Страница 16 из 51
Через неделю Старик сменил гнев на милость и забрал Лихнецкого из приемной комиссии. На радостях Сергей клещом вцепился в работу, месяц нещадно гонял монтажников и сдал четвертый блок приемке без замечаний. Старик по такому случаю без возражений отпустил Сергея в отпуск, и тот на две недели улетел на море. Отдыхал, отсыпался, не интересуясь ничем, кроме курортной жизни.
В конце июня загоревший и свежий Лихнецкий вернулся на работу, и с порога был вызван Стариком.
– Сережа, вы в курсе, что вчера было итоговое заседание приемной комиссии по «народным космонавтам»?
Старик беспокойно вышагивал взад и вперед по своему кабинету.
– Отобрали двадцать финалистов. Тех, что пойдут на общий курс обучения. На мое удивление, там есть человек десять толковых. Посмотрим, как они себя проявят, но я человек пять из них взял бы работать на орбитальную. Так что, возможно, из этой затеи будет хоть какой-то толк.
Остановившись у окна, Старик долго стоял молча, о чем-то размышляя. Лихнецкий, замерший на стуле, в недоумении пялился в монументальную спину начальства, не понимая, зачем он понадобился.
– Так вот, Сережа, – не поворачиваясь, Старик закончил паузу, – среди финалистов оказалась и ваша протеже.
Лихнецкий судорожно пытался вспомнить, кого может иметь в виду Старик.
– Екатерина Ивановна, милейшей души женщина. Будь она лет на тридцать моложе, у меня бы не было возражений. Но сейчас!? Риск в такой дальней экспедиции слишком велик. Впрочем вы сами прекрасно знаете, – старик невесело усмехнулся, – комиссия не пропустила бы её. Однако у нее нашелся защитник – целый директор института геронтологии Тоцкий. Даже на совещание в министерство пролез, устроил мне знатный скандал.
Старик снова зашагал из угла в угол. Зная шефа достаточно долго, Лихнецкий чувствовал, в каком он бешенстве.
– В любом случае, сейчас этот доброхот будет таскаться тут у нас, пробивая себе новое поле для исследований. Будет капать мне на мозги, требовать, упрашивать и всячески действовать на нервы. Мне с ним нянькаться – ни времени ни сил. Поэтому я попрошу вас, Сергей, взять это на себя. Прикроете старика от этого клеща, хорошо? Я вас назначу куратором «бабушки Кати» и по всем вопросом буду направлять Тоцкого к вам. Вы уж побегайте от него, устройте ему цирк, как умеете. Пусть погоняется за вами, может, не будет лишний раз мешать работе. А если сумеете выбить из него что-то полезное, можете рассчитывать на премию. Договорились?
– Хорошо, Михаил Григорьевич, – удивленный до предела от таких новостей, Сергей кивнул, – сделаем все в лучшем виде.
Неделю Лихнецкий успешно бегал от Тоцкого. Особенно подошли под роль убежища отдел кадров и бухгалтерия. Болтая о пустяках с девчонками в отделах, он перебегал из одного в другой, мороча голову незваному гостю. Но враг был хитер и тоже не лыком шит. Первой перед конфетами и обаянием Тоцкого пала бухгалтерия, а спустя пару дней и кадровики. Сергей вовремя заметил это и отступил в тренировочный комплекс на занятия группы своей подопечной, там, где его заведомо не будут искать.
На этой неделе шел цикл гидроневесомости. В громадном бассейне, в толще прозрачной, как стекло, голубоватой воды, на глубине восьми метров плавала копия корабля экспедиции. Где, кстати, был и тот самый злосчастный четвертый блок. Лихнецкий устроился на балконе и с высоты наблюдал за группой: пять человек в громоздких желтых скафандрах, неспешное погружение, черные костюмы сопровождающих водолазов. На своем планшете Сергей зашел в сеть и подключился к камерам на костюмах и модели станции. Ему всегда нравилось это неспешное действо, похожее на танец. Почти четыре часа он наблюдал за отработкой ручного раскрытия солнечных батарей. Четыре раза, уткнувшись в экран планшета, ходил за кофе, чуть не врезавшись в коридоре в лаборанта в белом халате. Шея от такого обращения затекла и ныла.
Наконец, всех пятерых подняли на берег и стали вытаскивать из скафандров. Лихнецкий специально не смотрел списки, кто работает под каким номером, пытаясь угадать, где его подопечная. Даже поспорил сам с собой, но, увы, проиграл. Восьмой номер отработал всю программу на пять, второй результат в группе по времени. А когда под шлемом обнаружились короткие седые кудри, Сергей мысленно дал себе подзатыльник. Не дожидаясь, пока группа разоблачится из «доспехов», он отправился к лестнице, собираясь отловить свою протеже на выходе из комплекса.
Тренировка далась Екатерине Ивановне тяжело. Четыре часа в тесной «скорлупе», давящая глубина, накатывающая тошнота от чувства невесомости. Когда шлем сняли, ей захотелось кричать от облегчения. Пока снимали скафандр, она с трудом сдерживалась, чтобы не выдать усталость, улыбалась, неуклюже шутила, вызывая взрывы хохота у помогавших ей парней. А когда наконец оказалась свободна, стала успокаивать запаниковавшую при всплытии девушку, чтобы никто не видел, как у нее самой дрожат руки. Ей было странно видеть, как плачущей девушке, молодой, сильной, начальник погружения ставит в карточку «негоден», а ей, улыбаясь, пишет «сдано» и, пожимая руку, наклоняясь, шепчет: «Не подведите, мы за вас болеем».
Выходя из зала, их группа столкнулась с другой пятеркой кандидатов. После выбора двадцатки финалистов, разбитые по пять человек, они ни разу не собирались вместе, и теперь оценивающе и настороженно оглядывали друг друга. Когда они почти разминулись, к Екатерине Ивановне шагнул парень с колючим ежиком коротко стриженных волос.
– Здравствуйте! Вы, наверное, меня не помните? Весной еще, около приемной комиссии вы мне дали телефон Петра Алексеевича.
Екатерина Ивановна всматривалась в лицо юноши, пытаясь вспомнить.
– Ну, поэт, помните? Вы меня тогда утешали еще.
– Да, я помню, – женщина улыбнулась и пожала протянутую ей руку, – я вижу, у вас все получилось. Не сразу вспомнила, вы так поменялись, – она жестом обрисовала его прическу.
– Спасибо, спасибо вам огромное! Если бы не вы, я не смог бы. Ваши слова что-то перевернули у меня в мозгах. Щелк, и все стало как надо. Спасибо.
– Пожалуйста. Я рада за вас.
– Я Лёша, Лёша Савицкий. Я так рад, что они вас тоже взяли. Удачи вам, и спасибо огромное еще раз.
Парень неожиданно обнял её, смутился и бегом бросился догонять свою группу.
Улица дохнула в лицо теплым августовским ветром. После прохлады бассейна он показался горячим, почти обжигающим. На скамейке, между кустами давно отцветшего жасмина, группу ждал Лихнецкий, длинным прутиком чертивший видимые ему одному рисунки на асфальте. Услышав гомон выходящей из дверей группы, он поднял голову и, найдя взглядом Екатерину Ивановну, кивнув, улыбнулся.
– Здравствуйте, Сережа.
– Добрый день, Екатерина Ивановна. У вас еще час до следующего занятия? Посидите со мной пять минут?
– Конечно, – женщина махнула рукой группе, чтобы не ждали её, и опустилась на скамейку, – вы что-то хотите обсудить?
– Да нет, просто хотел узнать, как у вас идут дела. Можно посмотреть вашу карту?
Лихнецкий полистал пластиковые листы, заглянул в свой планшет, что-то уточняя, и, кивнув самому себе, вернул карту хозяйке.
– Все в порядке?
– Да, все хорошо, Екатерина Ивановна. Не вижу у вас никаких проблем.
– А у вас?
– Вы же знаете, что наша проблема – это вы, – Лихнецкий вздохнул, – это слишком большой риск для вас. Слишком долгий и слишком напряженный полет.
Сергей вздохнул еще раз.
– Может быть, откажетесь? А мы вам организуем смену на орбитальной, а?
– Вы же знаете, что нет. Я ни за что не откажусь от своего маленького, но шанса.
– Зачем вам это, Екатерина Ивановна? Это ведь очень рискованно…
– Не надо, Сережа. Я это слышала уже тысячу раз, и от вас, и от вашего начальства. Но, выбирая между старостью «на лавочке в парке» и полетом на Марс, что бы выбрали вы? Смогли бы отказаться?