Страница 81 из 105
====== У бассейна ======
Я накрыла у бассейна белый деревянный столик, какие часто ассоциируются с набережными, курортами и чем-то дворянским из девятнадцатого века; круглый, с ножкой в центре, которая расходится под столешницей тремя ветвями, и так же, симметрично, тремя корневищами упирается в пол, закручиваясь наподобие скрипичного ключа на концах. Вокруг него Джиён включил фонари, сиреневатым рассеивающимся светом озаряющие пелену сумерек. Прохлада, наконец, опустилась на землю, позволив мне надеть платье с рукавами. Сынхён приехал к нам на ужин, привезя бутылку вина, как намек, чтобы друг доставал из своего погребка ещё. Мне тоже налили, и мы втроём сидели и выпивали, глядя то на воду пролива, то на воду бассейна, одну такую темную и глубокую, а другую такую прозрачную до дна. Почти как я и Джиён; он, которого никогда не узнать до конца, не объять, не разгадать, и я, которую он способен прозреть насквозь. Такие разные. Но если бы между проливом и бассейном прорыть канал и их воды слились бы воедино, разве кто-нибудь когда-нибудь уже бы различил, где чья вода? Да и она уже почти одинаковая, просто в той, что течет без границ, омывая берега Сингапура, много соли и прочего, лишнего, занесенного случайно или специально. А в этой, что возле нас, чистой и пресной, ничего, кроме того, что должно в ней быть, она стерильна, предсказуема и безопасна. В ней никогда не поднимется шторм, способный погубить, а чтобы её слить, достаточно включить систему насоса, открыть трубы, даже вычерпать можно. А кто способен осушить пролив? Никто.
Кисловатый привкус совиньон-блана на языке и запах нескончаемого океана, где песок, водоросли, медузы, экзотические рыбы, туземцы, днища кораблей, подгнивающие сваи пристаней смешиваются в сингапурский коктейль. Из звуков только плеск воды и звон стекла и фарфора, если мы задевали посуду. – Скоро Новый год, – произнес Сынхён, откинувшись на спинку и вытянув ноги в жемчужно-серых брюках, из-под которых показались белоснежные носки, уходящие в черные ботинки. – Хочешь бурно отметить? – так же тоскливо и негромко спросил Джиён. – Напиться, разве что. – Для этого не нужны праздники. – Надо бы делами заняться… – Подзапустил? – Я допила вино, которое никак не могла оценить. Понимая, что оно настоящее и дорогое, я всё равно считала его противным. Я люблю что-нибудь послаще, но не пойду за соком в дом, хочу послушать этих двоих. – Немного. Тут возникла перспектива расшириться в Джакарте, фактически без риска. К тому же, там нет конкуренции… – Они заговорили о делах, а не чём-нибудь интересном. Я поднялась, сразу привлекшая этим внимание Джиёна, изменившего только положение зрачков. – Давай не будем о бизнесе. Даше скучно. – Я хотела принести ещё закусок… – Это повод. Причина – тебе скучно. – Сдавшись, я развела руками и села обратно. – Я ничего не понимаю в ваших махинациях, кроме того, что они незаконные и приносят много вреда людям. – Зато много пользы нам, – улыбнулся Дракон. – Ты всё вывернешь так, что тебе это принесет пользу, – заметила я. – Да-да, он такой, – подтвердил Сынхён. – Это как ухудшающаяся экология не вредит крысам и паукам, так никакие преступления не вредят ему. – Теперь я уже в одном ряду с крысами и пауками? – уточнил Джиён, разочаровано вздыхая. – А что, ты и паутины плести умеешь, – загнула я палец, – и… – Я едва не выразилась грубо, но не стала первой начинать очередную склоку, изобретая скабрезности, поэтому замолчала. – И крыса та ещё? – засмеялся Джиён. – Да, возможно, с той разницей, что я никогда бы не побежал с тонущего корабля. – Как это стало часто происходить в последнее время, мы посмотрели друг другу в глаза. – Любой корабль, когда узнает, что на его борту ты, испугается и перестанет тонуть. – Дракон развеселился громче. – Ты преувеличиваешь мои возможности. – Ты же сам говорил, что тебе нравится проводить аналогию между собой и Богом? Почему бы и не приписать тебе некоторые его способности. – Если бы я на самом деле обладал всемогуществом – это было бы ужасно. Не исключено, что я просто уничтожил бы всё. Ради развлечения, или потому что оно мне не нравится, или что-то стало раздражать. Махнул рукой – и нет ничего. Вот ты бы сама, если бы стала Богом, что бы сделала? – Когда-то первой же реакцией на это стало бы замечание «что за святотатство!», но сегодня я приняла эту игру и задумалась, решив представить, что бы делала я, если бы обладала неограниченной властью? – Навела бы порядок. Устранила несправедливость, уничтожила болезни и стихийные бедствия. – Хорошо, я не беру снова в расчет то, что люди тогда бы уничтожили Землю от переизбытка себя самих. Допустим, наступила гармония. Но мы сейчас говорим о тебе, как о повелевающей этим всем силе. Ты бессмертна, вечна, не подвержена никаким изменениям. Ты наладила жизнь на планетке, которая находится под твоей опекой. Что ты будешь делать дальше? Ты живёшь с начала времен, и никогда не умрёшь. Ты будешь просто наблюдать, как копошатся эти муравьишки под твоей щедрой дланью? – А что ещё я должна делать? – Нет никаких «должна». Ты высшая инстанция, что хочешь, то делаешь. – Я опять задумалась. Что-то снова мозги начинали шевелиться, может прекратить эту беседу, пока она не ушла слишком далеко? – Да, тогда просто буду смотреть, и если что-то пойдёт не так – буду вмешиваться, чтобы помочь и исправить. – Ничего не пойдёт не так, всё, ты создала идеальный мир, твоя функция исчерпана. Ты можешь сдать пост и уходить на пенсию. Только уходить некуда. Вокруг бесконечная безмолвная Вселенная. Не исключено, что ты вся она полностью и есть, мы же не знаем, что такое Бог, верно? Ну, если предположить, что он всё-таки есть. Так вот, на Земле у тебя всё заебись, как ни глянь – процветают, орут песни, радуются. Прямо вайшнавы, поющие «Харе Кришна». Может, тебе захочется присоединиться, но разве это осуществимо? Нет. Разве не начнёт тебя раздражать, рано или поздно, эта счастливая и беззаботная возня? – Почему она должна меня раздражать? Я их создатель, значит, они мои дети. Разве счастью и успехам детей не радуются? – Вечно? Не имея возможности участвовать? И они при этом даже не знают о том, кому всем обязаны, кто их породил. Какая неблагодарность! – Если бы я была Богом, я бы дала знать людям, есть я или нет меня. – Каким образом? Ты же не думаешь, что ты была бы в человеческом теле, имела бы руки, ноги, голос. Ты бессловесная сила, энергия, которая движет всем своими мыслями. – Тогда я внушила бы мысли… – Ну, то есть, по сути, так оно и происходит на самом деле. Какие-то люди слышат голоса, наблюдают видения. И все мы видим, что это не приводит к единому результату, возникает много войн и споров, кто же услышал правильно. В чем же проблема? Как определить, кому именно Бог послал верный сигнал? – Не знаю, – обрубила я. Джиён опять издевался над религиями. Или надо мной? Я посмотрела на Сынхёна. – Что ты думаешь по этому поводу? – Я как-то взялся поиграть в Sims. Создал там себе семейку, играл недели две, днями и ночами, аж до правнуков доиграл, – мужчина пожал плечами, будто извиняясь за последующие слова, – потом мне так надоело, что до сих пор тошнит от этой игры. Больше я к ней не возвращался. – Сынхён смочил губы вином и, с прищуром, возникшим от того, что он поморщился от спиртного, воззрившись вдаль, договорил: – Если предположить, что придётся управлять вот так кем-то и наблюдать за чьей-то жизнью вечно, пожалуй, меня бы это тоже начало раздражать. Я не так кровожаден, как Джи, я бы не стал никого уничтожать. Я бы поступил так, как поступил с Sims – закрыл и больше никогда не открывал. И мне уже никогда не стало бы интересно, что у них там произошло дальше. Похоже, наш Бог, кто бы он ни был, именно так и сделал. Из нас троих, несмотря на амбиции Джиёна, божественная логика была ближе всех Сынхёну. Потому что он странен, или потому что однажды так близко пережил потерю, познакомившую его с границами жизни и смерти? В любом случае, Сынхён рассудил наиболее реалистично. Люди жили и выживали, как могли, и уже очень давно не чувствовалось вмешательство чего-то потустороннего. – Вот видишь, Даша? – отвлек меня от дум Дракон. – Три разных мнения, но все они сводятся к тому, что даже Богу было бы тяжело. Да любому, у кого есть неограниченная власть. Это тяжелее, чем если у тебя её нет вовсе. Поэтому не приписывай мне всемогущества. Я не хочу его. С ним либо умирают от скуки, либо сходят с ума. Причем чаще в агрессивную сторону. – Вот что, – поднялась я, всё-таки надумав сходить за закусками. – Вы, как мужчины, насквозь эгоцентристы и эгоисты. Вы пытаетесь судить Бога по себе. Не смешно ли? Вы серьёзно думаете, что он обладает какими-то такими же качествами, чувствами, желаниями? И не мечтайте. Возможно, это совершенно безмятежная субстанция, которая ничего не хочет, и ничего не ощущает, и нашему человеческому разуму её и близко не понять! А вы не только хотите понять, но ещё и проанализировать, разложить по пунктам! – Я слышу рациональное зерно, как приятно. – Джиён улыбнулся. – Я рад, что ты сама пришла к этому. Это ведь не я считаю, что Бог должен относиться с жалостью, трепетом и пониманием, с любовью к своим созданиям. Я согласен именно с той точкой зрения, которую ты только что высказала: если и есть нечто над нами, повелевающее и творящее, то у него нет никаких человеческих достоинств. Оно не понимает нас точно так же, как мы его. И единственное, как можно наиболее верно описать его отношение к происходящему – равнодушие. Я посмотрела на Сынхёна, молча кивнувшего этому утверждению. Я сама вывела теорию под этот вывод? Нет, я имела в виду что-то другое, только объяснить это не могу, на то оно и божественное, но… нет, не может такого быть. Равнодушие не должно быть присуще Богу. – И что же, ты думаешь, что если равнодушие – признак Всевышнего, то тебе только им и нужно обладать, чтобы уподобиться? – хмыкнула я скептично. – Как мы только что выяснили, это единственное, что помогает выжить и не сойти с ума, наблюдая за происходящими в мире событиями. – Да, только само это слово подразумевает наличие души. – Дракон пристальнее впился в меня глазами. – Равнодушие. Где тебе его взять, если нет души? А души принадлежат людям, стало быть, равнодушие – тоже исключительно человеческая черта, и глупо приписывать её Богу. В нём, по твоей логике, должно быть то, чего нет в людях вообще. – Любовь? – вдруг спросил Джиён. Я застыла. Он считает, что её нет в людях? Вообще-то, если на то пошло, то в христианстве есть такая фраза, что Бог – и есть любовь. Но означает ли это, что подобного чувства, не части его или его подобия, а самого натурального, идеального чувства любви в людях нет? И только через веру они её обретают, для того им и нужен Бог, чтобы научиться любить. Я посмотрела на Сынхёна, который всё ещё не поворачивался к нам. И снова он из нас троих ближе всего к познанию божественного. – А что, если так? – ответила я Дракону. – Любовь, по-моему, лучше чем равнодушие помогает выжить или пережить что-либо. Имея её в сердце, никогда не разозлишься, не разочаруешься, не прогневишься. Вот тебе и объяснение, как выдержать целую вечность в стороне от всего. Любовь – вот в чем смысл. И заметь – это всё вышло из твоих логических рассуждений. – Возможно, в ней есть смысл, пока она не заканчивается, – хохотнул Джиён. – Скажу жуткую банальность, но любовь не заканчивается. А то, что заканчивается – не является любовью. – Сынхён обернулся и, бросив на меня быстрый взгляд, тепло улыбнулся, возвращаясь к вину. У меня на сердце как-то полегчало от этой его улыбки. – С вашего разрешения, принесу ещё закусок. – Единственное, что у меня не заканчивается, – хмыкнул Джиён. – Это деньги. Вот она, моя взаимная любовь.