Страница 3 из 54
Невольно хочется приписать его происхождение каким-то вулканическим переворотам, разъединившим эти горные массивы и отодвинувшим их верхние края почти на расстояние версты. Но это невозможно. Омягчающий процесс выветривания еще не наложил своей печати на обнаженные откосы, и стены их горят на солнце яркими красками своих пород. Серые, ярко-красные и желтоватобурые полосы ложатся друг на друга, изредка мелькнет на них темно-аспидным пятном постройка, а рядом с ней уж выступают пламенно-оранжевые блики.
— Любуетесь, сеньор? — слышу я голос Суареса, воспользовавшегося тем, что наша сирена замолчала.
— Невероятно!..
— Для зрения, пожалуй… А вечером я угощу вас столь же невероятным слуховым эффектом. Не понимаете? Тем лучше!..
II
За Рубиконом
Я, разумеется, не понимал, но дон Родриго не обманул меня и обещание свое исполнил…
Администрация канала, в числе других корреспондентов, пригласила и меня принять участие в торжественном банкете по поводу сегодняшних событий. Собрались мы в Панаме, на веранде тамошнего клуба «Young Men’s Christian Association» — «Союза христианской молодежи», имеющего свои отделения на всем материке.
Сотни лампионов преувеличенно ярко освещали и сам дом, и улицу, и математически правильно разбитый сад перед верандой. Но эта иллюминация предназначалась не для нас, — ею могли любоваться жители Панамы; что же касается «избранных», то мы, тотчас же по приходе, должны были занять указанные нам места вокруг огромного стола и приступить к уничтожению какого-то «комиссариатского обеда».
К счастью, Суарес уселся со мной рядом, чем я и воспользовался, не теряя ни минуты…
— Простите, дон Родриго, — я вам мешаю есть…
— Но вы не знаете, что означает только что произнесенный здесь термин?
— К моему крайнему стыду, не знаю.
— Напрасно, — вам нечего стыдиться… Я сам с ним познакомился недавно, с тех пор, как разноплеменный сброд, работавший на перешейке, сменили янки со своим «Союзом христианской молодежи» и привычками так называемых культурных центров… Раньше мы, грешные, довольствовались шалашами и консервами в жестянках. Но что годится для испанцев и представителей прочих низших рас, с тем никогда не примирятся англосаксы. Мы вынесли на своих плечах всю черную работу, желтую лихорадку, малярию — словом, все прелести Панамы, а эти белоручки пришли закончить наше дело и получить за него лавровые венцы. Тогда и появились, наравне с «гигиеническими жилыми домами для рабочих», столь же неведомые нам комисариатские обеды. Штаты, в отеческой заботливости о христиански настроенных носителях своей культуры, построили для них дома, снабдили полной меблировкой, вплоть до дешевых граммофонов, и — не ограничиваясь этим — приняли на себя даже составление обеденных меню и осуществленье их на деле. Сейчас мы, например, едим обыкновенный двадцатипятицентовый обед, в который входит суп из устриц, жаркое из индейки, тушеная говядина, то-матовый салат, картофельное пюре и спаржа, рисовые оладьи с подливкой из ванили, фрукты, чай, кофе и какао…
— Однако!
— Простите, я несколько преувеличил, — последние напитки по выбору, а не все вместе… Не могут же желудки христиански настроенных молодых янки растягиваться беспредельно.
— Но даже и с таким ограничением ваш список говорит сам за себя…
— Я думаю… Но погодите, окончится обед — и вы узнаете, какие блистательные перспективы открыли Штатам потребители комиссариатских трапез…
И я действительно узнал…
На четверть часа позже целая гирлянда негров окружила стол. С треском вылетели пробки из бутылок, и теплое шампанское запенилось в бокалах.
Гладко выбритый, морщинистый и сухопарый господин, сидевший на головном конце стола, поднялся…
Несколько человек захлопали в ладоши, застучали ножи и вилки.
— Господа! — произнес он, откашлявшись.
— Не слушайте, — шепнул мне Суарес, — другие будут интересней.
Но я предпочел слушать…
— Господа! Нам суждено присутствовать при совершении факта, который вызовет коренной переворот в экономической жизни всего американского материка. Мечта Анжело Сааведры, Карла V и императора Наполеона осуществлена правительством Соединенных Штатов; Штатам же будет принадлежать и львиная доля в барышах. С Востока через канал пойдет хлопок, машины из Тенесси и алабамское железо, самое доброкачественное и дешевое на земном шаре; с Запада будет сплавляться лес, необходимый на берегах Атлантического океана. В сферу влияние канала вовлекутся уголь, рыба, хлеб, плоды и мануфактурные товары. Весь азиатский рынок перейдет теперь из рук Европы в наши. Судостроение республики сделает колоссальный шаг вперед. При наличности канала, от Больших озер, по углубленному руслу Миссисипи, океанские суда — прямо с верфей — могут плыть в Новый Орлеан, в Колон и пересечь Панамский перешеек. Больной вопрос о сосредоточении флота Штатов, в случае вооруженного конфликта, отныне отпадает. Невозможно повторение эпизода из войны за независимость кубинцев, когда наш крейсер «Орегон» на всех парах летел из Сан-Франциско к Магелланову проливу, а мы все трепетали в ожидании и жадно рвали телеграммы из рук газетчиков, кричавших: «Extra! Extra! Oregon!»
Оратор хотел еще что-то сказать, но охмелевшая аудитория, точно желая опровергнуть только что высказанную им надежду, разноголосым хором загремела:
— Extra! Ex-tra! Oregon!..
Но возгласы, смутившие американца-инженера, произвели совершенно противоположное действие на какого-то чумазого сеньора, все время ерзавшего на своем стуле и нетерпеливо шевелившего усами.
Воспользовавшись минутным беспорядком, он вскочил и забарабанил по столу обеими руками.
— Слушайте и поучайтесь! — произнес, усмехаясь, дон Родриго.
— Милостивые государыни!..
Слова эти бесследно исчезли в общем гаме, да в них и не было нужды, так как сидели за столом одни мужчины.
— …и милостивые государи!
Где-то раздался возглас:
— Тише!
Оратор вдохновенно закинул голову назад и продолжал:
— Не ясно ли нам всем, что мы здесь празднуем величайшую из всех побед, когда-либо одержанных на земном шаре? Не ясно ли, что по сравнению с ней тускнеют победы Цезаря и Александра и со стыдом должны были бы скрыться с беспристрастных исторических скрижалей? Еще вчера, еще сегодня дикие звери могли переходить через плотину Камбоа, — и вот ее не стало, а мы, мы — соль земных и прочих всех народов, представители Америки и с изумлением взирающей на нас Европы, мы на всех парах прошли через канал из Атлантического океана в Тихий и пьем шампанское… Да, это благородное вино, и образ illu-strissimo Лессепса заставляет меня вспомнить ту великую эпоху, которую мы все должны считать началом всесветной цивилизации, началом всякого прогресса, перед которой солнечный свет есть только тень!.. Я говорю о французской революции, уничтожившей все предрассудки: Бога, дворянство и царей, и если могу в чем-либо упрекнуть великого согражданина Мирабо, Марата и прочих мировых героев, так только в том, что он поторопился с идеей прорытие канала. Начни он свою работу, достойную титанов древности, не тридцать два года тому назад, когда мы еще томились под гнусным колумбийским игом, а теперь, то, без сомнения, ее самостоятельно бы закончила Панама, эта великодушная республика, этот неустрашимейший из всех народов, для которого прогресс и цивилизация нужнее воздуха и света!.. Пью…
За что он собирался пить, я так и не узнал, — восторженные вопли, выкрики и стоны меня буквально оглушили. Польщенные в своей национальной гордости панамцы со всех сторон потянулись к выразителю их лучших чувств. Бокалы сталкивались и звенели, шампанское лилось на скатерть, превращая ее в вонючее винное болото. Южноамериканская цивилизация грозила сказаться в полном блеске…
Я уже неоднократно сталкивался с ее конечным проявлением и собирался под шумок исчезнуть.