Мания приличия

* *

Словно столетие спустя, я почувствовала себя. Первым же ощущением была пустота в легких, после чего я опять ощутила воду во рту, но перевернувшись на бок, получила возможность вылить её из себя, кашляя и отплёвываясь. – Джи… Джиён! – прокряхтела я, переворачиваясь обратно. – Он ушёл, всё в порядке. – Сквозь мутный взор от воды, что залила и глаза тоже, я пригляделась и увидела слегка намокнувшего Сынри. – Его нет здесь, не бойся. – Глотая смелее и смелее кислород, так что горло пересыхало и опять кашляло, я озиралась, находя нас с Сынри всё в том же старом и заброшенном ангаре. – Ты… ты… – Я выстрелил в стекло, чтобы не терять времени. – Руки тут же нащупали осколки. Огромная лужа и темный от влаги цементный пол вокруг. И больше ничего и никого, лишь мы двое. Сынри положил меня себе на колени, откачав и вернув к жизни. Я жива? Я жива! – Ты… – ещё раз сделала передышку я и договорила: – Ты теперь… дракон. – Да, я знаю, – с хмурой грустью отвел глаза Сынри, сжимая мою руку, которую отвел от битого стекла. – Свобода оказалась не в приоритете. – Ты поступился ею ради меня, – еле вымолвила я, не обретя сил после пережитого. – Ты хотела, чтобы я сделал иначе? – Он постарался улыбнуться. Не знаю, получится ли улыбнуться у меня? Иногда кажется, что подобные жесты испаряются из нас навсегда. Но я была благодарна Сынри, очень. Я не могла предположить, что он так поступит. – Спасибо, Сынри. – Надеюсь, теперь ты поняла, к какому монстру под крыло пыталась приземлиться? – Я на секунду забыла о Джиёне, и вот снова разговор о нем. До сих пор не укладывалось в голове, что он убил меня. Неважно, что я выжила. Он убил меня. – Эх, Даша, Даша, – приподнял меня повыше Сынри и, положив на своё предплечье мою голову, приобнял. – Всё плохо. – Может быть гораздо хуже. – Неужели? – Хочешь побыть в кубе, наполненном водой? – оживала я, возвращая, по крайней мере, сарказм. – Ладно, верю. Хуже бывает. – Я села, выпрямляя спину, но она не держала, и я наклонилась вперед, к вытянутым босым ногам, облепленным мокрым платьем. – Как самочувствие? – Более-менее. – После продолжительной паузы и некоторых соображений, я произнесла: – Хочешь, я тоже ради тебя поступлюсь свободой? – В каком смысле? – прищурился Сынри, потирая запачканный каплями крови галстук. – Ну, если твоё предложение ещё в силе, – напомнила я. Мужчина распахнул глаза, онемев. – В силе? – Если обычным женщинам нужно время подумать, то тебе нужно было отхватить приключений и люлей для верности? – заряжаясь присущим ему пафосом, пробормотал недовольно-язвительно Сынри. – Нет, если ты передумал… – взялась я вставать, но мою руку поймали. – Я не передумал. – Собрав волю в кулак, и пытаясь быть терпеливым, он повторил: – Ты выйдешь за меня? – Выйду, – кивнула я и улыбка, которую я успела похоронить, сама ко мне вернулась. – Я выйду за тебя, Ли Сынри, но не жди, что стану хорошей женой. – Так и я мужем буду негодным. – Зато любящим, – за него сказала я, потому что Сынри никогда не заявлял о чувствах. Моя огласка ему не понравилась, но, не став ничего говорить, он лишь сузил губы, попыхтел немного и добавил: – Ну, тогда и жена, главное, чтоб живая. – Неловко похмыкав вместо смеха, который ещё не мог вернуться при таких обстоятельствах, мы поднялись и побрели прочь, пытаясь выживать дальше, в условиях непреодолимого желания Дракона мешать этому. Или это мы, может, люди, умеющие чувствовать, мешали ему спокойно жить? Это мы, умеющие верить, жалеть и любить, привязываться и жертвовать, превращали его богатую и благополучную жизнь в выживание.

====== Мертвая ======

– Можете наклониться чуть-чуть вперед? Вот так. Да, спасибо. – Фотограф одобряюще улыбнулся, сопровождая свои просьбы движением руки, свободной от съемочной аппаратуры. – Положите ладонь на занавеску. Повыше, ещё немного. Отлично! Щелчки улавливаемых кадров раздавались уже около часа. Столичный корейский журнал, узнав о намерении известного миллионера, донжуана и тусовщика расстаться со своей холостяцкой свободой, заплатил Сынри для того, чтобы осветить первым его грядущую свадьбу в разделе светской хроники, и я, как невеста, должна была позировать в красивом подвенечном платье, в красивой, убранной цветами студии. Хотя платье было данью какого-то модного дизайнера, желавшего увидеть своё детище на глянцевых страницах, и в реальности расписываться я собиралась в другом. Не венчаться – расписываться. Сынри обещал подъехать позже, для парных снимков. У него были дела, большая часть из которых теперь принадлежала не ему, вынужденно, из-за того, что он спас мою жизнь четыре с лишним месяца назад. В ту ночь, когда я вновь глотнула воздуха и, под влиянием шока и стресса, не верящая, что в очередной раз отбилась от смерти, мы воссоединились с Сынри с такой чувственностью, что я могла назвать это занятием любовью. Моя благодарность, мои сорвавшиеся нервы и желание того, чтобы кто-то защищал меня, был рядом, хоть кто-то, кому можно довериться, довели меня до неповторимого состояния, когда моё сердце прикипало к Сынри, жалея его и принадлежа ему по вполне объяснимой женской привязанности, возникающей после пережитых трагедий и ударов судьбы. Но постепенно, возвращаясь к нормальному состоянию, к тому, в котором мне не свойственны были симпатии к типам, подобным Сынри, в быту не меняющих своих привычек, и конкретно к нему, я стала затухать в эмоциях и охладела. В нём же ничего не переменилось, ни в манерах, ни в чувствах ко мне, о которых говорить ему претило. Он по-прежнему вел себя развязно, откровенно, часто эгоистично и навязчиво, но стремился быть неразлучно рядом, ограждал меня от волнений и забот, опекал и задаривал, готовясь к свадьбе и готовя к ней меня. Но конфликт разных, не равномерных чувств давал о себе знать, вопреки моим стараниям скрывать это, теребить в себе что-то более яркое и горячее, чем милосердное «спасибо». Это всё выливалось в непонимание, мелкие ссоры – не скандалы, скорее молчаливое расхождение по разным комнатам, – в отлучки Сынри, тщательно законспирированные, прикрываемые бизнесом, но, тем не менее, очевидные мне, как поездки по шлюхам. Особенно всё было ясно, когда он уезжал в Сеул или Шанхай, или Гонконг, куда я не могла последовать за ним – путь из Сингапура был для меня заказан. Разумеется, там он спал с другими женщинами, имел любовниц, может и по две за ночь. Возможно, к ним его толкало именно моё прохладное и надменное отношение. Меня это мало тревожило, и я не допекала его ревностью и сценами. Он был со мной таким, каким он был мне нужен, и большее меня не волновало. – Всё, спасибо! Сделаем перерыв, пока не подъедет господин Ли, – озвучил фотограф, неглубоко кланяясь и отходя. Я приподняла подол платья и двинулась вдоль стен, декорированных книжными шкафами, оплетенными искусственными вьюнами-цветами. Спустя три шага ко мне приблизился парихмакер, поправляя прическу. Я остановилась, разглядывая корешки с золотыми буквами. Наткнувшись на имя Шекспира, я вспомнила услышанную фразу о том, что его в одной семье читают, вместо молитв. Пока занимались моими волосами, я вытащила томик и открыла с первой страницы. Как-то же нужно занять время. Пьесы начинались с произведения «Буря». Действующие лица: Алонзо, король Неаполитанский. Я закрыла глаза, почувствовав неприятную дрожь. Ох уж эти короли. Самоназванные, отвратительные, не ценящие ничего, кроме власти. Разомкнув веки, я попыталась найти в персонажах себя. Придворные, раб, шут, дворецкий-пьяница (кажется, этого я знаю). Место действия – корабль в море, остров. Меня случайно дернули за локон, не сильно, но я вздрогнула и захлопнула книгу, стиснув зубы. Сынри предложил мне перед Новым годом перебраться в какой-нибудь просторный особняк с чудесным видом на пролив… – Не хочу его видеть. Никогда, – оборвала я. – И, пожалуйста, не вози меня больше к воде. Не выношу её. И мы больше не бывали на пляже. Понимая прекрасно, что Сингапур мал до тошноты для меня, человека русского, привыкшего к тому, что можно по пять суток ехать в одну сторону и не видеть края земли, мы всё же умудрялись сузить места прогулок до тех районов, которые не были побережьем. Пролив я выдерживала только с верхних этажей, на горизонте, где он был далек и не касался меня, не мог коснуться. Набравшись сил ещё раз, я решила полистать книгу наспех, поверхностно. Глаза сами выхватывали строки, которые их притягивали. Некто Гонзало вещал: «Кому быть повешенным, тот не утонет». Я окончательно закрыла страницы, погладила обложку и всунула Шекспира в проем, почерневший пустотой в его отсутствии. Выйдя с профессионально освещенной площадки, я села за столик, к которому иногда подходил стафф, отвечающий за обслуживание задействованных на съемках людей. Он стоял у зеркала, в котором я увидела себя, уже привыкшую к макияжу, слишком часто стала краситься: то вечеринки, то выходы в высшее общество, то рестораны. Положение обязывало. Под постоянным солнцем моя кожа потемнела, а волосы выгорели, ещё посветлев. Нет, русским человеком меня скоро можно будет назвать с трудом. – Могу предложить вам что-нибудь выпить или перекусить, госпожа Уайт? – назвала меня по выдуманной для фальшивых документов фамилии молодая девушка. Я устало и равнодушно посмотрела на неё. – Кофе. Обычный. Полторы ложки сахара. Не пересластите. – Что-то в моём тоне обрубало дальнейшие вопросы и разговоры, и позволение исполнить требование не в лучшем виде. Девушка ретировалась. Я перекинула ногу через другую, устремив взор в никуда. Всё-таки встретив Новый год здесь, в этом городе-государстве, я поняла, что не покину его грядущие триста шестьдесят пять дней. Осень, зима, весна – я не видела разницы между сезонами в этих душных тропиках, всё одинаковое, монотонное, жара и влажность, небоскребы и идеально ровные дороги, китайские и индийские кварталы. Я выучила почти всё, лучшие заведения, салоны красоты, где стрижка стоила от сорока долларов и выше, бутики и маникюрные. Сынри старался не отпускать меня одну, хотя и дал мне ключи от квартиры. Но предпочитал возить везде сам, сопровождать, гулять по вечерам в парках вместе. Если не мог лично, то предоставлял своего водителя, который три раза в неделю возил меня на курсы изучения китайского и английского языков, ждал и вез домой, обратно. Сразу после Нового года, ещё в январе, мой жених решил, что убираться и готовить его невесте отныне не к лицу. – Нужно нанять горничную и повара. Приходящих, ну, через день, допустим, как считаешь? Мы лежали в постели, спасаясь под кондиционером, обдувающим спальню. Сынри гладил моё плечо, другой рукой держа мою ладонь, вернее, пальцы, на одном из которых сияло новое кольцо. – Тебе не нравится, как я готовлю? – усмехнулась я. – Да при чем здесь это? Ты очень вкусно готовишь, – успокоил он меня. – Но через день мы и так едим не дома. Зачем повар? – Пусть приходит по выходным. Ну, пойми, после свадьбы ведь будут другие хлопоты… – Я побоялась, что он заговорит о детях и, встревоженная, судорожно вставила: – Я не против горничной. – Да? Отлично. Позвоним в центр занятости, или службу подбора персонала… – У меня уже есть одна на примете. – Серьёзно? – Да. Ты ведь сделаешь мне подарок? – Сынри непонимающе и предполагая от меня очередную неожиданность повел бровью, а когда услышал мой вариант, то долго упирался, спорил, выдерживал осаду, пока мне не удалось, наконец, его уговорить. Я попросила его поехать в бордель Зико и выкупить ту женщину из Таджикистана, что говорила со мной в единственный проведенный мною там вечер. К счастью, она была жива и цела, разве что снова на начальных стадиях беременности, так что пришлось выбить из Сынри ещё и оплату аборта. Да, это попросила сделать я, понимая, что этому ребенку не грозит выжить или стать счастливым, а ещё, что он причинит одни горести своей матери, у которой и без него жизнь уже отобрала троих. И я, отдавшая свою невинность за плод внутри Вики, выступила организатором аборта, за который меня слёзно поблагодарила эта самая женщина. Если я погубила душу не родившегося младенца, то она сразу попала в рай. А на меня можно вешать любое количество грехов. Мне всё равно. Её звали Хадича. Она всё так же с акцентом и ошибками говорила по-русски, но мне нужен был кто-то, с кем я могла бы говорить на родном языке хоть как-то. И она заняла одну из восьми комнат квартиры Сынри, принявшись безропотно, с благодарностью и тщанием, свойственным среднеазиатским народам, убирать, стирать, готовить и делать по дому всё, что только требовалось. Она буквально с восхищением выполняла мои просьбы и, за спасение её из борделя, или из-за того, что никак не могла понять, как я так высоко взлетела, с благоговением служила мне, считая хозяйкой именно меня, а не Сынри. Да они и не могли бы понять друг друга, и общение, минимальное, но иногда необходимое, проходило только через меня. Я допивала кофе, когда появился мой будущий муж. Извинившись за задержку, он поздоровался с представителями журнала, поцеловал меня в щеку и, подав мне руку, пошёл со мной обратно на площадку. – Ханна не приедет на свадьбу, – шепнул он мне на ухо. Его семья была причиной откладывания церемонии, которая с изначально запланированного февраля уже дотащилась до середины апреля. Сынри никак не мог с ними сговориться и упросить прибыть на важное торжество. Отец, изначально грозившийся отказаться от него за такую крепкую связь с проституткой, найденной в публичном доме, не выходил с ним на разговор месяц. Мать держалась стороны отца, а сестра только и орала в трубку, что её брат идиот и потерявший из-за какой-то «дырки» голову дурень. Однако отец же и отошел первым, начав компромиссные переговоры, после чего подключилась и мать, и в результате родители Сынри должны были прилететь на свадьбу. С Ханной же всё было куда сложнее. – Ты будешь продолжать пытаться уговорить её? – безразлично спросила я. – Перенесем ещё раз? – Нет, пошла она к черту! Я больше ничего не буду сдвигать. – А твои родители?.. – Не жди теплого приёма. По крайней мере, от отца, а от мамы в его присутствии. Но они будут, и это хорошо. Я не хотел бы скандала в своих кругах ещё по этому поводу. – Сынри заметил, что я слишком спокойно отношусь к этому всему, будто слова проходят сквозь меня, не задевая, и воспринял это почти правильно, угадав хотя бы направление моих мыслей в связи с этим всем: – Мне жаль, что твои родственники никак не могут сюда прибыть… – Так даже лучше. Чем дальше они отсюда, тем лучше, – выдержано и ровно выговорила я. – Понимаю. Надеюсь, что Дракон не будет, как злая фея из «Спящей красавицы», которая обиделась, что её не пригласили на праздник, и принесла плохой подарок… – Тебе подобрали очень элегантный костюм, – пригладила я лацкан черного пиджака. – Правда? – Он самодовольно повел плечами, расправляя ткань на спине. – Мне вообще идут костюмы, я в них сразу всем бабам нравлюсь. – Ну, лишь бы без него они не разочаровывались, – похлопала я его легонько по лопатке. – Эй, – недовольно покосился он на меня. – Что за намеки? Тебе что-то не угодило? – Угодило, в смысле, попало в цель? Нет, ты пока не промахивался, тут пожаловаться не могу. – Даша, прекрати это ехидство, ты невыносима, когда начинаешь подъёбывать. – Прости, это от переизбытка чувств. – Господин Ли, госпожа Уайт, повернитесь на объектив! Улыбку, пожалуйста! – Мы с Сынри солнечно просияли. На заднем сиденье автомобиля мы ехали домой, пока за рулем сидел верный водитель моего жениха. Сынри болтал по телефону с восточно-китайскими партнерами, и многое я уже понимала. Смыв грим, я осталась с великолепной укладкой, которую не могла разрушить без мытья головы, столько на ней было мусса, геля и лака. Так что половина стараний имиджмейкеров продолжала существовать до конца. Сынри закончил переговоры и убрал мобильный. – Завтра нужно будет лететь в Гонконг. Очередные торги за поставщика. Дня на два. – Ладно. – Подумав, что он может обидеться на такую легкость в расставаниях, я взяла его за руку. – Мне будет трудно без тебя, ведь ещё столько всего нужно сделать к свадьбе! – Ничего, успеем. Хочешь какой-нибудь презент к свадьбе? – Я заговорщически сощурила глаза. – Есть у меня одно желание… – У меня все жилы вытягиваются, когда ты так начинаешь говорить. – Я так безумна в желаниях? – К сожалению, всех, кроме постельных. Твою бы фантазию, да развернуть на секс. После горничной от тебя не знаю, чего и ждать. – О, это не должно быть накладным. – Говори уже. – Не узнаешь ли ты ещё раз, как поживает Вика? – Губы Сынри съехались в нить, и вся мимика приобрела оттенок пренебрежения и отрицания. – Опять ты начинаешь?! Блядь, неужели нельзя уже забыть о ней?! У нас свадьба скоро, можно на ней сосредоточиться? Я не хочу знать ни о какой Вике! – Разве это так трудно? Я просто хочу знать, как она поживает! – А я не хочу! – У неё твой ребенок! – Блядь, хоть десять, мне плевать на эту Вику, ты поймёшь или нет?! – Я замолчала, отвернувшись к окну. Если бы не водитель, я бы продолжила кричать, может, влепила бы Сынри пощечину за его дрянное прошлое (да и кто сказал, что всё осталось в прошлом?). Тишина стала гнетущей, затянулась и накалялась. Будучи слабым и прекрасным полом, я поразмыслила и пришла к заключению, что мой пол должен быть и мудрее, а потому терпеливее и снисходительнее. – Мне нужен маленький отрывок информации, больше ничего, – тише и вкрадчивее, нежно попросила я, поворачиваясь к Сынри с глазами, полными подобострастия. Он посмотрел в них и, слегка расслабив позу, мотнул головой, продолжая на тонах пониже: – Если ты обещаешь, что это последний раз, когда мы о ней говорим… Я не хотел бы испортить себе жизнь постоянными упоминаниями каких-то бывших, совершенных ошибок и прочей ерунды. Я же не тыкаю тебе борделем! – Зато успел потыкать подозрениями, что я переспала с другим, пока была не с ним целую неделю в декабре. Мне стоило некоторых усилий убедить его в том, что он до сих пор единственный мужчина, с которым я спала. – Хорошо, это в последний раз. И больше я не подниму тему Вики. – Мутит от одного её имени, – рявкнул грубо Сынри. – Если бы не она, ты никогда не получил бы меня. – И проблем на свою задницу! – Я затаилась, как оскорбленная львица и, попытавшись усмирить в себе гнев, не справилась с ним, велев водителю: – Остановите, пожалуйста! – Куда ты собралась? – с удивлением повернулся ко мне Сынри. – Ты никуда не пойдёшь одна! – Почему же? Я же такая большая проблема, а что, если от меня тебя, наконец, избавят? И проблем больше не будет! – Не останавливай! – приказал Сынри шоферу, и вновь забормотал мне: – Даша, прекрати, ты тоже ляпаешь много чуши сгоряча и невпопад! – Ну вот, без меня не надо будет и много чуши слушать. Остановите! – Езжайте! – Он взял меня за запястье. – Да добуду я тебе сказ о житие этой Вики, приеду из Гонконга и сразу всё сделаю, успокойся! – Я хочу в туалет, и выпить чего-нибудь! Останови у какого-нибудь кафе, – задвигая эмоции вглубь себя, попросила я. Сынри сдался и, вникая в ситуацию, сам попросил водителя притормозить у первого попавшегося заведения. Оно нашлось на ближайшем же углу. Поправив юбку, летящую фалдами и повыше колена, я выбралась на тротуар, от которого шло тепло и, на каблуках, вошла в простое и незаполненное наполовину людьми кафе. Оглядев мельком посетителей, я решила сначала заказать что-нибудь в баре, а потом пойти в уборную. За барменом находился стеллаж с зеркальной задней стенкой, увеличивавшей количество бутылок со спиртным вдвое. Цветные ликеры и сиропы для коктейлей привлекали внимание. Подойдя к стульям, я собралась уже открыть рот, но только тогда заметила по правую руку от себя знакомую фигуру, сидевшую на высоком стуле за стойкой, обернувшуюся и остановившую на мне долгий и многозначительный взгляд. Какая удача! О таком совпадении нельзя было и мечтать. – Привет, Тэян, – немного растеряно сказала я. – Привет, Даша, – мягко и с каким-то облегчением хрипловато изрек он. Я смотрела на него, не помня уже, когда мы встречались в последний раз? Как давно это было? Он провел большим пальцем по кружке пива, которую держал в руке, но взгляд не отрывал от меня. – Как поживаешь? – Да вроде ничего, – несмело улыбнулась я, пожав плечами. – Слышал, замуж выходишь? – Поглядев беспокойно через своё плечо, я вернула внимание к Тэяну. – А что остаётся? Если это единственный шанс выжить. – Мой бывший сутенер нахмурил брови. – Не любишь его? – А сам как думаешь? – Тэян посмотрел на полированную поверхность стойки, подтянул к себе пиво, отпил, и надолго уставился в содержимое кружки. – Тяжело жить будет, без любви-то. – Умирать легче? – С любовью, пожалуй. Было бы за что. – В самом деле, было бы за что, – хмыкнула я, стараясь не делать этого слишком цинично. – А если не за что умирать, почему бы не пожить, как думаешь? – Если помирать не за что, жить-то тогда ради чего? – Я коснулась его пальцев, отводя их от кружки и, достав её, отобрала и отпила крепкого пива, поморщив нос. Однако оно было божественно холодным. – Ради жизни, Тэян. Закажи мне чего-нибудь ледяного и некрепкого, ладно? Я отойду в дамскую комнату и вернусь. Моё отсутствие длилось меньше пяти минут. Когда я подошла обратно, то рядом с Тэяном пенилась вторая кружка светлого пива, в котором градусов было поменьше, чем в его. Я забралась на стул. – Спасибо. Я ненадолго, меня ждут. – Я махнула головой назад, к выходу. Голые плечи Тэяна, не прикрытые черной майкой, смуглые и в татуировках, напряглись. – Сынри окончательно забрал тебя у Джиёна, стало быть? – Сынри не любит, когда я надолго пропадаю. Ревнует. – Ты злишься на меня, что я отвез тебя тогда к нему? Или… ты изменилась, Даша. – Я постаралась улыбнуться, искреннее и беззаботнее. – Не знаю, по-моему, я всё такая же наивная дурочка, ничего не понимаю в этой жизни, в людях, которые встречаются мне. Всё такая же трусливая и надеющаяся на лучшее. – Ты никогда не была трусливой, – заметил Тэян. Он говорил, что меня не тронут, что меня не собирались убивать. Он тоже верил, и верит до сих пор, потому что не знает. Но тот, в кого он верит, убил меня. Неважно, что я выжила – меня убили. Я мертва. Есть ли после этого честь в том, чтобы быть храброй? Я допила пиво и достала деньги, чтобы расплатиться. Мужчина поймал мою руку, остановив. – Не нужно. – Я невеста миллионера, к чему эти нюансы? – Я положила деньги, и стала уходить, но Тэян сказал вслед: – Могу я что-нибудь сделать для тебя? – Можешь, ещё как можешь. Ты ведь тоже не трус, Тэян. – Сделай меня счастливой, – наградила я его полным тоски и томления взглядом, разве что не намокшим от слёз, идущих от сердца, которое гибнет в неволе и без любви. Тэян задышал тяжелее, так что грудь его стала вздыматься. – Можешь? Нет? Тогда ничего не нужно… – Он спрыгнул со стула и подошёл ко мне, чуть ниже меня, выросшей из-за каблуков. Но его мужественность и мускулистое телосложение компенсировали эту недостачу. – Если бы я знал, как? Скажи, что сделает тебя счастливой, Даша, и я попытаюсь. – Я опустила вниз дрогнувшие ресницы. Перебирая цепочку, служащую ремешком у сумочки, я прошептала: – Иногда я думаю, что зря отказала тебе тогда… – Тэян моментально несильно схватил меня за предплечье. – Когда я предлагал тебе роль моей любовницы? Или жены? – Я подняла страдальческий взор. – Все твои предложения выглядят теперь соблазнительно. – Даша… – Молчи! – Я затрясла головой. – Мне нужно идти… Иначе Сынри придёт сюда. – Скажи мне, что он тебе невыносим, и я сделаю всё, чтобы… – Не надо, Тэян, не стоит, правда. – Он не выпускал меня, придерживая. Я опасливо оглядывалась, пока мужчина не приблизился ко мне вплотную. – Я же всё так же люблю тебя, Даша, – проговорил он. – Я постоянно о тебе думаю. Но ты тогда дала мне понять, что никаких шансов у меня нет… – Не будем сейчас ворошить прошлое. – Я забрала свою руку, вывернувшись из хватки Тэяна. Будто сорвавшиеся случайно с языка, у меня слетели слова: – Сынри улетает завтра после обеда на пару дней. Если ты найдёшь возможность увидеться так, чтобы он не узнал, мы поговорим обо всём. – Я найду, обязательно найду! – пообещал он мне, удаляющейся прочь, наращивающей шаг. Я выскочила из кафе и плюхнулась на заднее сиденье к жениху, начавшему барабанить пальцами по коленям. – Наконец-то! – Извини, что заставила ждать, – погладила я его ладонь с тыльной стороны и дотянулась до щеки, чтобы поцеловать.