Игра на двоих

Койн берет меня за руку. Я чувствую живое тепло её ладони, наблюдаю за белым танцем снежинок над нашими головами и глубоко дышу. Меня радует, что наконец-то удаётся заполнить пустоту внутри хоть чем-нибудь, пусть это и всего лишь воздух.

До новых снов, любимый. Теперь мы можем встретить друг друга только там.

Мы будем отомщены. После того, что Сноу сделал с Питом, Китнисс не остановится, пока не разрушит все, что дорого Президенту, весь его мир. Альма Койн обретет контроль над новым миром — своим и нашим. Все вернётся на круги своя и вместе с тем уже никогда не будет так, как прежде. Значит, я свободна. И могу жить так, как мне захочется. Но Сноу я все-таки убью, по старой дружбе.

Над нашими головами пролетает планолет. Он так низко, что я могу в деталях рассмотреть герб Капитолия на его железных крыльях. Койн тянет меня в сторону бункера, крича что-то об опасности и о том, что это может быть ещё один бомбардировщик, но я не двигаюсь с места, боясь потерять снизошедшее на меня откуда-то сверху ощущение покоя. Справа, в нескольких сотнях метров, раздаётся взрыв. В воздух взлетают столбы пламени и железные осколки. Мы прячемся за высоким торчащим из земли обломком камня, и женщина, крепко обняв, закрывает меня своим телом. Теперь я знаю, что заставляет её рисковать собой.

И лишь десять минут спустя, когда дым вокруг немного рассеивается, мы понимаем это упала не бомба, а сам планолет.

========== Глава 54. Возьми меня за руку ==========

Но о том, что именно упало на Тринадцатый на этот раз, я узнаю несколько позже. А пока мы с Койн сидим на земле, тесно прижавшись к каменным обломкам и друг к другу.

— Ты когда-нибудь перестанешь рисковать? — недовольным, ворчливым шепотом произносит Президент.

— Вряд ли, — парирую я, — все никак не привыкну, что того, кто обычно спасал меня, больше нет рядом.

Женщина не сразу находит, что ответить на мой язвительный выпад. Я успеваю отодвинуться, подняться на ноги и осмотреться, но пришедшая в себя Койн дергает меня за рукав, вынуждая вновь присесть на землю.

— Ты же знаешь, что я могу тебя защитить?

Смотрю женщине в глаза. Когда-то она сказала, что ей не хватает жизни. Не в ней самой, но рядом, так, чтобы кто-то держал её ледяную руку в своих тёплых пальцах и напоминал, что жизнь продолжается и что она тоже живая. Не запрограммированный на победу бездушный механизм, а человек, из плоти и крови, с воспоминаниями из прошлого, моментами настоящего и надеждами на будущее. Иногда Президент Тринадцатого не помнит об этом, совсем как я, вечно забывающая о том, зачем мы вообще начали эту войну, стоит только Хеймитчу куда-то уйти. Волею случая этим кем-то — этим кусочком жизни, вырванным из контекста, — для Койн стала я, и теперь она не позволит никому, даже мне самой, посягать на принадлежащее ей по праву. Я понимаю это ничуть не хуже, чем она сама. И потому мои слова «знаю, Аль» — правда. Правда не только не горькая, но даже немножко красивая.

Женщина отпускает мой рукав, наконец давая мне возможность выпрямиться и оглянуться по сторонам. Стоит чуть потянуть носом воздух, и легкие моментально разрываются от кашля, а горло царапает пыль и мельчайшие осколки от взрыва. Затёкшие от неудобного положения мышцы слегка ноют, но я забываю о боли, стоит только услышать ровные, чуть приглушённые голоса, доносящиеся со стороны упавшего планолета. Мы слишком далеко, и я не могу разобрать ничего из сказанного. Кто и как мог выжить после авиакатастрофы? Мной овладевает любопытство и ещё какое-то чувство — странное, иррациональное, давно забытое. Оно разгорается ярким пламенем где-то в груди, у сердца, заставляя его биться чаще, ещё чаще. Огонь совсем не тот, что с неукротимой яростью взбесившейся стихии сжигал меня дотла все это время. Он разливает по телу приятное тепло, освещает собой все вокруг, не давая мне потеряться, и обещает что-то, ради чего стоит пожить ещё хоть немного.

Я торопливо карабкаюсь вверх по обломкам, к возвышению из камней, за которым — обрыв и воронка от недавней бомбежки. Скорее, скорее, скорее. Поминутно оступаюсь, падаю, поднимаюсь, делаю шаг, спотыкаюсь и снова резко опускаюсь на землю, сбивая колени в кровь. Камни шатаются, заставляя ноги дрожать в предчувствии очередного падения. Но отчего-то сил становится только больше, и я уже готова упасть на четвереньки и ползти, цепляясь пальцами за острые каменные осколки, если так будет быстрее, чем просто идти. Все, что угодно, только бы не останавливаться. Кажется, проходит целая вечность, прежде чем я добираюсь до вершины холма и прячусь за полуразрушенной стеной.

— Стой! Это опасно!

Голос Койн звучит тихо и глухо, словно нас разделяет целый Дистрикт. Обернувшись, с удивлением вижу, что она осталась далеко позади. Вечность оборачивается минутами: когда я успела вскарабкаться так высоко? Женщина не решается кричать, опасаясь привлечь внимание незваных гостей с капитолийского планолета, но тревожное выражение её лица передаёт эмоции ничуть не хуже так и оставшихся невысказанными слов. Однако прежде, чем она остановит меня, я все же выглядываю из своего укрытия. Мне нечего бояться, все плохое уже случилось.

В то же мгновение земля уходит из-под ног, и приходится схватиться рукой за обломок стены, чтобы не упасть. Огонь внутри разгорается, вырывается из груди и заливает все вокруг ослепительно ярким светом. Нет, это не волна от очередного взрыва. Нет, враг не нападает из-за угла. Нет, в меня не стреляют. Просто я наконец понимаю, что двигало мной и придавало новых и новых сил, пока я бежала, шла и ползла по тем развалинам, пока спешила навстречу голосам. Этим давно забытым чувством была надежда. И она оправдалась, ведь прямо передо мной, с привычной кривой усмешкой на бледных губах стоит Хеймитч.

— Я думала, что больше не увижу тебя нигде, кроме своих снов.

— Почему ты не верила, что я вернусь?

Когда я представляла себе нашу с ментором встречу — не стоит никого обманывать, мое воображение много раз рисовало самые невозможные, невероятные, фантастичные картины его возвращения — мне казалось, мы будем еще более безумны, чем Финник и Энни. Мы позовем друг друга по имени так громко, что наши надорванные крики навсегда разорвут мертвую тишину Тринадцатого. Он обнимет меня так крепко, что мои кости затрещат под его пальцами. И я буду целовать его, забыв об осторожности и о том, что за нами наблюдает враг — мир.

Но все происходит совсем не так. Вместо того, чтобы броситься друг другу в объятия, мы просто стоим, так и не решаясь преодолеть разделяющие нас два шага. Одэйра и Кресту они не остановили, а нас — почему-то да. Я робею, глядя снизу вверх на мужчину, пережившего так много, пока я жила, послушно плывя по течению. Чувство вины посещает меня все чаще и остается в гостях все дольше, как никогда глубоко пуская свои ядовитые корни. Я ощущаю себя чем-то мелким и неважным, а ментор кажется далеким и чужим. Нас разделяет целая жизнь и немножко смерти.

Но все же это мы, сколько бы ни трепала нас обоих судьба. Я и он. Первый шаг дается с трудом, а второго я уже на замечаю. Обнимаю ментора так крепко, как только могу. Сейчас имеем значение только мы. Тот как-то судорожно вздыхает, будто мои прикосновения причиняют ему боль. Но уже секунду спустя его руки обвиваются вокруг меня, а горячее дыхание обжигает шею.

— Осторожнее, дорогая, — сбивчиво шепчет Хеймитч. — Не сломай меня.

Я не слышу привычной иронии, и это пугает ещё сильнее, чем надтреснутый голос. Он не смеётся, не шутит. Его и правда ломали. Мой внимательный, жадный взгляд скользит по изможденному лицу ментора и сразу же цепляется за пятно запекшейся крови, чуть прикрытое отросшими волосами. Я протягиваю руку и, преодолевая слабое сопротивление, отвожу мешающую прядь в сторону. Едва затянувшаяся рана рассекает лицо от скулы до виска. Мимолетное прикосновение моих пальцев заставляет Хеймитча болезненно поморщиться.