В поисках человечности

Но увлеченный поисками способа спасти Катерину, мучимый совестью и неизвестностью, он так и не сказал Дите ни слова.

Бэн мог лишь надеяться, что Ангелина выгородит его, и Дита потерпит месяц его заточения, дождется его возращения, и они снова будет вместе.

— Просыпайся! — Голос Катерины, вторгнувшийся в его рассудок, заставил Бэна вскочить на ноги. Он действительно задремал, и как долго госпожа пыталась вытащить его из сна, он не знал.

— Да, Катерина. Я слушаю.

— Вильгельм обманул тебя. — Ее мысли заполнились гневными словами и образами, как бы с удовольствием она выпила Сенешала до дна. — Другой вампир, а не он, помог мне спастись. И тому, другому, я уже обещала услугу.

— Простите, я не знал.

— Теперь знаешь! Выбирайся из тюрьмы этого ублюдка, и если хоть один из его прохвостов попытается остановить тебя, позволяю убить! И Вильгельма тоже! — Бэн чувствовал ее гнев и сам наполнился этими чувствами. — Нет! Его я убью сама! Выпотрошу, сниму кожу, разрежу на кусочки и выпью всю его кровь!

— Я покину дворец в ближайшее время. Могу я встретиться с вами?

— Нет! Не хочу тебя видеть, идиот!

Катерина прервала связь, а Бэн радостно вздохнул. Никакого Отлучения. И Вильгельм не будет его хозяином никогда.

Юноша подергал запертые двери, проверяя, насколько крепки петли и замок. С другой стороны тяжелую дубовую дверь держал засов толщиной в две руки. Но дверь отпиралась наружу, потому что должна была защитить от вторжений, а не от побегов. Бэн немного размялся, разгоняя кровь и готовя затекшие мышцы. Несколько раз ударив плечом дверь, он попробовал вырвать из стены железный крепеж для засова. Железо испуганно скрипело, но поддавалось. Когда дверь уже стала выходить за пределы косяка, в коридоре раздался шум и на его попытки вырваться сбежались гули.

— Что творишь? — Услышал Бэн голос Ромео. — Хозяин будет не доволен.

— Я не служу твоему хозяину. И Катерина ждет меня на поверхности.

Его ответ немного смутил гулей Вильгельма, и о чем-то переговариваясь, они отправили кого-то к Сенешалю. Бэн же продолжил выламывать засов.

— Вильгельм приказал держать тебя тут, и если ты выйдешь, я открою огонь. Расстреляю тебя. Нас четверо и поймав четыре пули, ты погибнешь. — В голосе Ромео не было уверенности.

Но Бэн все же остановился. Было достаточно одной пули в голову, чтобы убить гуля. Возможно, слуга Палача смог бы пережить попадание нескольких пуль, но четыре выстрела серьезно ему навредят. А если хотя бы одна из них пробьет его череп, Катерину он не увидит больше никогда.

— Унялся? — Раздался строгий голос Анжело. И Бэну захотелось продолжить, лишь для того, чтобы выбраться и свернуть ему шею. Так как Катерина позволила.

— Я разрываю договор с Вильгельмом и ухожу. — Сказал Бэн в ответ. — Можете передать хозяину, что не нуждаюсь в его помощи!

— Молчи щенок. Договор был заключен и ты не можешь сбежать без его позволения.

— Тогда передай Сенешалю, что я знаю, что он обманул меня. И если Вильгельм не желает, чтобы об этом узнал весь город, пусть лучше лично явится и откроет мне двери!

Дверь распахнулась.

На пороге стоял Анжело и свирепо смотрел на Бэна, готовый приказать своим псам стрелять, если гуль Палача сделает хоть один неверный шаг.

— Убирайся! — Сказал он тихо. — И если по городу поползут слухи, я тебя убью!

— Удачи, — с призрением кинул ему в лицо Бэн. — И передай своему господину, что ему стоит переживать за свою шкуру. Потому что Катерина в ярости.

Толкнув Анжело в плечо, Бэн обошел его и быстро направился к выходу. В след ему смотрело два десятка полных ненависти глаз. Мечтать о спокойном сне даже не стоило. Анжело наверняка уже распланировал в своей голове как убить Бэна. Но Бэн легко сдаваться не собирался.

(Шарлоттенбург, Straße von Spandau 22, Большая оранжерея. 21 декабря 1812 год. Ночь.). Воскресенье. (Бэн)

Выйдя из дворца Шарлоттенбурга, Бэн осмотрелся. Полная луна освещала тихий заснеженный парк, и город казался полным покоя и умиротворенности. Его лошадь, щедро возращенная Дмитрием, все так же стояла привязанная к дереву. Он забыл о ней, отправляясь к Сенешалю, и если бы пробыл в заточении еще немного, Рэм бы погиб от холода и голода. Впрочем, даже сутки неподвижно под напором природы плохо сказались на жеребце и он странно похрипывал.

— Надеюсь, тепло и хорошая еда вернуть тебя в форму, — похлопал он лошадь по крупу и быстро забрался в седло.

Катерина будет жить. Не важно, кто помог госпоже, когда с нее будут спрашивать услуги, Бэн в лепешку расшибется, помогая Палачу. Но сегодня она не хотела его видеть, и Бэн поехал с тремерскую капеллу.

Конклав назначили на 25 декабря, и Бэн был уверен, что отправиться туда вместе с хозяйкой. Ему предстояло найти хороший экипаж, нанять лошадей и кучера, что знает дороги, и не будет задавать вопросов, почему они передвигаются ночью. На все это требовалось денег, а брать их было неоткуда. И хотя он понимал, что ему нужно срочно бежать и находить все необходимое для хозяйки он решил заглянуть к Дите, так как не видел девушку уже несколько недель. От одной только мысли о ней сразу поднималось настроение.

По ночам Дита работала на вампиров, но Бэн надеялся, что девушка отыщет для него полчаса. Или час. Или два. Но она сможет побыть с ним, погреть и порадовать своим телом.

Прибыв в капеллу, он с разочарованием узнал, что Дита отбывает выходные в Кёпинеке, развлекая Носферату. Бэн был готов отправиться на другой конец Бранденбурга, если бы был уверен, что Дмитрий позволит ему побыть наедине с девушкой пару часов. Взвесив все возможные обстоятельства, гуль вернулся в северные казармы. Ему не хотелось сердить уродца, и расстраивать Катерину своими необдуманными поступками. Завтра девушка вернется в город и непременно явится к нему. Для большей уверенности он оставил ей записку в капелле.

Завтра его прекрасная принцесса подарит ему незабываемый рассвет. Если только другие обстоятельства не помешают его счастью.

(Берлин, Prenzlauer Tor, военные казармы. 22 декабря 1812 год. День.). Понедельник. (Амалия)

Девушка пришла в северные казармы после полудня и замерла перед дверью друга. Последнее время, все чаще Бэн жил в Кормфилде и в казармах появлялся лишь для заполнения бумаг и работы с другими Каинитами. Юноша оправился после арены. Но видится с ней словно не желал. И каждый раз, когда она появлялась рядом с его домом, Бэн оказывался где-то в другом месте, словно избегая с ней контактов. Дита вздохнула и постучала, и только когда Бэн позволил ей войти, она открыла дверь. Как девушка и предполагала, Бэн отдыхал и сев на узенькой лежанке устало улыбнулся ей лишь уголком губ. Но Дита была рада и такой его улыбке.

— Мне надо отдохнуть Дита, — сказал юноша, когда девушка села с ним рядом. — Я рад твоему появлению, но сложившиеся обстоятельства не позволят тебе остаться.

— Я просто посплю с тобой рядом.

— У меня много работы, мне надо выспаться. Через два дня Конклав и моя госпожа должна быть готова к поездке. Ближайшие несколько суток я не смогу уснуть. Отправляйся домой.

— Я тоже устала. Мы просто поспим. — Она говорила с какой-то надеждой, словно уговаривая, и Бэн потрепал ее по макушке, чувствуя невероятную душевную близость с юной принцессой.

— Ладно, но только спать. Ясно? — Бэн пододвинулся, освобождая ей небольшое место.

Дита радостно кивнула и, сняв с себя верхнее платье, осталась в тонкой сорочке, забралась к нему под одеяло. Юноша положил на нее тяжелую руку и девушка, вжавшись лицом в его крепкую грудь, облегчено вздохнула. С Бэном как у бога за пазухой. Гуль Палача не добр к ней, не проявляет особой заботы, но он никогда не обидит, не ударит, и если будет свободен, то покормит и пригреет. Дита обняла каменное плечо и осторожно коснулась губами его кожи. Бэн вздохнул и прижал ее к себе крепче.

— Разве с тобой уснешь, — произнес он печально.

Бэн скучал по ней. Гуль не видел ее несколько недель, мечтал о девушке, и когда она оказалась рядом, он забыл обо всех своих важных делах.