Страница 64 из 98
Появилась косточка из-под сливы и вернулась в мешок. На полном пустом лице промелькнуло выражение боли. Женщина задумалась. Можно было, что называется, наблюдать, как она думает: так, если постараться, можно увидеть, как ползет улитка.
— Возможно, она в… ванной, — сказала она наконец. — Я бы подождала и позвонила снова.
Блестящая по-своему идея.
— Там ее нет. Я уже посмотрел.
Она уже собиралась было отправить в рот новую сливу, но тут опустила ее и посмотрела на меня с упреком.
— А вот это уже нехорошо.
Я снял шляпу и пробежал пятерней по волосам. Еще немного, и я полезу на стену.
— Сначала я постучал, — сказал я сквозь стиснутые зубы. — Ну, если у вас ее нет, я, пожалуй, вернусь и попробую снова.
Она все еще думала. Выражение боли по-прежнему не сходило с ее лица.
— Я знаю, что бы я на вашем месте сделала, — сказала она.
Я догадывался, но ей ничего не сказал. Я чувствовал, что она запросто может обидеться.
— Подскажите же мне.
— Я бы сходила вниз и потолковала со швейцаром. Возможно, он поможет. — И тут она все испортила, добавив: — Вы уверены, что не хотите сливу?
— Да, абсолютно уверен. Ну, спасибо, последую вашему совету и потолкую со швейцаром. Извините, что отнял у вас столько времени.
— О, ради бога, ради бога, — сказала она и улыбнулась.
Я попятился, и, закрывая дверь, она сунула еще одну сливу в свою пасть, которую она называла ртом.
Я спустился в лифте в вестибюль и прошел вниз в подвал по темному и пыльному лестничному пролету. Передо мной оказалась дверь с единственным на ней словом: «Швейцар».
Я постучал. Появился худощавый старик с длинной тонкой шеей, одетый в выцветшие рабочие брюки из хлопчатобумажной саржи. Он был стар, ему было скучно, и от него слегка пахло креозотом и виски.
Он прищурился на меня без особого интереса, и из старого флегматичного горла выскочило одно слово:
— Да?
У меня создалось впечатление, что если только я не встряхну его как следует и не выведу из летаргического состояния, помощи мне от него не видать. Судя по его виду, он редко выходил на свет, а его контакты с людьми бывали редки. У них с Рип Ван Винклем получилась бы отменная команда, при условии что за всем бы присматривал Винкль, а не наоборот. Ни в коем случае не наоборот.
Я наклонился и сунул палец в его нагрудный карман.
— Слушай, дружок, — круто, как фараон из Орчид-Сити, сказал я. — Отряхни сено с волос. Мне нужна твоя помощь. — Разговаривая, я раскачивал его взад и вперед. — Квартира двести сорок шесть — в чем там дело?
Он дважды сглотнул. Я думал, что во второй раз кадык вообще не появится на поверхности, но он-таки появился.
— Что там такое с квартирой двести сорок шесть? — спросил он.
— Это я тебя спрашиваю. Входная дверь открыта, внутри никого нет. Вот где твой выход на сцену, дружок. Тебе бы следовало знать, когда входная дверь остается открытой.
— Она там, наверху, — по-совиному сказал он. — В это время она всегда там.
— Только в этот раз ее там нет. Идем, дружок, поднимемся наверх и поглядим.
Он покорно пошел со мной. Когда мы поднимались в лифте, он сказал:
— Она всегда была славная девушка. Зачем она понадобилась полиции?
— А я разве сказал, что она нужна полиции? — спросил я и хмуро ему улыбнулся. — Я только и хочу знать, почему входная дверь открыта, когда ее там нет.
— Может, она вышла и забыла запереть ее, — подумав, сказал он. Я видел, что эта идея доставила ему удовольствие.
— А ты соображаешь, — сказал я, когда лифт со скрипом остановился. Я с радостью вышел из него. Он, казалось, недостаточно силен, чтобы поднять даже одного человека, не говоря уже о двух. — Ты видел, как она выходила?
Он сказал, что не видел.
— А увидел бы, если бы она действительно вышла?
— Да. — Он заморгал, и кадык у него снова заходил. — Из моей комнаты виден вход в подъезд.
— Ты уверен, что она не выходила в последние десять минут?
Нет, в этом он не мог быть уверен. Он готовил себе ланч.
Мы прошли по длинному коридору в тупичок, а оттуда — в квартиру сиделки Гэрни, заглянули во все комнаты, но ее по-прежнему не оказалось ни в одной из них.
— Ее нет, — сказал я. — Как еще она могла выйти из здания, если не через подъезд?
Посмотрев на стену долгим пустым взглядом, он ответил, что другого выхода нет.
Я ткнул пальцем в квартиру напротив.
— А кто эта толстушка, которая ест сливы?
На этот раз его кадык совсем пропал.
— Сливы?! — повторил он и попятился. По-моему, он решил, что я чокнутый.
— Да. Так кто она?
Он посмотрел на дверь квартиры 244, заморгал и повернул на меня испуганные глаза.
— Там, мистер?
— Да.
Он покачал головой.
— Там никто не живет. Эта квартира сдается.
Я ощутил, как у меня по спине побежал вдруг холодок. Я прошел мимо старика и нажал на кнопку звонка большим пальцем. Я слышал, как звонок звонит и звонит, но дверь никто не открывал.
— У тебя есть отмычка?
Он порылся в карманах, вытащил какой-то ключ и протянул мне.
— Там никого нет, мистер, — сказал он. — Квартира пустует уже несколько недель.
Я повернул ключ в замке, толкнул дверь и вошел в прихожую, точно такую же, как и прихожая у сиделки Гэрни. Быстро осмотрел все комнаты. Квартира была совершенно пустая.
Одно окно выходило на пожарную лестницу. Я поднял раму и высунулся. Внизу был переулок, ведущий к Скайлайн-авеню. Сильный мужчина мог бы запросто спуститься с девушкой по этой лестнице к поджидавшей внизу машине.
Высунувшись подальше, я увидел на одной из железных ступенек косточку от сливы. Как жаль, что она ее не проглотила, может, и подавилась бы.
Глава третья
Было время, когда я с гордостью воображал, что у меня некрикливый, хорошо обставленный, сверхроскошный кабинет, который производит впечатление на клиентов. Мы с Полой потратили уйму с таким трудом заработанных денег на мой письменный стол, на ковер и драпировку, на книжные шкафы. Мы даже разорились на пару оригинальных акварелей, написанных одним местным художником, который, если судить по ценам, считал себя принадлежащим к старым мастерам. Возможно, он действительно к ним принадлежал, хотя лично для меня это была тайна за семью печатями. Все это было еще до того, как мне представилась возможность повидать другие кабинеты в «Орчид билдингс». Одни из них были получше моего, другие нет, однако при виде их у меня не возникало желания переделать свой собственный. Одно возникло у меня, только когда я вошел в кабинет Манфреда Уиллета, президента фирмы адвокатов «Глинн энд Коппли». Я с одного взгляда понял, что до него мне явно далеко. По сравнению с его кабинетом мой напоминал трущобы Истсайда.
Комната была просторная, с высоким потолком, с дубовыми панелями. В дальнем ее конце, под тремя огромными, до потолка, окнами помещался письменный стол, такой здоровенный, что на нем можно было бы играть в бильярд. У камина, в котором мог бы спрятаться небольшой слон, стояло четыре или пять кресел и большой мягкий диван. Ворс на ковре был до того толстый, что его впору было подстригать газонокосилкой. На каминной доске и на разбросанных по всей комнате фигурных столиках лежали отборнейшие резные вещицы из нефрита. Прибор на письменном столе был чистого серебра, его постоянно начищали до блеска. Белые жалюзи не пропускали солнца. Температуру в комнате регулировал тихо работающий кондиционер. Двойные окна, звуконепроницаемые стены и обитая резиной дверь настаивали на полной тишине. В таком кабинете урчание в животе показалось бы столь же громким, как грохот целой тонны гравия, сброшенного в мусоропровод.
Манфред Уиллет сидел на мягком вращающемся стуле за этим огромным столом, куря толстую овальную сигарету с золоченым мундштучком. Это был высокий, солидный мужчина лет сорока пяти, черные волосы подернуты сединой, чисто выбритое удивительно красивое лицо под цвет орехового дерева стола. При виде его сшитого в Лондоне костюма позеленел бы от зависти любой киноактер, а его сорочка была столь же безупречна и бела, как первый весенний подснежник.