Страница 86 из 105
====== Не всё идёт по плану ======
Обычно ожидание хорошо разнообразится курением. Пока ждёшь чего-то, достаёшь сигарету и вроде как при деле, уже не так неприкаянно ползают руки, ища занятие, и даже мысли яснеют, схватываясь за что-то. Картинки для них рисуются на дыме перед лицом, как на простыне для диафильма. С годами я всё меньше люблю ждать, сказал бы – не выношу, не моё это. Терпение не самое сильное моё качество, но я в себе его выдрессировал за прожитые лета, и умею держаться невозмутимо настолько, насколько нужно обмануть окружающих. Но я решил отложить сигарету до послесовокупительного блаженства. Кико прилетала в Сингапур, я снял номер в гостинице и лежал на кровати, глядя в потолок, а не на часы. Время невозможно поторопить, им нельзя управлять, поэтому если смотреть на циферблат, только разлагаешь себе нервную систему. Стрелки не бегут и не останавливаются, а если подгонять их или тормозить, то это будет касаться только этих стрелок, и не более, время всё так же победителем будет смеяться где-то в невидимости пространства. Я попытался проследить путь часовых механизмов всего мира, представляя, как их датчики, шестеренки, заводные детали, крошечные счетчики тончайшими нитями стремятся куда-то в общий центр, который никто не знает, где находится, и там, в центральном офисе, сидит большое, зажравшееся и ухмыляющееся Время, раздающее указания и делающее поправки. Интересно, оно выглядело бы как старик-волшебник или старуха с косой? Все древние люди верили в каких-нибудь божков, мойр, парок, которые плели судьбы и отмеряли жизни, но о самом времени что-то не припомню сказаний и мифов, кто им управлял? Самый главный? Нет, обычно это создатель людей, метатель молний, хозяин ада, кто угодно, но не часовщик уж точно. Странно, создавай я свой пантеон, то там был бы единственный бог – создающий длительность или краткость всего происходящего. «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!» – Гёте, несомненно, знал толк в неподдающемся, неподвластном, в том, что определяет, направляет и что невозможно уловить. В дверь раздался стук, и я поднялся. Подошёл, открыл. В шёлковом полупрозрачном шарфике, перекинутом через плечо после того, как обвил шею, Кико сияла, придерживая чемоданчик на колёсиках. Шарфик был для красоты, а не по погоде, и функция его была выполнена на все сто, кроме него и её улыбки я не обратил внимания ни на что из одежды. Прическа не изменилась. Вроде бы. Не то чтобы я совсем не помнил, какая она была, но женщины любят укоротить на один сантиметр, отстричь одну прядь на макушке для объёма, перекраситься из «мокко» в «знойный шоколад», что в принципе одно и то же для мужского взгляда, и ожидать, что ты сразу заметишь, определив безошибочно, где и какие произошли перемены. Если бы я стал подмечать такие нюансы, со мной можно было бы начинать дружить, а не спать, и обсуждать со мной мальчиков. – Как я соскучилась! – отпустила Кико ручку чемодана и бросилась со мной целоваться, что мы сделали на шаг от порога, со стороны номера. Поцелуй получился вкусным, потому что мне хотелось целоваться сейчас, потому что я хотел продолжать и был возбужден, не столько от Кико, сколько в принципе, не трахавшийся уже недели три – все некогда было. Я узнал её помаду, которая меня устраивала, что было одим из преимуществ Кико. Многие девушки красят губы, не задумываясь о том, как это облизывать мужчине, поэтому бывает липко, парфюмерно, жирно, будто губы в вазилине, так, словно жуёшь бутон розы, а потом ещё оттираешься от блеска или красно-розовых разводов, подобно не прошедшему кастинг претенденту на роль Джокера. Но помада Кико не пачкалась, не скользила и имела лёгкий привкус карамели или ирисок. Мне нравилось. После первого поцелуя она обернулась, чтобы затащить чемодан и закрыть дверь. Мы продолжили. С меня снимать особенно нечего, футболка свободно болталась на мне, и Кико забралась под неё руками, гладя и обнимая. Я потянул её шарфик и отбросил его на пол, переместившись губами на оголившуюся шею. V-образный вырез позволил опуститься почти к самой груди, пусть крошечной, но женской, которую хочется кусать и сосать в любом виде. Взявшись за ремень на её джинсах, я стал его спешно расстёгивать, хотя почувствовал, как бедра Кико подались чуть назад. Не обратив на это внимание, я дошёл до пуговицы, и тогда она остановила меня рукой. – Подожди, дай мне хотя бы принять душ с дороги! – Я поднял свои глаза к её глазам, кокетливым и не отягченным ничем. Мне хочется секса. Вот так с порога, брать и наслаждаться им без слов, пока не придёт удовлетворение, а потом можно и поболтать. Нельзя сказать, что я никогда не разговариваю с Кико, я умею слушать. Сказать ей мне много нечего, но в том, что я засыпаю после секса меня обвинить нельзя. – Это может подождать, – попытался продолжить я и расстегнул молнию на её джинсах. Кико взяла мои ладони в свои и положила их на талию. – Джиён, ну дай мне пять минуточек, расскажи, пока что, как ты тут без меня поживал? – Она принялась раздеваться. Сама. Стянула уже немного сползшие от моих действий джинсы, быстро скинула кофту. Осталась в комплекте белья, придавшего ей вид юной невинности своим бледно-чистым цветом. Что-то во мне было погашено. Какой-то пыл, которому хотелось разгореться, а его окончательно задули. Шнур фетиля, подожженный, крался к бочке с порохом, но на него наступили, и фейерверк не состоялся. Я не могу сказать, блестели ли мои глаза до этого, но сейчас, когда Кико стала собираться в душ, я сам чувствовал, как смотрю пустым и безынтересным взором. Я не юнец шестнадцати лет, который готов ждать и стоять под окнами, который так хочет ещё испытывать неизведанное в половых актах, что будет рисковать, терпеть, сочинять, искать, лишь бы ему дали и оно случилось. Я столько всего повидал в сексе, что не смогу вспомнить всё, при всём желании не смогу. Даже год отношений с Наташей, самый первый опыт, я помню, что было здорово, помню её комнату, помню квартиру друзей, где удавалось потрахаться, помню ту, семнадцати-восемнадцатилетнюю Наташу, некоторые позы, в которых мы это делали, но подробности и ощущения – нет. А уж после этого, вся череда, превратившаяся в опыт, эксперименты и стандартные соития, групповухи и синглы, мулатки, азиатки, негритянки, европейки, я познал, наверное, все национальности и слышал постельные возгласы на сотне языков. Я пихал во все три дырки, был нежным и жестким, активным и ленивым, голодным и сытым. Меня нельзя уже было удивить, но это не значило, что я пресыщен до того, что больше не хочу секса вообще. Хочу, но этот момент истинного желания, а не инстинкта редок. Он заключается в том, что всё должно происходить естественно, без игр, которых было полно в моей эротической части жизни, без недоразумений, без несовпадений. Я просто хочу, чтобы меня понимали, здесь, в интимном уединении, куда всё меньше хочется пускать кого попало. Иногда, конечно, просто покупаю шлюху, но в них больше всего напрягает то, что им надо сказать, чего хочется. Блядь, я задолбался говорить. Всем бабам, каждой. Мне не нужен продольный шпагат и минет с заглатыванием яиц, даже стоны в диапазоне определенной октавы не требую. Я хочу гармоничного секса. Я раздеваю – она поддаётся, я смотрю с желанием – она подходит, я сажусь на кровать – сядь сверху. Черт, да если самой чего-то хочется, тоже ведь можно подать определенный знак? Прямой и очевидный, как мужские сигналы, а не как однажды мне заявила одна любовница: «Я надела красное, а не бежевое бельё, думала ты поймёшь, что сегодня я хочу пожестче, но ты не понимаешь намеков». Блядь. Сука. Положи мне в руку ремень – вот намёк. Прицепи себя к спинке кровати наручниками – вот намёк. Но я не готов учить язык цветов, чтобы потом искать на подоконниках в вазах орхидеи или гибискус и исходя из этого, угадывать сексуальные желания. Я посмотрел несколько секунд, как Кико достаёт из чемодана дезодорант и какие-то ещё тюбики, для чего наклонилась передо мной, оказавшись задницей вверх. Но и это не спасло, моё возбуждение пропало. – Ну, чего ты молчишь? – не оборачиваясь, сказала она, – ты обедал сегодня? Или потом сходим вместе? Сунув руки в карманы и наткнувшись пальцами на пачку «Lucky strike», я обошёл девушку и направился к двери. Она заметила моё движение и выпрямилась. Голос её сразу же сменился на тревожный: – Ты куда?! – Дела, – коротко бросил я, поворачивая защёлку. Уйти бы отсюда поскорее, обрыдло это, и Кико – дура. – Какие дела? Ты говорил, что будешь со мной до вечера, что тебе никуда не надо… – А теперь – надо. – Я хотел открыть дверь, но Кико подошла и рукой прижала её обратно, захлопнув. – Что случилось? Тебе никто не звонил. Что с тобой? – Всё в порядке, – улыбнулся я, пожав плечами. Она была такая очаровательная ещё пять минут назад, я хотел спустить с неё штаны и трусики, завалить на пол, делать плохие вещи, облизывать губы её большого и призывного рта. Какая-то ласковость была у меня к ней пять минут назад, хотелось гладить её прямые темные волосы и прижать к себе, такую маленькую, как девчонка. Но вот передо мной уже другая Кико, чужая, одна из многих, примитивная и непонимающая. – Номер оплачен на неделю. Располагайся. – А ты? – А я буду у себя. – В лице её флирт сменился на гнев, да так резко, что это искажение на миг обезобразило милые черты. Ноздри её стали раздуваться, а глаза стали огромными. – Что это значит?! Джиён, ты способен нормально объяснять?! – Скорее всего. Просто не хочется, – безмятежно повторил я плечами жест безразличия. Это разозлило её ещё больше. – Я прилетела к тебе из Штатов, чтобы провести вместе несколько незабываемых дней, а ты просто хочешь уйти и быть у себя?! Ты издеваешься?! – Ты хотела в душ, – напомнил я, кивнув в сторону ванной. Мне вспомнилась одна знакомая, мы с ней были любовниками несколько месяцев, хотя встречались раз-два в несколько недель, нечасто, одним словом. Это было давно, лет восемь назад. У меня тогда как раз появилась своя квартира, я привёл её к себе. Заказал что-то поесть, пиццу вроде бы, по-моему, это была пицца «Маргарита» – знакомая не ела мяса. Мы ужинали. Потом пили вино. Потом я заморочился кальяном – они были тогда дико популярны, иногда я бодяжил в них травку. В результате, когда я подумал, что ночь удастся, затягиваясь трубкой, она взяла сумочку и направилась на выход. На мой вопрос: «Что случилось?» (выглядел я тогда, зуб даю, как сейчас Кико), она сказала, что если у мужчины женщина в порядке очереди после еды, выпивки и курева, то с ним нехрена делать. И ушла. Я не стал ценить большинство женщин больше еды, выпивки и курева, но почему-то завёл с тех пор вежливую привычку сначала трахаться, а позже остальное. И теперь мне так хотелось сказать Кико, чтоб обедала и еблась с душевой кабиной, раз ей так важно ополоснуться с дороги, но на сарказм не хватило энтузиазма. На мгновение я замер, подумав, что если она позовёт помыться вместе, уберёт это яростное выражение и станет опять пай-девочкой, я оттаю и поволокусь заниматься сексом в ванной. – И что? Вода никуда не убежит, ты объясни своё поведение, пожалуйста! – Мечты не сбываются даже у великих. Мегера не исчезла и я попробовал отвести её от двери, чтобы выйти. – Я ни перед кем не обязан отчитываться, так что дай мне спокойно выйти, хорошо?