Дети Шини

Я помылась, написала в Скайп своему репетитору по физике о том, что в ближайшее время не смогу ходить на занятия, и собрала обычный школьный рюкзак. Взяла только одежду, паспорт, три тысячи рублей и банковскую карточку, на которую немецкая бабушка перечисляла мне деньги, когда хотела сделать подарок. Но я ничего не тратила, поэтому там скопилась довольно приличная сумма.

Это были волнительные, страшные, но больше даже приятные мысли. Я представляла, как через года три вернусь домой - откуда, не важно, что я там делала, не важно, об этом думать было не интересно, важно было, что возвращаюсь я вся такая взрослая и независимая. Родители в шоке - говорят: "боже, Тоня, ты так изменилась, повзрослела", а я им: "да, я отлично справляюсь одна". И я уже даже почти заснула, когда телефон вдруг бешено завибрировал, чуть не свалившись с кровати.

Очередная смска от Амелина, с самого утра забомбившего меня ими: "всё ли хорошо?" и "куда ты пропала?". Но я не ответила ни на одну, потому что вообще не до него было. В этой новой он писал: "Тоня, пожалуйста, скажи, что происходит. Я сижу тут один и не знаю, что делать. Умоляю, ответь хоть что-нибудь". Пришлось ответить. Сказать, чтобы он больше не писал, и сам думал, что ему делать, потому что мы завтра с ребятами уезжаем насовсем. Телефон под подушкой потом ещё несколько раз вибрировал, но я уже засыпала, и читать всякую ахинею было лень.

В восемь утра в январе ещё совсем темно и безлюдно, и я ушла из дома в эту темноту и холод, с острым волнением и ноющим замиранием сердца. А когда выходила из квартиры, никто даже не заметил, потому что мама была в ванной, а папа ещё валялся в кровати, я просто крикнула "всем пока" и захлопнула дверь.

На автобусной остановке с квадратной сумкой через одно плечо, и камерой через другое уже ждал Петров и, к моему огромному удивлению, Герасимов собственной персоной.

Оказывается, после моего звонка, Петров ему сразу же вчера всё и выложил. Причем, когда я спросила, с какой стати он растрепал? Петров совершенно не чувствуя за собой никакой вины, ответил, что было бы не справедливо сбежать одним. И, что чем нас больше, тем веселее.

Однако весь вид Герасимова выражал всё, что угодно, но только не благодарность. Он стоял ссутулившись, в этой своей дутой укороченной серой куртке засунув руки в карманы, хмурясь ещё больше, чем обычно, и усиленно пряча лицо под козырьком светлой с черной надписью "Hoсkey" бейсболки. И на все вопросы отвечал лишь неохотным бурчанием, а потом и вовсе набросился на Петрова, чтобы тот убрал свою "хренову" камеру, иначе он разобьёт её ему о голову.

Зато сам Петров, напротив, находился в весьма приподнятом настроении.

- Нет, ребят, серьёзно. Это была моя мечта. И я реально сейчас счастлив!

Сёмина притащилась с дурацкой, чересчур громоздкой для побега сумкой на колёсиках. Однако я лишь подумала об этом, а Герасимов высказался, причем в весьма грубой форме, так что Настя тут же расстроилась и заявила, что никому не навязывалась. И пока я её успокаивала, мы не заметили, как сзади подошел Якушин.

Он скинул на снег спортивную сумку и озадаченно и смотрел на нас. На нем была всё та же длинная куртка хаки, чем-то напоминающая мою собственную, широкие штаны с кучей боковых накладных карманов, которые, кажется, называются карго и высокие непромокаемые сапоги.

Стоял, смотрел и наверняка думал, что я болтливая дура.

- Саш, прости. Настю никак нельзя было оставлять, - попыталась оправдаться я.

- Круто! - фыркнул он. - Я что, теперь вожатый?

- Да ладно, тебе, - беспечно махнул рукой Петров. - Мы ненадолго. Пару дней только. Чтобы было время решить, что делать дальше. Может, вообще кто-то передумает и вернется. Просто то, что сейчас - это безумие. А вместе - веселее.

- Обхохочешься, - процедил сквозь зубы Якушин, но видимо смирился, потому что замолчал.

И когда уже собрались уходить, Петров вдруг настороженно остановился и, пристально глядя в сторону автобусной остановки, тихо сказал:

- Чего вон тот чувак так уставился?

Мы все превратились в тихих параноиков, вполне допускающих, что наши лица могут быть опознаны даже в реале.

Но потом "чувак" смущенно сказал "привет" и подошел. Это был Амелин. В тонком черном пальто с глубоким капюшоном и короткими рукавами, из которого он, очевидно, вырос, длинном шарфе и с полупустым рюкзаком на плече.

- Это Костя, - нехотя пояснила я, - тот самый. Седьмой.

И тут же возникло всеобщее растерянное замешательство, потому что мы все уже немного привыкли друг к другу, а Амелин явился, словно пришелец с другой планеты. Я и думать-то про него забыла. Он был явно не наш, чужой, больной и странный. Честно сказать, даже не предполагала, что вообще когда-нибудь ещё увижу его.

- Ты как узнал?

Мне казалось, кроме меня с ним никто не общался.

- Ты мне сама сказала, - внаглую соврал он.

- Это не правда, - разозлилась я. - Зачем ты обманываешь?

Но он не ответил, только пожал плечами и снова заулыбался, как будто я сказала ему что-то приятное.

- Нет, Саш, я, честно, не говорила.

- Теперь уже плевать, - Якушин развернулся ко мне спиной. - Короче, сейчас на вокзал едем. На электричке километров сто, там ещё пешочком, к обеду доберемся. Жратву нужно будет только купить. Хоть кто-нибудь готовить умеет?

- Я умею, - Настя подняла руку, как в школе.

Герасимов что-то одобрительно промычал, и мы двинулись к метро через дворы.

Однако только дошли до конца длинного белого дома, как услышали сзади яростный топот ног. И как будто бы оклик. Обернулись, но если возле проезжей части горели фонари, то во дворе ещё царила кромешная темень, и разглядеть кого-либо было нереально. Мерзкие чавкающие звуки настойчиво приближались.

Первым не выдержал Петров, ничего такого вроде бы не было, но он зачем-то дернулся и побежал, за ним припустил Герасимов, причем тут же обогнал, и оба исчезли в темноте. Ну, а за ними рванули все. Помчались сломя голову, даже Сёмина, со своей громоздкой сумкой, в длинном черном пуховике, на худющих ногах-спичках не отставала. Добежали до торца дома, Якушин остановился, за ним и мы.

- Что случилось? - спросил он.

- Как будто сзади кто-то бежал, - отозвался Амелин.

- За нами?

- А кто его знает.

- Ну, вы даете. Сейчас полно прохожих. Все торопятся, бегут.

- А сам-то, - сказала я.

- Я думал, что-то случилось.

- Мы тоже.

И тут топот возобновился. Мы переглянулись, но с места не двинулись. Все, затаившись, молчали. В свете лампочки у подъезда было видно, что преследователь тоже приостановился и сбавил темп.