Дети выживших

— Зато я — не хуссараб, — раздался из темноты чей-то голос, и на дороге перед стражем оказался Сейр. — Кажется, я успел вовремя…

Он соскочил с взмыленного коня, откинул седую гриву волос.

— Да и ты тоже не аххум, Алабарский волк, — добавил Сейр.

Страж внезапно побледнел, а потом сделал мгновенный выпад мечом. Но меч встретился с воздухом, а плеть, которую держал Сейр, обвила кисть Эдарка.

Молча, не выпуская меча, Эдарк приблизился к Сейру и сказал свистящим голосом на языке, который никто не понял:

— Ну что, поиграем, брат? Как в детстве…

Сейр сильно дернул плеть, так что Эдарк вскрикнул от боли. И ответил на том же никому не известном языке:

— Мне не до игр, брат.

— Тогда тебе придётся драться, — прорычал Эдарк по-аххумски.

Сейр ничего не ответил. Он быстрым движением накинул свободную часть плети на шею Эдарка, развернул его к себе спиной и сказал:

— У тебя руки по локоть в крови, алабарец. Я не дерусь с преступниками. Я их казню.

Эдарк выронил меч и охнул, вцепившись обеими руками в плеть, сжимавшую горло.

Сейр натянул плеть, заставил Эдарка опуститься на колени и сказал Бараслану:

— Арестуйте его. Он виновен в смерти тысячи каффарцев и сотен аххумов. Время безвременья кончилось. Ты слышишь, Эдарк?..

Из ворот, раздвинув стражников, спешил невысокий коренастый человек в форме темника, с пайцзой наместника на широкой груди.

— Кто вы? Что происходит? — крикнул он.

Сейр повернулся к нему, взял факел у стражника, поднёс его к лицу говорившего.

— Руаб, — кратко сказал он.

Руаб отшатнулся, потом лицо его странно изменилось, и он рухнул на колени:

— Повелитель! Берсей!..

Домелла вышла из повозки, но ничего не сказала.

А сын ни о чём её не спросил.

Широкие улицы Ушагана были забиты людьми.

Они изменились, жители Ушагана. Среди обычных аххумских накидок и шапочек в толпе виднелись хуссарабские треухи и маленькие квадратные тюбетейки. Среди важных господ со слугами — обгоревшие на солнце лица крестьян из пригородов.

Домеллу пронесли на руках от повозки до царских носилок. Чуть не силой усадили в высокое кресло-трон, десятки рук протянулись к рукояткам, чтобы поднять носилки, но Домелла в последний момент соскочила:

— Руаб! Коня мне и моему сыну!

Толпа взревела.

Этот радостный многоголосый рев сопровождал их до самой набережной, до массивных стен, окружавших царский дворец.

Толпу с трудом оттеснили от входа во внутренний двор, где Домелла, Харрум, Берсей, Каррах, Руаб соскочили с коней. По широкому двору, мощенному мощными гранитными плитами, к ним спешили слуги.

Дворец, окруженный колоннадой, с круглой надстройкой наверху, с башенками, на которых развевались стяги аххумских племён, был прекрасен. Он ждал гостей, сияя розовым мрамором и перламутром.

— Вот мы и дома, сын, — сказала Домелла.

Эдарк был посажен в клетку во внутреннем дворике цитадели.

Он просидел там всю ночь, а утром, заметив тень на своем лице, поднял голову. Рядом стояла Домелла.

Эдарк молчал, только встряхнул гривой нечёсаных волос и крепче сжал руками деревянные перекладины.

— Я думала, ты погиб в Нуанне, — сказала Домелла.

Эдарк хотел было ответить, но позади Домеллы выросли бесшумные тени стражников. Потом к ним присоединились Харрум, Каррах, и, наконец, Сейр.

Домелла обернулась. Прямо взглянула на Сейра и спросила:

— В чём обвиняется этот человек?

Сейр помолчал, обдумывая ответ. Потом нехотя произнёс:

— Список его преступлений так велик, что я затрудняюсь перечислить их все. Он виновен в гибели тысяч мирных жителей Азамбо и Каффара. В гибели сотен аххумских солдат…

— Это ложь, — прохрипел Эдарк, глядя исподлобья на Сейра.

Сейр ответил ему спокойным взглядом.

— Свидетелей слишком много, алабарец. Многие из тех, кто служил со мной, могут подтвердить, что твои руки забрызганы кровью невинных.

— Ложь! — упрямо прохрипел Эдарк.

— Разве ты не крался впереди нашего войска? Разве не твои головорезы затопили Азамбо в крови и завалили трупами?

Не дождавшись ответа, Сейр повернулся к Руабу и Карраху.

— Эти двое, царица, служили под моим началом. Руаб — начальником агемы, Каррах — доверенным тысячником.

— Я видел Азамбо, и видел Каффар, — сказал Каррах. — В Азамбо мы построили плотину, чтобы река смыла трупы в море. Иначе убрать их с улиц мы не могли.

— Я это подтверждаю, — сказал Руаб.

Домелла снова повернулась к Эдарку.

— Ну же. Скажи, что это ложь.

Эдарк издал звук, похожий на рычание и ощутимо потряс клетку.

— Это не ложь, моя госпожа, — неожиданно мягко сказал он. — Да, намутцев наняли, чтобы они бежали впереди войска, как волки, и резали всех подряд. Но не я отдавал приказы. У каждого из отрядов был свой предводитель и свой наниматель. Руэн, князь Данаха. Жрецы Хааха в Нуанне. Хуараго, лазутчик хуссарабов…

Он поднял голову, и взгляд его стал почти просительным.

— Я не бежал с ними впереди войска. Меня не было ни в Азамбо, ни в Каффаре. Я дошел лишь до Алькарона, а потом вернулся в Нуанну. И есть люди, которые могут это подтвердить.

Домелла внезапно залилась краской. Повернулась к Сейру:

— Да, я видела его в Нуанне. Это он вывез меня, моего сына и его няньку по подводному каналу из дворца жрецов. Благодаря ему я осталась жива.

Сейр хмуро спросил:

— А куда он пошёл потом?

— Я вернулся в Нуанну, — сказал Эдарк. — Я хотел помешать жрецам. Но меня схватили солдаты Аххага Великого. И те, кто мог бы подтвердить это, скорее всего, погибли — они были предназначены в жертву Хааху, как и я.

Он облизнулся и снова опустил голову.

Солнце вставало всё выше, во дворике, со всех сторон зажатом каменными стенами, становилось жарко.

Домелла повернулась к Сейру.

— Как бы ни были велики грехи этого человека, я не могу… Не хочу начинать своё возвращение в Ушаган с казней. Ведь война закончилась — по крайней мере здесь, в Ушагане.

Внезапно вперед выступил Харрум.

— Есть множество видов наказаний, не связанных с казнью, — сказал он. — В кодексе Каула Старшего, например, предусмотрены и другие виды наказаний.

— Никто и не говорит о казни, — сказал Сейр. — Я хотел только справедливого суда. Если же царица хочет начать своё царствование с милости и прощения, — что ж? Никто не вправе возразить ей.

— В кодексе, — снова заговорил Харрум, — есть, например, такой вид наказания, как изгнание, или лишение Родины. Человек, которого подвергли этому, должен скрыться из пределов страны. И всякий, кто встретит его в границах государства, должен сообщить об этом властям.

— Либо убить на месте, — добавил Сейр и ухмыльнулся.

— Либо убить на месте, — эхом отозвался Харрум. — Изгнание может быть пожизненным, а может быть ограничено десятью, пятнадцатью или двадцатью пятью годами. Так сказано в Кодексе Каула.

Харрум поклонился.

— К сожалению, у алабарца нет родины, — язвительно заметил Каррах.

Сейр бросил на него мрачный взгляд и буркнул:

— Нет, Каррах. У каждого есть Родина. Или то место, куда стремится душа.

Он тоже поклонился Домелле:

— Решать тебе, царица.

Вечером того же дня из южных ворот Ушагана выехал отряд всадников, сопровождавший закрытую повозку. В повозке, прикованный обеими руками к распоркам, сидел Эдарк.

Их путь лежал к южной границе Аххума, в Арли, и дальше, к владениям киаттских королей.

Повозка была без рессор и Эдарк приплясывал вместе с колесами. Голова его, опущенная на грудь, моталась из стороны в сторону.

Когда повозка притормозила у пограничного столба на границе Аххума и Арли, и старший отряда заглянул в неё, откинув полог, Эдарк казался совершенно обессиленным.

Командир приказал напоить узника. Один из воинов влез в повозку, одной рукой взялся за волосы и откинул голову Эдарка, другой поднёс к его губам кувшин с водой.