Страница 8 из 20
Оба обрадовались друг другу, хотя Мальгин видел это, а Ромашин нет. На жемчужно-сером фоне пси-зрения хирурга Игнат всегда делился на две дюжины «призраков», почти совпадавших контурами: первая — всех оттенков светло-зеленого цвета, вторая — голубого, и обе дюжины (пакеты биополей «тэта» и «гамма») прекрасно укладывались в характер Атоса, каким его описал Дюма. Правда, с некоторыми несущественными отклонениями в сторону характера Арамиса.
— Совершенно случайно шел мимо, — сказал Ромашин с веселым блеском в глазах. — А вы не ко мне?
— Хотел проведать Лондонов. Жена и дочь могут знать, где он находится.
— Зачем он вам понадобился?
— Майкл обладает полным запасом маатанских знаний, не то что я, и, вероятно, знает, как найти Шаламова. В конце концов надо же когда-то ставить точки над «i». — Клим имел в виду ситуацию с Купавой и не стал пояснять свои слова, но Ромашин понял, что за этим стоит личное.
— Что ж, попробуйте. А вечером встретимся у меня, не возражаете? Единственная закавыка: я не знаю, где Аристарх. Может, вы в курсе?
— Мне он тоже ничего не говорил, но я попробую отыскать его.
— Итак, часов в девять по среднесолнечному вас устроит?
— Вполне. — Они разошлись в разные стороны. Через полчаса Клим входил в квартиру Майкла Лондона, семья которого собиралась ко сну: здесь царил поздний вечер.
Пробыл хирург у Лондонов недолго, ни Катерина, жена Майкла, ни его дочь Акулина, смущенная чем-то, не знали, где в данный момент находится их муж и отец.
Спектр их пси-двойников различался мало, разве что у Акулины их было больше, чем у матери, и к голубому и розовому заметно примешивались вишневые и багровые тона, говорившие о переживаниях за родного человека.
Катерина Лондон была одета по моде флапперс[15] — в шорты и спортивную майку, да и прическу имела соответствующую: волосы коротко острижены и зачесаны на лоб. Акулина куталась в пузырящийся, переливающийся всеми цветами радуги халат, будто ей было холодно. И обе женщины смотрели на гостя с тревогой и ожиданием.
С тех пор как Мальгин впервые побывал в гостях у Лондонов, в квартире ничего не изменилось, лишь к запахам «одор ди феммина»[16] прибавились запахи кухни и сушеных трав. Но запахов «лунной пыли», странных и дразнящих, сопутствующих путешественникам по звездам, Клим не почувствовал. Зато он сразу отметил необычный перстень на пальце Катерины: он то становился твердым, блестящим, ощутимо металлическим, то расплывался колечком зеленого дыма с искорками внутри.
— Майкл подарил? — кивнул хирург на перстень.
— Что? А… да, — подтвердила Катерина, озабоченно посмотрев на руку. — Два дня назад я обнаружила кольцо в шкатулке с пси-запиской: это тебе, носи, не снимая.
Два дня назад Лондон был на Земле, подумал Мальгин. Мне он тоже звонил в это время. Впрочем, может быть, он никуда с Земли и не уходил, а с семьей не живет, чтобы лишний раз не травмировать женщин.
— Значит, дома он не появлялся? Расскажите-ка еще раз о своих впечатлениях от прежних встреч. Если, конечно, это не слишком вас расстраивает, — добавил хирург вежливо.
Катерина, а потом и ее дочь рассказали, дополняя друг друга, как вел себя Майкл после ухода из реанимационного отделения института, и Мальгин понял их не проходящее до сих пор ошеломление, тревогу, растерянность и надежду. Надежду на возвращение «полноценного» любимого человека. Но понял Клим также и самого Лондона, принявшего чудовищный груз маатанского «закупоренного» знания. Если уж закаленный Мальгин с трудом оборонялся от нападения своего второго «я» — программы «черного человека», получив минимум чужого знания, то что говорить о Майкле? Утешить женщин было нечем, хотя Клим и попытался это сделать; перед уходом он попросил их, чтобы ему дали знать, как только Майкл появится дома.
Он не стал задерживаться в доме Лондона, несмотря на приглашение поужинать и собственное желание перекусить. Схожесть Акулины с Купавой мешала сосредоточиться, сбивая с мысли, и в душе почему-то крепла уверенность, что с Купавой что-то случилось.
Попрощавшись с женщинами, почти одинаковыми в переживаниях, разве что одна была старше и сдержанней, Мальгин перенесся в Нижний Новгород, на окраине которого жил Железовский. Однако дома математика не было. Не оказалось его и на территории Института внеземных культур, расположенного подо Ржевом. Тогда Мальгин углубился в лес, окружавший лаборатории ИВК, по тропинке забрался в глухой уголок и присел на гранитный валун, останец древнего ледника, лежащий в окружении столетних акаций, берез и клена.
Сосредоточился.
Временами, где бы он ни находился, на него накатывал глухой шум — в пси-диапазоне, напоминающий шум прибоя и говор толпы одновременно, и отстроиться от него, заглушить было не так-то просто. Клим относил это явление к эффектам работы «черных кладов» и намеревался с помощью Аристарха «задавить» шум окончательно. С трудом избавившись от шумового фона и на этот раз, хирург прислушался к себе, к настороженной тишине вокруг и, подумав: ну, мои мысли — мои скакуны, как поется в песне, не подведите! — включил «форсаж» сердца и гиперохват мозга.
Голова стала стремительно распухать, вбирая в себя окружающий мир: исчезли деревья, лес ушел вниз, стал виден словно с высоты птичьего полета, затем и он отодвинулся, превратился в ковер, объем видения все увеличивался и увеличивался, захватил всю Землю, Приземелье, Солнечную систему, Галактику, и, наконец, Мальгин испытал ни с чем не сравнимое ощущение необъятности Вселенной! Казалось, пошевельни он пальцем — и взорвется целое скопление галактик! Колоссальные объемы пустоты, заполнявшей пространство между волокнами и стенками галактических сверхскоплений, проходили сквозь голову, как воздух сквозь сито, оставляя странные шорохи, глухое бормотание неведомых стихий и непонятные шепоты неведомых существ…
И вот на этом черном и одновременно прозрачном фоне, полном жизни и движения, тишины и грохота, из конца в конец Вселенной промелькнули сиреневые зарницы, беззвучно сотрясая Мироздание (мгновенная боль в глазных яблоках и в ушах, будто иглы загнали), и Клим услышал отчетливый, раскатистый шепот:
— Мастер, немедленно выходи из транса! Ты не подготовлен.
— Кто это? Аристарх, ты?
— Немедленно сними напряжение, загонишь сердце!
— Где ты? Я просто пытаюсь найти тебя, а меня забросило куда-то в дальние дали. Желательно встретиться сегодня у Ромашина, обговорить кое-какие планы.
— Я на Плутоне, буду к вечеру. Отключайся, ты еще не сидишь в нашем поле, а в одиночку такие сеансы осилить невозможно.
— Я встретил Варлица…
— Ганса Варлица? Он же на Меркурии, один из старейших интрасенсов, ему сто двенадцать лет. Ну и что?
— Он посоветовал то же самое — «впаять» меня в это ваше поле.
— Встретимся — обговорим. — Железовский не смог удержаться от восхищения, прозвучавшего в его последних пси-фразах. — Ну ты и даешь, мастер! Чтобы самому, без помощи и тренинга раскрыть границы гипервидения на миллиарды километров и выйти в Запределье — это надо суметь! Что, кстати, чревато для здоровья, резервов может и не хватить.
— Мне казалось, я «обнял» всю Вселенную…
— Когда я впервые вышел на этот уровень гипервидения, мне тоже показалось, что я вижу всю Вселенную. Отключайся. А когда придешь в себя, позвони отцу.
— А в чем дело? — Тревога вошла в сердце горячим свинцом.
Но пси-голос Железовского уже потерялся в шумах пространства, перестал сотрясать громадные просторы пустоты, исчез.
Клим хотел найти в этой пустоте двойной шарик Плутона-Харона, но сил не хватило, и мир вокруг начал стремительно сжиматься, пока не провалился в кратер головы. Боль ударила по нервам кипучим валом…
Глава 3
Зеленое и голубое… Внизу зеленое: бесконечная равнина, леса и поля с морем трав; вверху голубое: небо и космос за ним, не черный, не глубокий и мрачный — тоже голубой… Тепло… ни ветерка, ни звука — идиллия… Но что это появилось в небесной голубизне? Черная точка… она увеличивается. И цвет неба стал изменяться от голубого к синему, скатываться в фиолетовый… Точка приблизилась, превратилась в «черного человека», угловатую кристаллическую глыбу без глаз, но с мощными орлиными крыльями. «Черный человек» остановился напротив, изредка пошевеливая крыльями, и внимательно посмотрел — впечатление было, что он именно посмотрел — без глаз! — на того, кто преградил ему путь…
15
Флапперс — женщина-подросток.
16
Odor di femmina — запах женщины (ит.).