Страница 52 из 170
Он опять обнимает меня, гладит по голове. А мне кажется, что я сейчас завизжу. Я уворачиваюсь и ухожу из Ямы. За моей спиной мальчишки устроили потасовку. А муж к ним присоединился. Сейчас они его раздерут на сотню маленьких Тобиасов. Так ему и надо.
Любимого мужчину зовут Тобиас. И он мой муж. И у нас двое детей, мальчик и… еще кто-то. Не помню… Но очень хорошо чувствую, что люблю их, очень-очень.
Ночь, тихий плач малыша, пора кушать. Время три часа, мне не надо смотреть на датчик времени, я и так знаю. Андерас отличается редким постоянством. На автопилоте бреду в пищеблок, готовлю бутылочку. По возвращении удивляюсь, что ребенка не слышно. Неужели уснул? Странно, обычно, пока не поест, не заснет. Иду к малышу и не нахожу его в кроватке. Спросонья, не могу понять, как так, кроватка пустая, этого не может быть!!! Второй мыслью было — похитили! Холодный пот прошиб спину и тут… Я слышу, кто-то тихо напевает:
Никогда не бросай моей руки!
Мы достигли радуги другой стороны,
Мы не знаем кто тут, друзья иль враги
По эту сторону стены…
Посреди комнаты, с нашим малышом на руках СТОИТ Тобиас, тихонько качая Андре, поглаживает его по спинке. Слезы потекли сами собой, бутылочка упала на пол, да и я сама осела, не в силах стоять… Тобиас, на ногах, ходит, боже… К малышу встал…
Восемь месяцев назад.
Хаос, разрушение, дым, обломки горящего строения… Нападение… Очередное внезапное нападение. Как-будто они видят нас насквозь, все наши шаги они просчитывают вперед, наши атаки отражаются, как-будто они сами их планировали… Второй полигон разрушен, у них новое оружие основанное на новых принципах… Эрудиты еще будут с этим разбираться…
Я сижу на крыше, отстреливаюсь от сволочей, а они все лезут и лезут и конца края им нет. Майру подстрелили, она истекает кровью, а медики пытаются вытащить из-под обстрела раненных, сюда, на крышу они не полезут. Я перетянула, конечно, рану, но вопрос времени, сколько мы еще продержимся…
Они расстреливают нас обычными патронами, но когда стреляет эта их импульсная пушка… Тобиас ведет огонь из засады, у него кончились патроны. Перебегает на следующую огневую точку, его задевает пуля, а потом накрывает импульсный удар… Это конец… Я вижу своего мужчину, он лежит на земле, неподвижно, весь в крови, а я ничего не могу сделать…
Когда подмога подошла, мы почти отбились… Я сижу на крыше и не могу сдвинуться с места. Я боюсь увидеть моего любимого мужчину… не живым… Я не вынесу, я не переживу. Не смогу дальше жить без него… Чьи-то сильные руки подняли и понесли меня… Я не сразу поняла кто это, что случилось. В какой-то момент, до меня дошло, что это Эрик…
— Не дергайся, Трис. Это я, всего лишь. Жив твой Итон, с позвоночником что-то. Я быстрее донесу тебя, чем уговаривать пойти.
Тобиасу прострелено бедро и поврежден позвоночник импульсной пушкой. Эрудиты только разводили руками, говорили, что шанс восстановится есть, но нужно время. И потянулось оно, это время. Мой сильный, бесстрашный мужчина совсем сник. Есть люди, для которых инвалидное кресло — все равно, что приговор… На момент нападения, нашему второму сыну был месяц…
Я задом пятясь, открываю дверь и захожу в нашу квартиру. В руках у меня большая кастрюля. Тобиас наотрез отказывается выходить из комнаты, боится, что бесстрашные увидят его в таком виде. Дин сделал ему подпорки, автомеханическое, если их одеть на ноги, можно встать и идти. Но Тобиасу не нравится походка в этих вот подпорках. «Деревянная» слишком, говорит. И не выходит.
Не успела я поставить кастрюлю на стол, как выезжает Тобиас. По комнате сразу распространяется стойкий запах алкоголя. Пил опять, и где только берет? Сначала я скрывала, гоняла всех, кто приходил и приносил ему выпивку, ну как же, бедный Тобиас, так мучается… Потом перестала гонять. Бесполезно. Они стали приходить, пока я на работе, на тренировке, и приносят ему тайком. Чаще всего Юрайя, но могут и другие. Они думают, что делают ему лучше, но, по факту, становится только хуже.
— Ну, что у нас сегодня? — спрашивает муж нестойким голосом. — Что у нас плохого?
— У нас все хорошо, Тобиас. Кругом бардак и все плохо, а у нас хорошо…
— Ты что, до сих пор веришь в эту чушь? Где твое это «все хорошо»?
— Давай лучше обедать. Я тебе принесла тортик, и суп тоже очень вкусный…
— Я не хочу есть. Я буду у себя.
Он разворачивается и уезжает в комнату. Не хочется за ним идти. Совсем. Но если не идти, он обидится. Скажет, что мне не нужен. Что он инвалид, не мужик, что жизнь кончилась и как только ему попадется в руки пистолет, он сначала пустит в лоб пулю Эрику, который запретил ему носить оружие, а потом себе, чтобы прекратить свои мучения… СВОИ! Да что он знает о мучениях? Он совершенно не понимает, как мучает меня своими пьянками, обидами, выговорами, отказом от еды… Да, раньше ему либо сделали бы смертельную инъекцию, либо бросили бы в пропасть, но сейчас времена изменились. И эрудиты говорят, что шанс есть… Почему он не хочет за него ухватиться, за этот шанс?
Я догоняю мужа, отвожу его в комнату. Кладу руки ему на плечи, слегка массируя, глажу, говорю что-то ободряющее. Я люблю его, очень сильно… Но… Так продолжается уже три месяца. Ему обещали, что улучшения должны начаться после двух… Надо ведь работать…
— Тобиас, почему ты не хочешь тренироваться? Эрудиты тебе предложили курс реабилитации, ты его пройдешь и встанешь на ноги…
— Трис, как ты не понимаешь? Не могу я зависеть от кого-то! Меня надо поднимать, фиксировать, разрабатывать конечности… Их механизмы не справляются с этим, нужен кто-то очень сильный и живой, чтобы регулировать силу… Ты же помнишь, я пробовал все это, все их машины не дают нужного эффекта.
— Но когда ты пробовал с момента ранения прошло всего ничего, может быть, сейчас у тебя лучше получится?
— Ты сама не можешь признаться себе, что это приговор, да? Ты не хочешь жить с инвалидом, тебя можно понять… Не так уж неправы бесстрашные, когда избавляются от таких, как я сейчас. Я балласт, я только мешаю всем. Почему ты не приводишь Матиаса из детской? Зачем ты заставляешь его избегать меня?
— Мат не очень хорошо понимает что происходит, Тобиас, потому пугается всего этого. Я уверена, что твое состояние временно, Мат тебя очень любит, не надо его травмировать…
Тобиас качает головой, весь его вид говорит — понятно, и ребенка я травмирую, и тебе не нужен и вообще пристрелите из милосердия.
— Ну, что ты замолчала? Давай, развивай свою мысль!
— Тобиас, я не хочу ругаться с тобой, давай лучше поедим!
— Я сказал тебе, я не хочу есть!!! Что ты привязалась ко мне со своей едой!!! Я хочу с ребенком видеться, погулять с ним, а ты заперла его, меня и не даешь нам видеться! Какого хера?
Он уже не стесняясь орет на меня, а я думаю, что же дальше будет? Неужели это все, конец?
Из соседней комнаты слышится плач. Андреас проснулся от его воплей. Но я лучше промолчу. Иду к малышу, беру его на руки. Сын моментально успокаивается, улыбается мне. А я ему. Солнышко ты мое ласковое.
— Дай мне ребенка, — безапелляционно и резко говорит Тобиас. — Я хочу подержать его.
Я отдаю ему Андре. У Тобиаса трясутся руки, он вот-вот его уронит. Я инстинктивно качнулась вперед, вызвала новую порцию раздражения.
— Не доверяешь мне? Я даже ребенка удержать не могу? Понятно, инвалидам сидеть на попе ровно и не рыпаться…
Андре, почувствовав запах перегара и резкий голос, испугался. Губки искривились, глаза наполнились слезами. Через секунду он уже рыдал во всю мощь. Я отбираю у мужа малыша, качаю его. Я не могу. Я просто не вынесу.
Покормив мальчика, я отнесла его в детскую, а сама пошла в Яму. Мне надо время от времени куда-то девать накопившееся отчаяние. Физические нагрузки помогают немного стравить пар, но никак не лечат душевную боль…
— Представляешь на месте груши страшного монстра? — спрашивает у меня Кроша, подходя ко мне с ринга. Мне не хочется раскрывать перед ней душу, и хотя, она все знает и прекрасно понимает, я лишь киваю в ответ. — Может сходим в бар или погоняем молодых по полосе? Чего твоя душа просит?