Дети выживших

Эдарк жадно осушил его.

Взгляд его стал осмысленным, и он сказал:

— Мне надо по нужде.

— Ходи под себя, — равнодушно ответил воин.

Командир, заглядывавший в полог, ничего не сказал.

— Где мы сейчас? — спросил Эдарк.

— У границы Арли.

Воин вылез, полог снова опустили и закрепили деревянными застежками.

Повозка медленно тронулась, а из повозки вдруг донёсся голос:

— Мы у границ Ада!

Воины переглянулись.

— А если закрыть двери в Ад, — куда отправятся грешники? — снова закричал узник.

Командир переглянулся с десятником и проговорил:

— Надо доложить в Ушаган, что он сошёл с ума.

Но Эдарк расслышал эти слова. Он захохотал и потряс повозку до основания, так, что кони шарахнулись в сторону.

— Передайте мои слова Сейру! — закричал безумный. — Запомните и передайте: верх и низ сходятся, и Ров — это только дверь между ними.

Мыс Альмайя

Корабли двигались на север, подгоняемые боковым ветром. Крисс целыми днями стоял на палубе, а вечером в каюте, развернув свою книгу, записывал:

«Эти берега на редкость живописны. Прямо из воды поднимаются скалы, а на скалах зелеными волнами растет хвойный лес. Дальше, за лесом, скалы громоздятся всё выше и выше, превращаясь в заснеженные пики.

Странно, что в этих местах никто не живет — за всё время пути нам не встретилось ни одного корабля, ни одной лодки. Только морские животные — их лежбища встречаются на песчаных пятачках у воды, между скал. Да еще встречаются гигантские рыбы, которые, как говорят, всплывают, чтобы глотнуть воздуха, а потом снова уходят на глубину. Из этих рыб можно добыть множество превосходного мяса и жира, а еще — драгоценную амбру, которую, как говорит Зенопс, можно обменять в Билуогде на золото по весу: за одну меру амбры — три меры золота.

Земля все не кончалась, хотя снежные пики исчезли. Я спросил капитана, где же самый северный мыс земли — Альмайя? Оказалось, что мы уже миновали его. Но вокруг мыса множество островов и шхер, пройти мимо которых решаются только самые отчаянные. Лучше обогнуть шхеры, потратив несколько дней, чем соваться в проливы.

Наконец наступил день, когда мы резко сменили курс. Мы обогнули последний Рог Северного Полумесяца.

Зенопс говорит, что самая опасная часть пути позади. Теперь мы плывём почти строго на юг, и с каждым днем берега становятся всё ниже. В прибрежной части Ринрута живут полудикие народы, родственные, как говорит Зенопс, хуссарабам, — только язык и обычаи у них совершенно другие. Они ловят рыбу и бьют морского зверя. Два раза в год в эти воды заплывают торговые корабли из Тсура — привозят ножи, одежду, украшения, домашнюю утварь. Эти товары обмениваются на амбру, тюлений жир, моржовую кость.

В конце концов мы достигли залива Энверрай, где расположен городок Багаэна. Городок совсем мал, дома здесь строят из каменных глыб, швы конопатят мхом. В таких домах, по-видимому, довольно холодно, но местные жители производят впечатление закалённых и крепких людей. Мужчины носят бороды, а женщины коротко стригут волосы. Женщины носят деревянные туфли без задника и толстые шерстяные носки, доходящие до колен.

В гавани Багаэны мы задержались на три дня — Зенопс прикупил амбры, жира и моржовую кость: видимо, намерен перепродать их на юге.

Через десять дней плавания, обещает Зенопс, будет остров Пуар. Там стоит город Иле, из которого есть прямая дорога в Тауатту. Дорога горная, пройти по ней трудно, но хуссарабские торговцы бывают в Иле часто.

Может быть, там мы что-то узнаем о судьбе Гаррана».

Корабли встали на рейде, но в Иле пошел лишь Зенопс, — его появление здесь, в городе, который был данником Тауатты, не могло вызвать подозрения.

Зенопс вернулся довольно быстро. Уединившись с Криссом в каюте, он рассказал, что встретил некоего человека, который назвался посланцем Гаррана. Вечером этот человек подплывет к кораблю в лодке.

— Держись с ним настороже! — посоветовал Зенопс. — Слишком уж он похож на хуссарабского лазутчика. А если это так — как бы нам не пришлось по быстрому уносить отсюда ноги…

Ночью к борту корабля действительно причалила лодочка, в которой сидел лишь один человек. Его подняли на борт и провели к Криссу.

Это был невысокий худой человечек, с жидкой черной бородкой и такими же вислыми усами. На нем была хуссарабская меховая шапка и подпоясанный пастушеский кафтан из овчины.

Человек оглядел тесную каюту, дождался, пока они с Криссом остались одни. Поклонился и сказал писклявым голосом на ломаном языке Равнины:

— Вечер добрый, господин. Как приятно снова оказаться среди друзей.

Он еще раз поклонился и сел.

Посмотрел на Крисса, улыбнулся, снял шапку.

— Вечер добрый, господин, — повторил он другим голосом. — Или ты не узнаёшь меня, своего слугу и спутника?

Крисс смотрел настороженно, и никак не мог понять, чего добивается этот скуластый узкоглазый человечек.

Наконец человечку и самому, видимо, надоело ломать комедию. Потому, что он внезапно улыбнулся и, сморщившись, отодрал от подбородка бородёнку. Потом — с таким же усилием, но уже со стоном — усы. Завернул рукав и принялся тереть лицо.

Когда он отнял от лица рукав, Крисс едва не вскрикнул от удивления — перед ним был Ом Эро.

— Неужели ты и теперь не узнаёшь меня? — спросил он со смехом.

Следы краски еще оставались на лице, а верхняя губа распухала на глазах.

— Этот хуссарабский клей из вываренных костей слишком крепкий, — пожаловался Ом Эро, трогая губу и подбородок. — А Зенопс, когда я разыскал его в гавани, решил убежать от меня. Скрылся в толпе — я еле-еле его догнал. По-моему, он принял меня за хуссараба.

— Признаться, — улыбнулся Крисс, — я тоже принял тебя за хуссараба. Очень маленького и хитрого хуссараба… Ну, рассказывай!

— В Тауатте почти нет войск, и это единственный город, который не страдает от войн, — начал Ом Эро. — А война в степи идёт повсюду. Все мелкие князья, главы племён и даже родов, вступили в борьбу. Я так и не понял, из-за чего они воюют. Наверное, из-за скота и пастбищ, потому что удачным считается набег, если захвачены табуны лошадей, отары овец, рабы или какое-то имущество. Степь постоянно пылает. Люди переходят с места на место в поисках убежища, какие-то дикие отряды их настигают и режут всех подряд, исключая только тех, кого можно продать в рабство. Я ещё не встречал более удивительных порядков, — Ом Эро пожал плечами, вздохнул и поправил сам себя, — Вернее, такого всеобщего беспорядка.

Ом Эро рассказал, что Тауатту не трогают, потому что там правит Айгуль, а она — дочь самого Каран-Гу, за которым стоит большой многочисленный род. Айгуль, говорят, отравила брата Богды — слабоумного Угду. А Угда считался её мужем, — поэтому Айгуль ещё и вдова великого каана.

Войск в Тауатте немного. В степи вообще не бывает много войска, разве что несколько родов, а то и целое племя выставит своё ополчение. Обычно же воюют мелкими отрядами, в сотню, самое большее — в пятьсот сабель. В Тауатте под началом Айгуль сабель триста, — этого хватает для того, чтобы город оставался в безопасности.

Гарран, освободив в Данабатте тысячи рабов, получил целое войско. Он разбил его на отряды, и теперь эти отряды движутся по степи на юг, в долину Тобарры.

— А где же сейчас флотоводец? — спросил Крисс.

— Он остался в Тауатте, — усмехнулся айдиец. — Он выбрил голову, надел балахон, подпоясанный чётками, и проповедует айдийское учение о смирении. Он велел передать, что будет ждать тебя в Хейме — это небольшой портовый городок почти на самой границе с Аххумом. Там смешанное население, и приняты аххумские обычаи. Хуссарабов там не было и нет.

— Но до Хеймы ещё далеко…

— Да. Тебе плыть мимо Тсура, мимо тсурских твердынь Аркен и Рико.

— Зенопс непременно захочет поторговать там… А значит, мы задержимся.