Мания приличия

* *

Мы с Джиёном лежали на соседних шезлонгах у бассейна. Вокруг нас бегали Гахо и Джоли. Вчера Дракона весь день не было. Индивидуальные ли дела его вырвали, или совместные с Сынхёном, я не вникала. Полгода прожив в Сингапуре, я не воспылала желанием знать все подробности бандитского промысла. Но что-то подсказывало мне, что проблемы были не из приятных. Позднее возвращение, скупые фразы, хоть и с улыбками, но притянутыми, как мне показалось. И мы больше не обнимали друг друга по ночам. Я больше не плакала, повода успокаивать не было. А Джиён не пробудил во мне нового порыва сблизиться с ним. Все эти разговоры об убийствах, деньгах и равнодушии не располагали. Его хитрость, сдержанность, умение красиво говорить, правильно рассуждать бросали меня на мысли о том, что он приятен, что он интересен, что я хотела бы пробиться сквозь его броню, найти душу, схватить за сердце, но тотчас возникали дерзость, мат, неправильные поступки и холодность, напоминавшие, что это чужой человек, чьи желания, чьи стремления подчинены выгоде, к которой я никак не привыкну. Вот-вот образовывавшееся взаимопонимание на поверхности никуда не девалось, но глубже, там, где были эмоции, а не наши маски, мы отталкивались друг от друга. Да и могло ли быть иначе? Сегодня стояла такая жара, что мы отказались и от чая, и от кофе. С ведерком льда и двумя графинами воды и сока, мы выползли с утра под солнце, раскрыв над головами пляжный зонт. Окунувшись пару раз, я вылезла на сушу, но высохла буквально за минуту, так что постоянно манилось побултыхаться снова. Джиён, почитав какую-то книгу, отложил её и тоже окунулся, после меня, и теперь лежал в цветных шортах по левую от меня руку, положив глухие солнечные очки на глаза. Его разные по окрасу и размеру, никак по смыслу не связанные между собой татуировки хотелось стереть, как прилипший сор к худощавому телу Джиёна. Я бы убрала эти признаки криминала, пусть и не напускной, а реальной крутости, эти заявления определенной позиции, эти факсимиле жизненного опыта. – Я так хочу зиму! – простонала я, прикипая к шезлонгу. – Ничем не могу помочь, снег вызывать я не научился, – с иронией сообщил Джиён, повернув ко мне голову. – Жаль. Но зато ты способен перемещать людей. – Ты не покинешь Сингапур. – Я помню, я должна вернуться к Сынри. – На мне очков не было, поэтому Дракон мог видеть мой взгляд, а я его – нет. Несправедливо, но как иначе? Это же Сингапур, это же его король. – Что ж, буду надеяться на него. Он, конечно, в Россию меня тоже не вернёт. Но, может, свозит в Альпы? Или Финляндию? Слышала, там очень красиво. Я не хочу отмечать Новый год в Сингапуре. Ведь как его встретишь – так и проведешь. – Моя рука, свисавшая с шезлонга, вдруг была взята в ладонь Джиёна, прохладную, будто он, как порядочное земноводное, всегда имел кожу холоднее, чем кожа человека. – Что это с тобой, милый? – вновь с плохо скрытой язвительностью произнесла я последнее слово. – Приступ нежности? – Не то чтобы приступ. Так, лихорадит. – Это не заразно? – ухмыльнулась я, крепче сжимая его пальцы. – Ты думаешь, мы способны друг от друга чем-то заражаться? По-моему, у нас стойкий иммунитет. Ты до сих пор наивная Даша, я до сих пор Джиён-ублюдок. – Ну, тогда я спокойна. Хотя… – Таинственно улыбаясь, я легла на бок, к Дракону лицом. – Я уверена, что изменения произошли. Пусть их не видно, или они не так очевидны, но такое продолжительное общение не могло пройти бесследно. Ты от меня наверняка подхватил какие-нибудь идеи, как и я от тебя. – Ну, идей и мыслей у тебя маловато, чтоб их подхватывать, – засмеялся Джиён. Я шлепнула его свободной рукой, дотянувшись. – Ладно-ладно! Зато у тебя полно эмоций и чувств. Может, я тоже стал жалостливым и добрым? – Тогда я тоже могла от тебя подхватить чувства. – Ненависти и презрения? – Ощущая прилив сил и актерского мастерства, я изобразила из себя совершенно натурально то, что, как мне показалось, должно было произвести на него впечатление: – Нет, любви. – Моя рука, которая только что его ударила, дотянулась до солнечных очков и обнажила взгляд Дракона, хищный, узкий, но волевой и, как никогда, внимательный. – Любви? От меня? – Да, ты же любишь себя. – Ты теперь тоже любишь себя? – Может, я теперь тоже люблю тебя? – Раньше я не стала бы забавляться с такими словами, не зная об их искренности. Но теперь, особенно после Мино, который ещё отдавался болью в моём сердце, мне увиделась другая картина, что любовью, не настоящей, фальшивой, можно играть и забавляться, как делает это Джиён с добром и благожелательным поведением во время нашего совместного проживания. Эта людская любовь так далека от той, которая подразумевалась в Боге, которую нельзя было понять. Мне хотелось затащить Джиёна в обман, одурманить, одурачить, проучить ложью, основанной на чувствах, как это делает он сам. Он изучающе глядел на меня с минуту, так что я начала краснеть и покрываться мурашками, и отвернулась. – Как я уже когда-то сказал, твоя любовь слишком дешева, потому что делится на всех. – Это не обязательно моя вина. Возможно, никто не заслужил её целиком и полностью, – пожала я плечами. – А возможно, она находится в поиске одного, достойного. – Значит, Мино не подошёл? – Мне опять захотелось плакать. Он подошёл! Мне он подошел. Это я ему не подошла. Ему полюбилась та, другая. А я… я могу засунуть свои чувства куда подальше. – Я тоже не подойду, Даша. – Держа меня за руку, Джиён стал подниматься и поднимать меня. – Тебе никогда никто не подойдёт, потому что ты постоянно пялишься вокруг и стараешься быть внимательной ко всем, что и приводит к твоей переменчивости. Ты отыскиваешь во всех что-то хорошее и начинаешь их за это любить. Я бы не хотел пассию, которая щелкает лицом по сторонам. – Господи, ты вообще спишь с одними, а представляешь других! – А ты нет? – просиял Джиён. Я замолчала. Да, и я теперь такая же. Но если бы я спала с Мино… – Вот видишь. – Он потянул меня к бассейну. – Пошли, окунёмся ещё. – Я сначала села на край, погрузив ноги, затем соскользнула в воду, а Дракон прыгнул слету. Вырвавшись из-под воды на поверхность, потряся головой и пригладив разлохматившиеся после этого прядки, он подплыл ко мне, робко оставшейся у борта. – Как ты думаешь, если бы мы, случись такая беда, переспали друг с другом, ты бы представляла другого? – Я смотрела на него, мокрого, такого опытного, зрелого, такого восточного, такого странно мужественного в этой бирюзе, прогревшейся под солнцем. Обычно, когда он выходил из душа, влажный или разлохмаченный, то выглядел куда моложе, и – феноменально! – беззащитно. Но не сейчас, с этой выжидающей ухмылкой и надменно-арканящим взором исподлобья. Если бы я поняла, что вот-вот с ним пересплю, мне кажется, у меня вообще бы голова отключилась, не то от страха, не то от не знаю чего вообще. Пока я подбирала слова, что ответить, Джиён ослепительно улыбнулся и, прижав меня к стенке бассейна собой, поцеловал. Уже дня два такого не было. Это последнее, о чем я здраво успела подумать. Губы пленили мои губы и так сладко в них впились, что я пришла в замешательство. Всё, что я поняла – мне нравится! И скользящие касания в этой влаге по моей коже, его тело о моё тело, такая прохлада под водой, по сравнению с жарой над ней. Мои руки обвили его плечи. Наверное, мне напекло или это был солнечный удар, я не знаю, почему я делаю это? Почему целую его в ответ? И это затягивается, становится слишком продолжительно, губы слишком свыкаются с другими губами. Джиён гладит мокрыми ладонями мою шею, подбородок, я чувствую, как стекают капли с его волос мне на руки. Это необычно, освежающе, приятно. Дракон оторвался от меня, всё ещё улыбаясь. Он заговорил шепотом: – Интересно, способно ли это внезапное желание целовать тебя сохраниться надолго? – Почему надолго? А навсегда? – А навсегда – попа слипнется от такого счастья, – вытащив руку на поверхность, брызнул он с неё мне в лицо водой. Ахнув, я тоже плеснула в Джиёна, правда, куда сильнее. Он ответил тем же. Засмеявшись, с романтики и эротических тем, мы незаметно перешли на водные забавы и веселье. Переспать вновь перестало маячить на горизонте. Выбравшись на сушу, я опять легла на шезлонг. Джиён присоединился через минуту, вернув в руки книгу. Пекло обездвиживало, в том числе Гахо и Джоли, упавших в теньке под столиком и высунувших языки. – К слову о том, что мы друг от друга что-либо подцепим, – начала я, чем отвлекла Джиёна от чтения. – Ко мне тут приходила фантазия, что мы с тобой как два водоёма. Я маленький и прозрачный, а ты огромный и бездонный. Но если прорыть канал, то вода станет одним целым, и не будет разницы. – Уголок рта Дракона приподнялся. – Ну что, детка, откроем шлюзы и сольёмся? – Хмыкнув, адекватно принимая его юмор, я покачала головой. – Не знаю, не знаю, хочу ли я жить с такой дурной головой, как твоя. Тяжело, безрадостно, цинично. – Да что ж ты мне всё безрадостность приписываешь? Какая отвратительная навязчивость! – Ты можешь обижаться, но иногда твоя жизнь мне, на самом деле, кажется жалким существованием, несмотря на деньги, богатства твои и власть. – Плохой выебон, Даша. Жалким ей кажется… ты так себя успокаиваешь или, по-прежнему, предпочитаешь жить с закрытыми глазами и, плевав на очевидное и отвергая любые аргументы, считать себя со своими принципами правой? – Да при чем здесь это?! Просто… ну, если тебе так хорошо и замечательно, почему ты не можешь радоваться, не ввергая меня в пучину своих счастливых и независимых от других страстей? Почему я задействована в твоём садистском счастье?