Страница 101 из 105
====== Знакомый номер ======
Сбежав быстро, как только могла, я вызывала такси и одновременно с тем спешила к автобусной остановке, которую назвала отправной точкой для вызванного транспорта. Не к особняку же Дракона его вызывать? Отсюда до Марины Бэй минут пятнадцать-двадцать езды, время ожидания такси спишу на сборы, которые мне уже не нужны. Я не хочу, чтобы Сынри узнал, откуда я к нему приехала. Мне не нужно, чтобы он принимал нас с Джиёном за любовников и возлюбленных, никто не должен считать нас таковыми.
Я убежала от Джиёна без оглядки, лишь у дороги подумав о том, что, возможно, никогда его больше не увижу, но лучше не думать об этом сейчас, иначе что-нибудь пойдёт не так. Нужно сосредоточиться на Сынри, который о чём-то хочет поговорить. А вдруг попытается избить ещё сильнее? А если он пьян? Если я замечу, что он пьян, сразу же уйду из номера, я ненавижу нетрезвых. А если он попытается завалить меня в постель? Этого я тоже не вынесу, но что-то во мне было уверено, что после информации об измене Сынри не ляжет со мной в одну кровать. Скорее всего, он приготовил бумаги для развода. И я с удовольствием их подпишу, да… Но что дальше? Куда я денусь, не имеющая права быть с Джиёном, не жена Сынри, никому не нужная? Вернусь в бордель Тэяна на заработки? Тэян меня, несомненно, примет и в другой роли, не подкладывая ни под кого, и сам не станет настаивать, но я не буду пользоваться его добротой. С Мино всё выяснено и завершено, остаётся Сынхён? Он обещал отправить меня в Россию. Такси подъехало, и я погрузилась на заднее сиденье, прервав мысли о неизвестности. Путь с Сентозы до Марины Бэй был не самым красивым; даже если бы я ехала днём, а не ночью, рассматривать было бы нечего. Это тот участок побережья (один из подобных), где разгрузочные и грузовые терминалы заменяют на берегу пляжи, на семь километров тянутся подъёмники, танкеры, краны, чьи лебёдки никогда не перестают крутиться, поскрипывая, снимающие и поднимающие товар, перевозчики, отгоняющие в прицепах принятое в амбары, пакгаузы и склады. Плавдоки, топливные заправки судов, техническое обслуживание нуждающихся в ремонте морских посудин. Ночью работа там шла не так активно, как днём, но всё равно горели дежурные и сигнальные огни, и, скорее всего, бизнес Джиёна делался именно в такие часы. В подобном же месте, только в Западном регионе Сингапура, в Джуронге, находился нижний бордель. Где-нибудь есть и притоны для наркоманов, тайные, естественно, ведь в этом государстве с наркотиками всё очень строго. Но благодаря колоссальной торгово-экономической суматохе и тому, что город является одним из крупнейших портов мира, незаметно здесь можно было провернуть многое, здесь, в терминалах Кэппела, в Куинстауне, который я неплохо изучила благодаря тому, что там находился Национальный университет, в котором я посещала языковые курсы, на том самом Джуронге или в районе Бун Лей. Злачных и закопченных промышленных зон в Сингапуре хватает, на всём его Западном побережье, а вот на Восточном, от Марины Бэй до самого аэропорта Чанги, одни зоны отдыха. Северная же половина государства, та, что развёрнута к Малайзии, от которой отделяется проливом Джохор, вообще в основном рай земной. Боже, я так хорошо знаю Сингапур, что это пугает. Я сейчас не смогу так хорошо вспомнить свои родные места, не найдусь, наверное, где купить что-нибудь нужное, а здесь способна подрабатывать гидом, указывать дорогие рестораны и дешевые закусочные, фирменные бутики и распродажи, рынки со свежими продуктами и супермаркеты с полуфабрикатами. Я знаю, как проехать в зоопарк, к колесу обозрения, к учебным заведениям и яхт-клубу. Неужели я больше не русская? Неужели этот город врос в меня, и я настолько с ним сроднилась, что уже люблю его жару и влажность, не замечаю отсутствия снега, знакомой речи, привычных блюд? Нет, неправда, я очень скучаю по холодам, по узнаваемым лицам, по простоте и быту своей глубинки. Я очень хочу домой, в Россию, потому что Сингапур для меня – Джиён, а если мне не видеть его никогда больше, то и этого города для меня нет. Невозможно жить в окружении всего принадлежащего Дракону, ощущать себя принадлежащей ему, и больше никогда с ним не пересечься. Такси нырнуло в широкий туннель, снова вынырнуло на поверхность, где слева возникли светящиеся небоскрёбы, а справа, за ограждениями дороги, сливаясь с непроглядным небом, чернел до горизонта Сингапурский пролив, одним сплошным полотном, и сквозь стекло машины огни кораблей вдали различались лучше, чем звёзды. Мы подъезжали к отелю. Это очень напоминало приезд в аэропорт, потому что комплекс Марины Бэй мало того, что состоял из трёх башен гостиницы (связанных между собой изнутри на первых этажах и имитацией гигантской лодки на крышах), так ещё из торгового центра, выставочных залов, музея, концертных залов и залов для конференций, и для того, чтобы оказаться в нужном месте и не заблудиться, дорога размножалась на улочки и переулки с указателями, куда, как и к чему ехать, на стоянку ли, к главному входу в отель, к Шоп-центру или Скай-парку. Но местные таксисты никогда не путались и знали всё наизусть. Поэтому я без проволочек выпрыгнула у парадного подъезда, оплатив свою доставку, и поспешила внутрь. Песочные мраморные плиты под ногами отзеркаливали сотни лампочек, что горели в большом холле, людей было много, как всегда, тут не бывало сиесты или обеденного часа. Толпы туристов, въезжающих, съезжающих, длинный ресепшен с услужливыми девушками. Я знала, куда примерно идти, но не помнила этажа, к тому же, не хотелось вдруг быть остановленной охранником, а потому предпочла подойти к свободному администратору и уточнить, где именно находится господин Ли Сынри? Рядом с рекламными проспектами стояла глубокая стеклянная плошка с леденцами, откуда я зацепила один, чтобы наверняка не пахнуть табаком. Поблагодарив за помощь, я направилась к лифту с конфетой во рту. Я сейчас нервничала не меньше, чем в ту ночь, когда потеряла девственность, но сам характер волнения был другим. Нет того безысходного страха и отчаяния, нет желания плакать и просить кого-нибудь о помощи. Я нервничаю, потому что не знаю, как решить собственные трудности, которые собираюсь решать именно сама. Не убегать от них, не безвольно падать и ломаться, не искать бритвы поострее – действовать. Этому раз и навсегда научил меня Сингапур, не смиряться, хотя смирение и есть одно из главных христианских достоинств, но, как заметил однажды Джиён, ждать райских наград, ничего не делая, а только молясь – это святость, а попытка приобрести их, прикладывая усилия – грех. Почему же христианский Бог любит безынициативных и тщедушных тварей? Потому что создал их себе на потеху и не хочет, чтобы они противились его, даже жестоким, желаниям? Я давно утеряла ответы на все эти вопросы, и не хотела больше пытаться реабилитировать Бога или отвечать за него. Если бы он хотел доказать что-то кому-то, тому же Джиёну, то нашёл бы, как вывернуть жизнь того так, чтобы тот всё осознал, но если подобных чудес не произошло, то зачем я буду стараться? Кто я такая, чтобы работать пиар-менеджером Иисуса? Часто мы берёмся за проповедничество идей, авторы которых у нас этого не просили, или вообще бы ужаснулись нашей интерпретации их теорий, или хотя бы выбранным для донесения информации методам. Христос был воплощением терпения, а я, ещё живя в России, видела множество прихожан, которые фырчат и грубят людям, неправильно что-то совершающим в каком-то обряде, или случайно задевающим что-то в церкви. Разве такие неофиты привлекут ищущих духовного отклика в паству? Если бы я не родилась в семье священника – меня бы никогда не привлекли. Я была таким же негативным образом для Джиёна. Я не показала ему счастья, понимания и здравомыслия, будучи православной. Я огорчалась, не умела находить выходы из ситуаций, срывалась, спасалась только благодаря его вмешательству, и страдала тоже. Он наглядно видел, что его воля в моей судьбе определяющая, как же он мог проникнуться ещё чем-то, помимо того, что и так знал: ему никто не может сказать и слова против, он король этой жизни, этого государства, окружающих его людей. Лифт открылся передо мной, и я прошла к президентским апартаментам. Постучать или не надо? Предупредить о своём появлении? А если заперто, то придётся стучать, но если Сынри просил привезти меня, то он в любом случае ожидает меня. Я попробовала просто повернуть ручку, и дверь поддалась, будучи открытой. Толкнув её, я оказалась внутри и, узнавая обстановку, виденную несколько месяцев назад, стала замечать то, что тогда не в состоянии была заметить, вплоть до большого чёрного рояля, стоявшего у стены поодаль. Как говорится, слона-то я и не заметила. В прошлый раз я не могла думать ни о чём, кроме того, что лягу под чужого и неприятного мне мужчину, что он сделает со мной что-то, чего я до тех пор не ведала. И сделает он это гадко, развратно. И вот этот чужой мужчина – мой муж. Его манеры в сексе несколько изменились, он стал мягче и внимательнее, он не лез, если у меня было откровенно плохое настроение. Он перестал быть мне сильно неприятным, и даже завоевал благодарность и расположение. И сейчас он сидел в глубине номера на кровати, глядя в пол, ссутулившись над коленями. Плавно приближаясь, я старалась почувствовать, в каком он находится состоянии? Возле него не стояло ни одной бутылки или стакана, запаха алкоголя тоже не было. Трезвый? Уже хорошо. Подступая, я чуть вытянулась, чтобы заглянуть в его руки, лежавшие между ног, на которые он оперся локтями. Нет ли там ножа или пистолета? Нет, в них ничего не было, пальцы сплетались друг с другом. Выдохнув, я немного расслабилась и набралась смелости произнести: – Привет. – Сынри размеренно выпрямил спину и обернулся корпусом ко мне, продолжая сидеть. – Доброй ночи, дорогая супруга, – без сарказма, но всё равно как-то уничтожающе сказал он. – Я… – Присядешь? – Он указал на стул напротив него. – Не хочется, – стушевавшись немного перед ним, покачала я головой. – Не думаю, что удастся быстро поговорить, лучше сядь. – Я послушалась и опустилась на сидение. Сынри замолчал, не зная, с чего начать. Я и подавно не знала, ведь поговорить хотел он, а о чём – понятия не имею. Тишина сразу же стала тягостной, чёрной, не спасаемой светом двух бра над изголовьем кровати, кроме которых в спальне ничего не горело. Я даже пошевелиться стеснялась, но конечности, как назло, от напряжения стали быстро застаиваться, и я заегозила, пару раз сменив позу. Только минуту назад я подумала, что Сынри перестал мне быть чужим, но вот он молчит, и я как будто не имею никаких прав перед ним: побеспокоить, коснуться, спросить, отвлекать. Это был редкий момент, когда в моих глазах он выглядел очень солидно и грозно, заставляя забыть о своём низком блядстве и отсутствии стержневой мужественности, за которую можно было бы полюбить. В такие мгновения в нём что-то такое было, притягательное, основательное и внушающее доверие. Больше всего сбивал с толку его взгляд, не останавливающийся на мне, не видящий меня. Есть две разновидности не ловящегося взгляда; первая – когда человеку стыдно, и он отводит глаза, не в состоянии сказать правду или признаться в чём-то, вторая – как раз та, которая сейчас присутствовала, когда человек обижен или оскорблён вами, и не хочет смотреть на вас, видеть, и от этого чувствуешь себя виноватой, не в своей тарелке, куском какой-то грязи, и даже очень хочется, чтобы наконец-то на тебя взглянули, но продолжают не смотреть, и презрение к самой себе сверлит до костей. Молчание сгибало и нервировало, так что я снова стала инициатором её истребления: – Посмотри на меня, пожалуйста. – Помешкав, Сынри дёрнул желваками и, оправив пиджак спереди, надменно повернул ко мне лицо, впившись глазами в мои. Так и будет тянуть резину? Я не могу так. – Мы разводимся? – Тебе этого так хочется? – Я думала, этого очень сильно захотел ты, – заметила я, ведь об этом именно он заговорил, узнав об измене. – Я был у Джиёна и говорил с ним… – испытывая меня взором, следил за моей реакцией Сынри. – С каких пор он стал выдавать справки о расторжении брака? – не дрогнула ни одна мышца моего лица. – С некоторых пор он стал давать для этого весомые поводы! – Чтобы не повышать тона и дальше, Сынри встал и подошёл к окну слева от меня, сунув руки в карманы и уставившись в ночь. Вид из президентского номера открывался на сияющую мириадами огней часть Сингапура. – Я объяснила тебе, зачем это сделала. – Я знаю, – спокойнее бросил муж. – Но я не могу теперь избавиться от картинки перед глазами, как этот тошный слизень тебя трахает! – Развернулся ко мне Сынри и, нависнув надо мной, достаточно громко выдал жалобу. Надо же, я тоже никак не могу забыть о том, как мы с Джиёном были вместе. – Я всё время думаю о том, как он на тебе елозил! Как лапал тебя, как касался тебя своими драконьими губищами! – Прекрати, – тихо и примирительно произнесла. Не так уж всё было и плохо, подумала я уже не вслух. – Наверное, ещё и ухмылялся после этого, да, унижая меня и мою гордость? Он всюду тебя трахнул, а? Как он это делал? Что он с тобой делал?! – Перестань! – крикнула я, и Сынри замолчал. Я прижала ладони к ушам, закрыв глаза и призывая терпение. Не хочу ни с кем обсуждать то, что было. Это моё, его и моё, наше, оно слишком сокровенно, чтобы кто-то лез туда и пытался озвучить, нарисовать картину произошедшего. – Покажи мне, осталось на тебе хоть одно место, которое он не поимел?! – А покажи мне на карте хоть одно место, из которого ты никого не трахал! – рявкнула я, успокаивая его. Сынри поджал губы, переведя взгляд ниже, на мою грудь, обтянутую скромным платьем. – Он наверняка балдел от твоей груди, да? – Хоть где-то угадал, надо же! – Она у тебя слишком идеальная, в меру пышная, таких не бывает у азиаток. Но она моя! Моя! – Сынри сорвался и, подхватив меня за бока, поднял со стула, начав расстёгивать молнию на спине. Я попыталась вырваться. – Пусти! Что ты делаешь? Отстань! – Убирая от себя его руки, я вертелась, но молния всё равно расстегнулась до середины, однако моё сопротивление подействовало отрезвляюще и Сынри, остановившись, прижал меня к себе оголившимися лопатками, пересеченными полосой бюстгальтера, прижал так крепко, обняв под грудью, что спёрло дыхание. Его губы поцеловали моё ухо. – Ты моя, Даша, моя! Мы забудем это всё, правда? Уедем и забудем, ты больше ни с кем не будешь спать, кроме меня. Если хочешь, со мной тоже можешь спать не часто, иногда, чтобы я чувствовал тебя хоть иногда, знал, что ты моя, что ты больше ни с кем… Мы простим друг друга? – Он развернул меня на себя и стал покрывать лицо поцелуями, особенно остановившись на синяке, сделанном им же самим. Мне не было больно или противно, но всё равно почему-то хотелось удержать его от этих жестов – Куда ты собрался уезжать? – уловила я главную мысль, остановив его. – Из Сингапура, прочь отсюда, здесь нечего делать! И я не смогу тут больше находиться, всё время поблизости с человеком, который… Нет, это невыносимо! – Однако он не ответил на мой вопрос «куда?». Откуда и без этого было ясно. Я взяла ладони Сынри в свои и потрясла их, привлекая внимание и приводя его в себя. – Я же больше не дракон, Джиён подтвердил, что отпустил меня, поэтому свои дела впредь я могу решать и дистанционно. Я сказал ему, что уеду, как можно быстрее, чтобы не видеть больше его морду, но тебя заберу с собой. – Я замерла. Пульс убыстрился, застучав гулко в висок. – И? – Он сказал, что мы свободны. Но даже если бы он не соизволил дать согласие, я всё равно бы увёз тебя отсюда. – Я стояла и чувствовала, как слабеют ноги, как разжимаются мои пальцы на его руках. Отпустил, освободил, отправил подальше… Я понимала, что именно это мы обсудили и приняли, что будем далеки друг от друга добровольно, что так надо для нашего спасения, но легко ли сердцем принять, что мужчина, которого любишь, отпускает тебя и не пытается удержать? Отпускает с другим, возможно, навсегда. – Куда… куда ты хочешь, чтобы мы уехали? – Сынри вымучено улыбнулся, погладив меня по щеке. – У нас же медовый месяц. Я очень хотел придумать что-то замечательное для тебя, что-то особенное, что-то, что тебе бы понравилось. Ты поедешь со мной в Россию? – Я ахнула, подавившись эмоцией. Я сплю? Я так часто мечтала о возвращении на родину, что всякая надежда на её посещение уже смешна, как анекдот, повторяющийся десятый раз. – В Россию? – Да, я её совсем не знаю, что там можно увидеть, и есть ли там хорошие места для медового месяца, но, я думаю, мы должны посетить твой дом. Твою семью, твоих близких. – Близких, которые думают, что я давно мертва? – хмыкнула я, не веря в происходящее. – Уверен, они с радостью убедятся в обратном. К тому же, разве не должны родители узнать, за кого ты вышла замуж? – Шокированная и в момент лишенная какой-либо энергии, я плюхнулась на стул, так что Сынри пришлось сесть рядом на корточки. – Ну, ты чего? – Я не знаю, это всё так внезапно, так… желанно, и в то же время, я совершенно не представляю, как быть и жить дальше, я только сжилась с Сингапуром, обустроилась в нём, хотя и всегда понимала, что не хочу быть здесь, и всё это временно. Я надеялась на то, что всё это временно, и вот… конец. А что будет дальше? – Никто никогда не знает, что будет дальше, – взял меня за руку Сынри. Ну да, кроме Квон Джиёна. – Но ты согласна лететь в Россию? – Спрашиваешь? – окончательно понимая, что на этот раз это не шутка, не розыгрыш, а реальная возможность очутиться дома, я одновременно улыбнулась и заплакала. – Господи, Господи! Россия… домой… домой! – Я уткнулась в ладони и слёзы полились сильнее, хотя я скорее со смехом произносила слова, нежели со страданием. Сынри гладил меня по голове, придерживая за запястье. – Как же я хочу домой, как же я хочу туда! И никогда больше сюда не возвращаться. Сынри, скажи, что так и будет? Что я не проснусь завтра в борделе, что меня не посадят в самолёт, который направляется в гарем арабского шейха, что я не буду продана на органы, что я доберусь до дома? – Он встретил мой взгляд и, потянув меня со стула, шепнул: – Иди сюда. – Я сползла в его объятья, и мы уселись на полу, застеленном мягким ворсистым ковром. – Ты будешь дома, Даша. Я буду рядом и прослежу, чтобы всё так и было. Я никогда не позволю тебе оказаться ни в каком притоне. Ты моя жена, и будешь ею. – Когда мы летим? – оживая и уже начиная выстраивать какие-то радужные планы, поинтересовалась я. – Если успеем собраться завтра, то завтрашним ночным рейсом. – Боже, как скоро… А как же Хадича?! – вспомнила я, отстранившись и посмотрев на Сынри. – Опять ты умудряешься думать об окружающих? Пока присмотрит за нашей квартирой, а потом мы подумаем, что с ней делать. Если хочешь, тоже её на родину отправим. – Нужно сначала будет спросить её, – задумчиво произнесла, положив голову на плечо Сынри и размышляя, что я скажу маме и отцу, когда их увижу? Как произойдёт эта встреча? Я вся уже была в своей родной деревне, за тысячи километров отсюда, и единственная часть, которая оставалась тут, в Сингапуре, засела где-то в особняке Джиёна, но это уже безвозвратно, я не отвоюю её там. И в то же время, приводя разум в адекватное состояние, я обнаруживала себя рядом с мужчиной, который не вызывал во мне никаких отрицательных эмоций. Я прислонилась к нему, как к человеку, способному помочь и спасти меня. Он с самого начала, с самой первой нашей встречи был таким человеком, ему ничего не стоило купить меня и отправить домой. Однако он, как и я, всеми своими добровольными поступками загонял себя в полную задницу, вынужденный подчиняться мафии, рисковать собой. Не одна я тут, всё же, дурочка. Но теперь это был не спонсор и меценат, теперь это был мой муж, который брал мою судьбу в свои руки, и способен был распоряжаться ею, только делал это, наконец-то, хорошо и правильно, напортачивший не меньше моего. Мы опять некоторое время просидели в тишине, пока я не спросила: – Почему ты передумал разводиться? – Не знаю… вернее, я знаю почему, но не знаю, почему так получилось. Я вдруг, каким-то озарением, понял, что это был очередной твой поступок на благо другого человека, вопреки твоей собственной сохранности, твоим принципам. – О боже, я ввела его в такое заблуждение! Я солгала ему, и моя ложь обернулась положительным результатом? Имею ли я право пользоваться добротой Сынри, возникшей из-за обмана? Боже, как я себя скверно почувствовала, зачем, зачем я сказала, что переспала с Джиёном ради его свободы? А что я должна была сказать? Я не могу пойти на попятную, тогда придётся объяснить, что между мной и Драконом нечто большее, а это запрещено, это невозможно, я обязана остаться при своём вранье и пожинать его плоды. Угрюмо притихнув, я слушала Сынри. – Ты совершала подобное и раньше, но почему я не задумывался? Не знаю. Ты отдала мне себя за Вику, ты отдала себя Джиёну за меня… Ты отдаёшь последнее и единственное, что у тебя здесь есть – своё тело, и это… Это ужасно, как древнее рабство. Я представил себя на твоём месте, без денег, без связей, без чего-либо, кроме самого себя, и даже это ты не оставляешь себе, а швыряешь во спасение кого-то. И нам, не замечающим этого, кажется нормально воспользоваться предлагаемым телом, в то время как, если бы нищий отдавал нам последний кусок хлеба, мы бы его не взяли, посчитав, что это слишком бесчеловечно и отвратительно. Почему же я не понимал, что ты в Сингапуре отдавала не то, что нетрудно отдать и, как говорят, «не обмылится», а свой последний кусок… неважно чего, самой себя, души, своей чести и принципов, но ты хоронила себя без остатка в попытках помочь кому-либо вокруг. – Сынри вздохнул, обняв меня крепче за плечо. – Да, я вспылил, осознав измену, но если бы ты не поступала таким образом, то не досталась бы однажды и мне… Я не мог окончательно осудить поступок, который подарил мне тебя. – Поэтому ты приехал в этот номер? – спросила я у него, положив руку с обручальным кольцом в предложенную ладонь, на безымянном пальце которой красовалось такое же, только пошире, и без надписи с внутренней стороны. Вот ещё один секрет, который мог бы разоблачить мой обман, и единственный шанс не проколоться – никогда не снимать кольцо. «Чтобы получить её, нужно убить дракона» или «вместе нужно убить дракона»? Обе расшифровки одинаково верны. Пока жив Дракон, я всегда буду принадлежать ему, даже в России, даже в Африке и на Северном полюсе. Но под драконом, которого следует убить, мне кажется, во втором случае подразумевается не Джиён. Мы с ним оба драконы, и наша страсть, наше влечение, наша любовь, которая сплела наши жизни – вот что есть дракон. И мы должны убить его вместе, чтобы не умереть ни вдвоём, ни по отдельности. Но в итоге, это всё тот же Уроборос – замкнутый круг, кусающий себя за хвост змей. В попытках избавиться от чего-то, что мешает – избавляешься от самого себя. Я пока ещё не знаю, каково с этим будет жить, но как-то придётся, и я постараюсь. – Меня неуправляемо потянуло сюда. Я так живо вспомнил всё, что произошло тогда. – Сынри добавил хриплым раздраженным шепотом: – И почувствовал себя мерзким скотом. – Я тебя тоже так тогда восприняла, – честно признала я. – Спасибо, успокоила. – Он поцеловал мою руку, которую держал, и, отпустив её, развернул меня немного на себя, чтобы видеть глаза. – Если бы можно было переиграть всё по-другому, начать с начала… Как бы ты провела ту ночь? Что бы ты сделала? Я хочу попытаться сделать всё иначе, так, как тебе было бы лучше. – Ты серьёзно хочешь знать, как выглядела бы та ночь в идеале для меня? – Сынри кивнул. Заговорщически ухмыльнувшись, я поднялась, направившись на выход. – Даша?! – непонимающе окликнул он. – Сиди на месте. Представь, что ты ждёшь, когда я приеду отдать тебе свою невинность, – притормозив, я оглянулась через плечо. – Только подыгрывай, ладно? Как хороший парень, мы же делаем идеальную постановку? – Ладно, – заинтриговано прислонился спиной к кровати Сынри. Я вышла из спальни, дошла до журнального столика в номере, где рядом с телефонным аппаратом лежал блокнот и ручка. Я быстро набросала текст, вырвала листок, и вернулась с ним в спальню, застыв на пороге. Сынри разглядывал меня с любопытством. – Боже, я так боюсь, – приложила я наиграно ладонь к щеке. – Мне так не хочется спать с тобой без любви, почти тебя не зная, не венчанной. Ты же понимаешь? – Смущенно подавив улыбку, Сынри мотнул головой, стараясь не сбиться с ролей, которые я нам прописала. – Понимаю. – Я тихонько поманила его рукой, призывая встать и подойти. Он ткнул себя указательным пальцем в грудь, убеждаясь, что я его зову к себе. Я кивнула, и муж медленно поднялся, приблизившись. – А теперь, – я сунула ему листок в руку, – застёгивай моё платье, и читай вслух. – Я повернулась спиной, и Сынри послушно поднял молнию, которую пять минут назад расстегнул. С запинками и смешками, вызванными неуютными обстоятельствами, он начал произносить по бумажке: – Я не стану трогать тебя до свадьбы, я хороший человек… ты серьёзно? – Я толкнула его локтем под ребро, заставив вернуться к тексту. – …Поэтому выполню все твои просьбы бескорыстно. – В конце листка я написала в скобках «на все вопросы говорить «да», что прочёл себе под нос Сынри. – Ты отправишь Вику в Россию? – Изобразила я прошлое, и Сынри тоже пришлось вернуться во времени. – Да. – И ничего от меня не потребуешь взамен? – Да. – И меня отправишь? – Да. – Прямо завтра? – Сынри хохотнул, но не сбился: – Да. – Спасибо, – повернувшись к нему, я чмокнула его в щёку, и пошла на выход. – Эй, это вот так выглядит честная сделка, по-твоему? – пошутил он вслед. – А благодарность? – Я бы до конца своей жизни ставила за тебя в церкви свечки, вернувшись домой, – пообещала я, похлопав ресницами. «Ха!» – сорвалось у Сынри и он подошёл ко мне. – То есть, поступи я по-хорошему, помоги тебе, ничего от тебя не требуй – я бы остался ни с чем? Свечки в другой стране, знаешь ли, не очень согревают. – Я пожала плечами, указывая на странности судьбы, и Сынри положил на них руки, погладив большими пальцами изгиб, переходящий в шею. – Знаешь что? Тогда я не жалею, что поступил именно таким образом. – Вот поэтому ты мерзкая скотина. – Отлично, и эта мерзкая скотина – твой муж. И завтра мы улетаем к чертовой матери из этого царства Мерлиона. А сегодня я хочу остаться с тобой здесь, вдвоём… – Не сочти за каприз, но я не хочу с тобой спать, – прямо заявила я, не отводя отважного взора. Сынри немного поблёк, но сдержал очевидное разочарование. – Что ж, наверное, так будет правильнее, если мы не станем спать здесь снова. Но не очень правильно, что с тех пор, как мы поженились, мы вообще ещё не спали. Я знал, что в браке постепенно отношения деформируются, но чтобы так сразу – это как-то подло. – Я улыбнулась, видя, что Сынри на самом деле не собирается идти наперекор моим желаниям. Смогу ли я когда-либо захотеть спать с ним? Мы столько раз это делали, и до Джиёна это казалось нормальным, порой приносящим физическое удовольствие, но теперь что-то мешало. Это что-то было любовью к другому. – Заказать в номер что-нибудь? Шампанское, вино, ужин? – Я бы поела чего-нибудь, а выпивать не хочу. – Сынри снял пиджак и положил его на опустевший стул, где я недавно сидела. Мы всё выяснили и оказались в какой-то домашней атмосфере, спокойной и обычной. Мы сделались супружеской парой, которой и должны были быть после свадьбы. Муж позвонил в ресторан и заказал несколько блюд. – Я хочу попрощаться завтра с двумя людьми, ты мне позволишь? Я не хочу улетать, не повидавшись с ними. – Интересно, кто же это? – произнёс Сынри немного ехидно, прекрасно догадываясь, с кем я хочу встретиться. – Сынхён и Тэян. – У меня нет большого желания возить тебя к ним, но если я буду присутствовать при этих встречах, особенно с последним, то я согласен. – Ты ревнуешь меня к Тэяну? – удивилась я, сев на кровать в ожидании еды. – Я просто знаю, как он к тебе относится, и не хочу, чтобы тронул тебя хоть пальцем. – Мне хотелось сказать что-нибудь колкое, как-нибудь поддеть Сынри, напомнив, как он ведёт себя, сколько мне изменяет, но я уравновесила свои эмоции и безмятежно, без претензий и гневных обвинений, задала вопрос: – А скольких, помимо меня, будешь продолжать трогать ты сам? Он окаменел с напряженной спиной, которой повернулся ко мне. Опять поглядывал в окно, рассуждая, думая, подбирая слова на фоне ночного Сингапура. Я остановила взгляд на браслете часов, которые нависли над краем кармана, в который не влезли вслед за кистью руки. Собравшись с мыслями, Сынри оторвался от обзора далёкой от нас земли, вернувшись к необходимости ответить. – Меня обжигает твой холод. Если бы ты не вынуждала меня где-нибудь согреваться, я бы касался только тебя.