Узники смерти

Майор вспомнил, с какой подленькой улыбочкой Черков закладывал своего коллегу по работе. Ведь именно от него Зотов узнал, что Куданова трахается с экземплярами, да и не только это. Почти все сотрудники лаборатории были информаторами Особого отдела и Черков с Кудановой не исключение.

"Нет, — думал Зотов, — на сообщников они не похожи, хотя это тоже может быть очередной уловкой. Но если нет, то как объяснить их стопроцентное алиби в убийстве лейтенанта? Значит, есть четвертый, но кто он, черт возьми, и как проник в лабораторию, ведь никаких свидетельств, что убийца опять воспользовался шахтой, не обнаружено.

— Поэтому ты решил, что они не работали вместе? — спросил полковник, устало зевнув.

— Чутье.

— Извини, но у тебя и с Мизиным было чутье.

На это трудно было что-нибудь возразить, и Зотов промолчал.

Он устало потянулся и встал с кресла. После бессонной ночи в глаза словно песок насыпали.

— Пойду холодный душ приму, — сказал он прикорнувшему напротив Саблину.

— Давай, я после тебя.

В половине девятого офицеры уже сидели в столовой. За завтраком они незаметно, но очень внимательно наблюдали за Черковым. Профессор, как ни в чем ни бывало, уминал свою любимую манную кашу, запивая какао.

— Да он великий артист, — прошептал Саблин.

Продолжение разговора было в кабинете Зотова.

— Значит так, — рассуждал полковник, развалившись на кожаном диване. — Запрос в Москву мы уже послали. Если генерал не отходит от очередного выезда в баню, то сейчас ему должны принести телеграмму. Пока он ее переварит, посоветуется с товарищами… Короче, часиков в одиннадцать получим ответ.

Саблин не знал, что, кроме телеграммы куратору Зоны генералу Быкову, Дмитрий Петрович послал еще одну — своему непосредственному шефу генералу Орлову.

Зазвонил телефон.

— Зотов слушает… Иду.

— Из Москвы? — встрепенулся Саблин.

— Нет, надо почту принять. Подожди здесь, я скоро.

Майор вышел из кабинета. Он не соврал, хотя и не досказал правду: пришла телеграмма от Орлова. В ней говорилось, что Дмитрий Николаевич может действовать по своему усмотрению.

"Ну, генерал, — усмехнулся Зотов. — Прикрыл свою задницу. А впрочем, чего я ожидал — точных указаний?"

Через час пришел ответ от Быкова с точно таким же текстом. Оба генерала, не сговариваясь, давали полную свободу действий своим подчиненным.

В двенадцать часов у начальника Зоны состоялось совещание, на котором присутствовали: профессор Седой, полковник Саблин, майор Зотов и оба заместителя, отозванные из отпуска.

После часовых дебатов уважаемое собрание постановило: установить за профессорами Черковым и Мизиным постоянное наблюдение. С этой целью во втором блоке уже были установлены скрытые камеры. Пункт наблюдения разместили в подсобном помещении соседнего третьего блока. Дома у профессоров включили подслушивающие устройства. Было дано указание всем постам и информаторам сообщать обо всех перемещениях Черкова и Мизина.

Дежурство на пункте наблюдения со сменами в четыре часа распределили между Зотовым, Саблиным и двумя старшими офицерами охраны.

На первую смену вызвался полковник Саблин.

14

Черков появился в лаборатории к двум часам дня, так как до обеда он отдыхал после ночных опытов, часть которых пришлось отложить из-за исчезновения Куда-новой. Майор решил посетить профессора и поговорить по душам.

Спустившись во второй блок, Зотов вступил во владения Черкова. Самого профессора майор нашел в пятом отсеке — точной копии того, где было совершено убийство Макарина.

Каждый раз. когда Дмитрий Николаевич заходил к профессору, он ощущал смешанное чувство омерзения и жалости к его подопечным. Лишь служебная необходимость заставляла осматривать камеры.

В пятом отсеке находились заключенные, подвергнутые разным степеням лучевой, химической, бактериологической и других видов обработки. Соответственно и вели они себя по-разному — одни ходили из угла в угол, лихорадочно расчесывая до крови огромные язвы; другие сидели на полу, счищая струпья; третьи, не в силах двигаться, лежали на кроватях, тая на глазах, как весенний лед. Были и такие, что дергались в страшных конвульсиях, раздирая скрюченными пальцами свое изможденное тело, неспособные более терпеть жестокие муки, на которые их обрекал профессор.

В коридоре не было слышно жутких предсмертных воплей, но эта тишина действовала на нервы майора более угнетающе, нежели стоны.

В конце коридора находилась лаборатория. Открыв дверь, Зотов сразу увидел профессора. Тот стоял рядом с прозрачным колпаком, под которым лежал погруженный в жидкость обнаженный человек и делал пометки в журнале.

Сорокалетний профессор был небольшого роста. Из-за внешнего сходства с Лениным, он носил кличку "Ильич". Его постоянно бегающие маленькие глазки казались неспособны были остановиться на чем-то более секунды. При всем своем уме, Черков обладал ужасным характером. С более сильными людьми, Андрей Митрофанович был невыносимым подхалимом, но если чувствовал превосходство — мгновенно превращался в жестокого хищника. На своих жертвах он отыгрывался за собственное ничтожество.

Услышав шум открывающейся двери, профессор обернулся:

— А-а, Дмитрий Николаевич, здравствуйте еще раз. — Черков расплылся- в льстивой улыбке. — Опять надо отчет в Москву писать?

— И это тоже, — Зотова всегда передергивало от его улыбки.

— Между прочим, раз уж вы здесь, не хотите ли осмотреть мой новый экземпляр для ВМФ? Правда, чтобы перевести его на океаническую воду, мне понадобится время и наша база на Дальнем Востоке, но в принципе, на бумаге, все расчеты готовы, дело лишь за практическим внедрением. Есть, конечно, проблема с давлением на больших глубинах и еще кое-какие вопросы, но я с ними справлюсь. А знаете, что натолкнуло меня на научный поиск и решение столь трудной задачи?

Зотов пожал плечами, так и не решив, как смотреть на профессора — как на ученого или на сумасшедшего, хотя в некотором смысле это одно и тоже.

— Я так и знал, — продолжал Черков. — Вы когда-нибудь слышали об африканской двоякодышащей рыбе-протоптере из озера Чад?.. И не удивительно — это не ваш профиль. Конечно же, рыба не является прообразом моего детища, а послужила лишь основным звеном, которое соединило мои доселе безуспешные попытки. Ученые давно работают с протоптером, вырабатывая из его мозга некий экстракт, применяемый в качестве снотворного лишенного каких-либо побочных вредных действий. Я тоже занимался в свое время этой проблемой, естественно, для своих целей, пока вдруг не обнаружил весьма интересные вещи…

Профессор светился радостью, гордостью и собственным величием. Он говорил взахлеб, почти без перерывов и остановок, яростно жестикулируя руками и на удивление широко раскрыв свои крысиные глазки. Он окончательно подавил майора научными словечками, формулами, расчетами, в которых Зотов понимал столько же, сколько профессор в ловле шпионов.

— Конечно все это пока в сыром виде, — наконец-то начал закругляться Чернов. — Требует тщательной доработки, и неизвестно еще какие трудности ожидают меня впереди, но сама проблема, я считаю, решена. О перспективах мне и говорить страшно…

"Да он точно сумасшедший, — подумал Зотов. — Все-таки правильно я говорил: в таких лабораториях должны работать либо фанатики, либо отъявленные негодяи. Интересно, к какой категории я отношу себя?"

Профессор в это время перевел дыхание и с торжественным видом уставился на Зотова. Он не мешал майору переваривать полученную информацию. С интересом наблюдая за его реакцией, Черков был несколько разочарован, увидев абсолютно бесстрастное лицо майора, без признаков каких-либо мыслей. Профессор тяжело вздохнул, подумав, что солдафон есть солдафон, и распинаться перед ним, все равно что метать бисер перед свиньями.

Но Чернов ошибался. Зотов по достоинству оценил его открытие и был поражен, как этот маленький, тщедушный человек мог перевернуть незыблемые законы природы, посягнув на роль Господа Бога.