры и страшны. Только что она была доброй собеседницей, сочувствующей львицей, но тут превращалась в непоколебимую, властную твёрдость.

— Как? Через сновидение? Возможно ли пообщаться с вами в сновидении? — вдруг спросила Миланэ, неожиданно даже для себя. Такая идея показалась вполне резонной.

Она видела, как вспыхнули глаза Фреи, и сама она вся вздёрнулась, будто услыхала жуткое оскорбление:

— Даже думать об этом не смей, — тёмно-злой, мстительный тон разлился в воздухе. — Даже в Кодексе писано, что простым сёстрам невольно вовлекаться в тайны Вестающих. Так говорит Кодекс и аамсуна!

Оскорбилась Фрея. Разозлилась.

Что будет?

Но Вестающая вновь смягчилась.

— От успехов будет зависеть моё желание помогать тебе. К тебе придут, расскажут, как держать связь. Теперь видеться будем редко, по понятным причинам. Собирай все сведения, гляди по всем углам. И немедленно принимайся за Сингу. Пусть он держит твой хвост в своих зубах. Убеждай его, что он — взрослый, самостоятельный, сильный и вообще — лев среди овец. Он должен перенять все коммерческие дела отца; чем раньше — тем лучше.

— А потом?

— А потом — будет потом.

========== Глава XXIV ==========

Глава XXIV

— Это такое волнение в тоске, — говорил Синга, — Тщетность. Превозмогание, но только бессмысленное. Такое впечатление, что Саамст, несмотря на все усилия, знаешь… Как выразить… Его усилия велики, они сверхльвины в некотором отношении, но он…

— Строит форты из песка.

— Точно. Внешне такой форт похож на вполне крепкого, надёжного защитника. Но ткни когтем — увидишь, как всё рассыпается…

Красивая для чужого глаза пара, Миланэ и Синга, особенно в свете неверных масляных фонарей и таинственных факелов, обсуждали театральную постановку трагедии, что принадлежала перу новой звёзды сунгской литературы — Шаяну Шалнийскому. Они шли по одной из главных улиц Марны.

Прошло семь дней после разговора с Фреей. Давно наступила Вторая Луна Огня 810 года Эры Империи (да будет освещено светом Ваала имя Императора), Миланэ успела свершить множество дел, в том числе — в первый раз самостоятельно принять роды, в чём никогда не имела большого таланта и опыта; ведь она больше знается на проводах из этого мира, чем по прибытиям в оной. Но что поделать — такова участь Ашаи: она ведёт Сунга в последний путь, и привечает его в новом мире. Тансарр уехал в Андарию, пообещав взять Миланэ на заседание Сената после возвращения. Она несколько раз посетила дом Сестёр. Была в гостях у двух Ашаи. Её посетила подруга по дисципларию, которую она помнила плохо и неважно. Пришло письмо от матери.

Как мучительно шагают дни…

С нею связались практически сразу, на следующий день. Гонцом от Вестающих оказался невзрачный львина с совершенно незапоминающимся обликом, с тусклым взглядом, потёртый и угнетающий. Он подробно и чересчур дотошно объяснил Миланэ, как и когда она должна с ним сообщаться и почему-то пожелал большой удачи.

«Отвратительный тип», — подумала тогда Миланэ, закрыв за ним дверь дома.

— Люблю театр Эсхана. Хорошо ставит. Нет этих комнатных страстей, всё — настоящее. Понимаешь, Милани? Я так скучаю в жизни по настоящему. Мне иногда кажется, что в моей нет почти ничего подобного…

Всё-таки Миланэ осталась под впечатлением. Канва трагедии оказалась простой, даже незамысловатой: рассказ шёл о смертельно больном отце, который никак не может примирить собственных детей, что учинили раздор после разговоров о наследстве и его дележке. Главный герой, Саамст, в своих монологах уходил очень далеко от сюжета и касался основных вопросов жизни со смертью, слова его были простодушны и прямы. В конце концов он очень удивляется тому, что «всё вышло так неважно», хотя он так пытался «жить разумно», и что на самом деле он «так ничего и не понял». Это жизнеподобие очень взволновало Миланэ; она увидела, ясно и просто, банальную истину: мечты разбиваются, а большие мечты — с великим треском и шумом; всё действительно получается очень глупо, хотя ты так хотела свершить блистательно и хорошо; что взор, направленный ввысь, неминуемо притянет долу тяжёлой необходимостью, и далее за каждый взгляд вверх будет взиматься своя великая, натрудная плата; и, что самое главное — действительно невдомёк, почему всё так. Банальная сентенция о том, что жизнь есть страдание и борьба, здесь представлялась плоской, чем-то вроде отмашки, даже несмешной шутки.